Жизнь сэра Артура Конан Дойла. Человек, который был Шерлоком Холмсом
Шрифт:
Артур должен был уехать из Фельдкирха в конце июня. По приезде в Эдинбург он надеялся получить шотландскую стипендию: он гордо верил в то, что, по крайней мере, сможет отличиться в химии. По одному из планов экономии средств, разработанному господами Кук, он подсчитал, что на скромную сумму всего в пять фунтов стерлингов сможет совершить довольно сложную поездку по Европе и навестить дедушку Майкла Конана в Париже.
Таким образом и прибыл в Париж с книгой о конических сечениях в руках, Эдгаром Алланом По в голове и двумя пенсами в кармане. Пройдя в жаркий день по пыльной дороге, он застал дедушку Конана сидевшим без пиджака в садике позади своего дома номер 65 по авеню Ваграм. Он знрл, что встретил
Как и Мэри Фоли, он заставил мальчика вновь засиять фамильной гордостью. Не менее важным было то, что он мог сочувствовать. Для него слова были фейерверком; он мог понять приверженность племянника этим двум трудно сопоставимым его наставникам — Маколею и По. Стуча кулаком по столу, он воздал должное заслугам каждого: он ругал старомодного Вига, который, как он сказал, был чертовски не прав по слишком многим деталям фактов, а американцу при всем его высочайшем искусстве, ей-богу, нельзя было доверять, если он не находился на расстоянии нескольких миль от бутылки бренди.
С дедушкой Конаном и его маленькой женой бабушкой Сюзан Артур провел несколько прекрасных недель. Пройденная подготовка, инстинкт, происхождение — все это привязало его к Франции, все здесь было полно очарования. Много времени они проводили в саду; при его тучном объеме дедушка Конан плохо ходил, и ему должна была помогать бабушка Сюзан. Однажды в саду, ближе к вечеру за несколько дней до его отъезда домой, дедушка Конан угрюмо заговорил о семейных делах.
«Вот эта твоя медицинская карьера. — Его лохматые брови сошлись на переносице. — Пять лет или хотя бы четыре. Не будет ли это определенным бременем для отца с матерью?»
«Да, сэр. Но если я заслужу стипендию, то, как мне говорят, оплачу свои расходы надолго вперед. А потом, видите ли (по крайней мере, так объяснял доктор Уоллер), можно будет наняться помощником к настоящему доктору и таким образом немного подрабатывать, пока учишься».
«Ты хочешь быть доктором?»
«Простите, сэр?»
«Я говорю: ты хочешь быть доктором?»
Конечно, он в какой-то мере хотел. По крайней мере, не было ничего другого, что бы он хотел делать или считал себя способным к этому. Он будет упорно работать, дай Бог помощи! Сейчас в Пари..; г, где сквозь листву каштановых деревьев светили уличные фонари, его чувства любви перенеслись к более суровому городу: к его сероглазой и близорукой матери, к сестрам, к трехлетнему брату, к отцу, чья высокая сутулая тень вырисовывалась на заднем плане. Хотя он еще не осознавал этого, то был конец его детства.
Да, думал он, хорошо, что буду изучать медицину.
Глава 3
НЕПРИЯТНЫЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ
Молодой доктор Конан Дойл, проживавший по адресу: дом номер 1, Буш-Виллас, Элм-Гроув, Саутси, под покровом темноты прокрался к медной дощечке, прикрепленной на щраде его дома, чтобы отполировать ее.
Соседи ни в коем случае не должны знать, что он не может позволить себе нанять прислугу, особенно в таком фешенебельном пригороде Портсмута. Дом, которым он так гордился, был построен из неброского красного кирпича, состоял из трех тесных этажей и находился на оживленной улице недалеко от пересечения Элм-Гроув с Лардж-роуд, Кингс-роуд и Парк-стрит. После полуночи, однако, никто не должен был увидеть, как он чистит дощечку.
Если не считать драки с чернорабочим в первый же день пребывания в Портсмуте (этот парень не по-рыцарски толкнул его жену и позднее стал пациентом), профессиональное поведение доктора
В ту сентябрьскую ночь 1882 года любой прохожий увидел бы человека ростом шесть футов и два дюйма, одетого в сюртук и казавшегося при этом еще выше из-за его огромной ширины, при тренировочном весе пятнадцать стон [1] и ни капли жира. Над накрахмаленным воротничком и затянутым галстуком неясно вырисовывалось большое моложавое, серьезное лицо: зачесанные надо лбом волосы с пробором, длинные бакенбарды и только небольшая полоска усов.
1
Пятнадцать стон —210 фунтов. (Примеч. перев.)
Много событий произошло с осени 1876 года, когда застенчивый паренек поступил в Эдинбургский университет и досужими вечерами приводил в оцепенение свою семью, читая вслух рассказы По. Он добился стипендии. Но из-за канцелярской ошибки эти деньги получил кто-то еще. Артур решил, что, поскольку он уже получил знания в медицине в объеме двух лет, программу каждого года он будет проходить за полгода. Тогда в освободившееся время он сможет подрабатывать помощником врача несколько лишних фунтов, чтобы помогать содержать семью.
В Эдинбургском университете было немного из того, что обычно называют студенческой жизнью. Жили во временно снимаемых комнатах или, как Артур, дома. Платили за учебу, чтобы по выбору слушать лекции великих преподавателей. Никаких других контактов между профессорами и студентами не было. Во время каникул на острове Арран в 1877 году Артур с удивлением встретил там такую персону, как доктор Джозеф Белл. Артуру казалось невероятным, чтобы такой аскетический человек науки находился на отдыхе, и поэтому юноша удивлялся, что же доктор там делал. Парад профессоров, в большинстве случаев с характерными чертами оригинальности, что составляет радость в. студенческой жизни, всегда оставлял свой отпечаток на унылых занятиях в классах. Был, например, сэр Чарльз Уайвилл Томсон, зоолог, который на деревянном корвете «Корабль ее величества Челленджер» обошел все моря в поисках новых форм жизни животных. Или профессор Разерфорд с его черной ассирийской бородой и раскатистым голосом; этот голос эхом разносился по коридорам, когда профессор Разерфорд начинал свою лекцию, еще не успев войти в аудиторию. Лучше всех, пожалуй, Артур запомнил все того же Джозефа Белла, о котором так много слышал весь мир, поскольку он был человеком необычайной личной доброты.
Ему едва исполнилось сорок с небольшим, и это была добрая душа, что едва ли соответствовало ходившей легенде о его суровости. Он обладал сдержанным чувством юмора, которым подкреплял свою силу убеждения, доводя до сознания студентов то, что они должны использовать глаза, уши, руки и мозги при постановке диагноза.
Очень худой, с проворными руками и копной темных волос, стоявших на голове, подобно щетине на щетке, он восседал за своим столом в большой, с голыми стенами комнате в окружении ассистентов и студентов. В обязанности Артура входило объявлять темы одну за другой.
«Этот человек, — заявлял доктор Белл с сильным шотландским акцентом, — сапожник-левша. — Он выдерживал паузу, с тщательно скрытым ликованием наблюдая за озадаченными взглядами студентов. — Замэттье, джентльмены, изношенные места с эзломами там, где у сапожника находится выколотка. Правая сторона, как вы видите, на-амного болше изношена, чем левая. Он пользуется левой рукой для отбивки кожи».
Или, сжав пальцы, произносил: «Этот человек — французский чистильщик обуви». Потом, округлив глаза, выкрикивал: «Ну же! Неужели вы не чувствуете его з-запаха?»