Коробка с красным померанцем —Моя каморка.Б. Пастернак
Коробка с красным померанцем,А нам без срокаЖить с померанцами бок о бок,И нет порога.И некуда от них деваться.Огромный короб —Коробка с красным померанцемНакрыла город.Накрыла склоны гор и дали,Вобрала море.Клаустрофобией зажала,Заткнула щели;А нас ведь даже не сажали,Мы сами сели.
Понятно, речь тут о померанцевых (в частности, цитрусовых), но автор как-то заметил, что связывал это и с эссеистикой Григория
Померанца.
4. P.S
Все учтено в потоках чистогана.
Все учтено, все учтено,
И даже то, могучим ураганом
В Европу Веной вскрытое окно.
Далее шли два стихотворения, которые автор иногда называл: первая и вторая баллада. Их форма лишь отдаленно напоминает французскую балладную форму, да еще и без схемы рифмовки. Почему-то автору эта ложная “балладность” была дорога.
И скучно и грустно
I
Среди выщербленных скал в сторонкеСидит мальчишка у тропы.Глаза больны и пальцы тонки,А ощущения – тупы.Он ждет кого-то, ждет спасения,Он ждет, Спаситель не идет,И искривили опасенияСухой, чуть приоткрытый рот.Но вот фигура, и, как кошка,Бесёнок мой припал к ногам.Прощенья просит, просит крошки,А тот перешагнул, немножко скользнув по сведенным рукам.Глаза он поднял, непрощенный:Прозрачный шлейф и ласты ног.Господь, конечно, ни при чем, нокак я ошибиться мог?………………………………………………………………..………………………………………………………………..И снова ждет – паук в засаде,И повторяется подлог.То раз в три дня, то трижды на деньКричит “прости”, но глохнет слог.Смотрю со стороны – и грустно,И скучно, больно и смешноЯ бы тащил его наружу,Но он ведь не пойдет со мной.
Была еще приписка автора: “Листок с этим стихотворением случайно нашелся. На нем еще четыре строчки, формально дополняющие его до балладной формы, но в остальном – лишние. Зато сбоку такой апограф (или гипограф?):
Ну вот, обидел паука,Моя небрежная рукаПорвала паутинку —Его авоську с рынка,С паучьей свежей пищей.Паук в углу, как нищий”.
Пропущенные строчки он мне, разумеется, не сообщил, а про паука устно читал: не “авоська”, а “корзинка с рынка”.
II
И скучно, и грустно, и нет больше силСносить эту смертную муку.Меня кто-то тупо и злобно избил,На дыбе мне выломал руки.И вот я вишу. Оборваться – конец,До верха добраться не в силах Вишу, подо мною внизу студенец —Кровь, кости и рваные жилы.Со свистом проносится мимо меняТо камень, то битая склянка,А то пролетит и, о камни гремя,Сомнется консервная банка.Какое веселье, везенье весь деньпотратить на это висение,А к вечеру, как ему только не лень,Палач возвратится усердный.“Ну что же сегодня, помнем ему мозгили, может, возьмемся за сердце?”В руках его я как податливый воск,Но мне очень больно, поверьте.День снова проходит, и снова иградля беса, за сутками сутки.Веревка, однако, тоньшает. Ура!Висеть остается минутку,И рвется. Я в бездну врезаюсь, и вотПоспорит о мне с моим ангелом Тот [4] .
4
Естественно, он читал: “Чёрт”.
Еще один Дон Кихот
Забрало опущено намертво,Копье – на уступе щита,И всё, что царапалось, замерло,Надежда и всё – суета.Я долг понимаю по-своему,Но, как его ни понимать,Настолько
тут все пересолено,Что шлем не придется снимать.Пожалуй, нет смысла пришпоривать,И так ждет достойный удар.Успел еще крикнуть: – До скорого! —Пока из седла вылетал.Я выбит – казалось бы, кончено,Но, недолетев [5] до земли,Увидел я нового конного,И вызов ему понесли.
5
Автор очень настаивал на слитном написании – тут “недолетев” происходит от слова “недолет”. А недолет до земли – хроническое и принципиальное свойство данного персонажа, а вовсе не незавершенный полет. Кстати, автор утверждал, что никогда не воспринимал себя как лирического героя этого стиха, несмотря на первое лицо.
1983 г.
Совершенно не понимаю, почему именно тут автор решил поставить год написания.
66-й сонет Шекспира
М., крестной
Измучен до потери воли к жизниЯ между унижением слугиИ наглостью хозяина бесстыжей.С уверенностью собственной рукиЕе неверностью. И превосходством хамаНад честью. И невинностью в капкане.И знать, что был – и был зарыт талант,И мощь предать – чтоб в немощи укрыться,И чушь нести – чтоб не кусаться с крысой.А чтоб не врать – являться дураком,Не злу служа – использоваться злом.А выход – только шаг в оконной раме.Но не могу же я расстаться с Вами.
На мое замечание, что первые шесть строк – слабые и банальные, автор воскликнул: “Разумеется! Так же, как у Шекспира. Зато какие следующие шесть!”
Я хотел отправить это в раздел переводов, но автор не разрешил. Сказал, что это не перевод 66-го сонета, “66-й сонет” – только название стихотворения. Хотя я с ним и не согласен, пришлось уступить.
«Наконец-то отпыхало лето…»
Наконец-то отпыхало лето,Без движений немного знобит,И на женщинах что-то надето,И теплей и понятней их вид.Наконец колесо провернулосьИ опять замерло' [6] на нуле,И помеченный крестиком нуликЗадрожал на оконном стекле.Мы катились, мы долго искалиГде тут дом, где присесть, где мы сами,А стекло запотело, и каплиПо нему покатились слезами…
6
Авторские шутки про слово “замерло'” я опускаю.
«Вот и время разбрасывать камни…»
Вот и время разбрасывать камни.Камни знают это и сами,но и зная, летят со слезами,об углы разбивая грани.Рвутся нити со звоном в тканииз которой завеса в Храме,меркнет солнце, уходит Свет.Распинается мироздание:“О Спаситель, останься с нами!Неужели нельзя умнее?Неужели мало умениевсех веков и всех поколений,чтобы Слову коснуться тления?”Но и камню и ткани ясноЯсно, что их мольбы напрасны,что иного у Бога нет!А за этим, кося за шоры,иудеи чинят заборы.Их ни горе камней не ранит,ни смертельное ткани пение,ни…
“дальше забыл”.
При этом несколько раз приводил это как пример пользы забывания.
Устно еще пояснял, что под “чинят заборы” подразумевал иудейские ограды вокруг “закона”, но не обошлось и без шуток про “починяют примус”.
Развод
Я не жилец на три-четыре дома,И вместе с тем совсем не дезертир,Но если прорвано и если слишком тонко,То надо уходить с прифронтовых квартир.А там, где оставаться нету толку,Удерживаться больше ни к чему,Ведь не боязнь потери книжной полкиУдержит полк и истребит чуму.Так что же, уходить по одному?