Жизнь спустя

Шнитке Михаил

Пустыня остается

(Иконопись)

Горечь разнообразий,я весь город облазил: Горсти образов раннихи безобразий.Но еще остается пустыня,Ведь в ней светотени нет места,И лучей безразлична отвесность.Ты с нею кипишь или стынешь,Пережив состоянье системыИ не составляя картины.

А. говорил, что первые четыре строчки тут почти случайны. Они существовали в огромном

количестве вариантов, и все – не слишком интересные. “Сегодня я бы заменил их отточием, но тогда я к этому был не готов и не хочу сейчас переписывать прошлое”.

Три строфы

вечерВ темной комнате лежа,взгляд точно пытаясь уставить,Сочиняю я письма,хорошие письма тебе.Но слова улетают.Вверх.Через дырявую память.Их как дым и кусочки горящей бумагинесет по трубе.ночьА потом рассыпаются связиизмученных образов.И пуста и тупакрутит ночь мне свой калейдоскоп.Впечатления дня, впечатления жизни разобраны,я не сплю,но меня засыпают, сорвавшись со скоб.утроВпечатлений волна с недосыпа упорногоМне выносит всегдаощущенье тебя.После ночи без снатак полна, так бесспорна ты,Как от листьев оторванныхощущенье стебля.Но от сряща полуденных бесов тупеешь,тупишь, уступаешь.День спустя, жизнь спустя,все спустя до копейки, дотла, до кости.– Прости, ты чихнула, Сова.– Бог простит.Но отчетливо вдруг понимаешь:В этой комнате темной оставил талант,золотой эталон.А взамен получил, потащил и принес три строфы.Сохранил их на вечный потом.

Поскольку последнее стихотворение очень важно, приведу по возможности полный отчет о его обсуждениях с автором. Диалоги приводятся не в хронологическом порядке, а в порядке расположения обсуждаемого в тексте. “С” – составитель, “А” – автор.

С. – Тебе не кажется, что “уставить” скорее ассоциируется не с “уставиться”, а с каким-то уставщичеством?

А. – Можешь заменить на “наставить”.

С. – Это еще хуже.

А. – Ну, не меняй.

___________________

С. – “Засыпают” – неудачный каламбур, и что еще за скобы такие?

А. – Скобы мне важны, на них все крепилось в нормальном состоянии сознания, по крайней мере, так я тогда это видел. А про каламбур – верно, но менять не буду, чтобы не испортить что-нибудь более важное.

___________________

С. – Рифма “стебля”, да еще в конце строфы вызывает определенную нежелательную ассоциацию.

А. – Несколько раз пытался ее поменять, но результат каждый раз был хуже оригинала, – обязательно терялась часть смысла.

С. – Не хочешь еще попробовать?

А. – Нет, и вообще, эта твоя нежелательная ассоциация даже где-то тут уместна.

___________________

С. – “Срящ” ведь это не нежелательная встреча, а сам неприятный встречный.

А. –

Считай, что поэтическая вольность, тем более что тут срящ – это и есть “бес полуденный”, – встречный.

С. – Читатель вряд ли это поймет.

А. – Вот ты и прокомментируешь.

___________________

С. – А про “сову” это вообще что?

А. – Это личное.

С. – А читателю оно зачем?

А. – Переморщится.

___________________

С. – А эталоны ведь делали из платины, а не из золота.

А. – Если ты намерен к такой ерунде цепляться, лучше выбрось все стихо.

С. – Да ведь оно центральное в книжке.

А. – Тем более.

От и до

Немедля едем в ту страну,

Где Бог всегда ведет войну.

Из оперы “Фактория”

Ближний Восток – особая статья,

Достойная назваться частью света.

От Ветхого до Нового Завета.

От вашего до нашего жилья.

Особенный, иссохший водосток,

Где страшная энергия жива

т всесожжения всегда на волосок,

От нашего до вашего стола.

На запад от Москвы – таков Восток.

Где манну ждешь, как зимнего дождя [7] .

Где мигом отмотаешь полный срок

От ветхого до вечного жида.

7

Вариант: Все ждешь, когда ж настанут холода.

Очень

Микророман в десяти наноглавах с прологом и эпилогом

Пролог

В огромном городе в ту ветреную осеньответ потребовался на простой вопрос.Я содрогнулся, но ответил: “очень!” —Признал, что счастье перерос.Мне было ясно, что вопрос – не личный,Что был другой – направленней, нежней.Вопрос, как и ответ, был третий, лишний,Но отдавал мою, кому нужней.Я понимал, что и ответ – не очень,Но после, с промежутком в много лет,Я узнавал такое, что “нет мочи”,И повторял вопрос-ответ.

* * *

Они уже больше получаса шли над обрывом в долину Гудзона. С реки на город полз вечерний, осенний, очень холодный, но сухой воздух. Назвать его ветром трудно, он был для этого слишком ровным, ламинарным. Только там, где он зацеплялся за что-нибудь: выступы домов, тумбы, скамейки, даже за поребрик – возникали небольшие завихрения. Они подымали пыль и сухие листья, но невысоко, в основном до щиколотки, редко выше коленей. Тем не менее, и несмотря на ходьбу, холод легко пробирался сквозь одежду, сквозь кожу, сквозь все.

Так они и шли, замороженные, на некотором расстоянии друг от друга, изредка перебрасываясь такими же холодными, не поднимающимися выше колен фразами.

* * *

Раньше, ясным осенним днем, он зашел за ней в университет, застал там на кафедре. Она попросила подождать на улице. Видно было, что она создает дистанцию, рисует рамки приличий, налаживает что-то, что еще минуту назад показалось бы ему нелепым и лишним между ними. Мог бы и сообразить, что происходит, и просто уйти, но вот уйти-то он еще не мог. Он растерянно побродил около часа по территории. Вечерело и быстро холодало.