Жизнь среди слонов
Шрифт:
Джен Эйр была куда менее активным матриархом, чем Боадицея. Почти все дни она бродила в зарослях Эндабаша, делая в день не более километра. Но ночью она обретала живость и совершала большие переходы, чем Боадицея. Любопытная инверсия суточной активности, связанная, по-видимому, со страхом перед человеком. Такой же пример перехода к ночному образу жизни наблюдался у львов парка Крюгера, когда был разрешен их отстрел. Как только отстрел запретили, хищники появились вновь на радость туристам. В некоторых парках, например в Уанки в Родезии, ночная деятельность слонов доминирует, хотя охота на них запрещена уже несколько лет. Должно быть, это результат наследственного опыта, передаваемого младшим от старших, которые ничего не забывают. Быть может, у Джен Эйр были неприятные встречи с колонистами
За все время Джен Эйр ни разу не покинула границ парка, но благодаря ей я познакомился со многими новыми слонами, которых иначе не увидел бы. Однажды утром я заметил громаднейшую самку с кривыми бивнями на краю обрыва у леса Маранг, высоко-высоко над парком. Левый бивень был особенно велик и загибался у самого основания. Удивительно, что он не сломался, поскольку мешал ее движениям. Ниже тропа упиралась в цирк с отвесными скалами, у подножия которых бродили Радио-Эвелин и Джен Эйр. Я не думал, что снова встречу ее, но в тот же вечер заметил ее на берегу Эндабаша. Она находилась в большом стаде из ста слонов — редкое зрелище в Маньяре, и ни один из них не относился к числу моих знакомых.
Сомнений не оставалось: слоны могли проникать прямо в парк — у них вряд ли хватило бы времени, чтобы пересечь ферму итальянца.
Утром мы с Мходжей приехали к подножию обрыва. Лес Маранг тонул в облаках и тумане, а на наши головы и спины лился непрерывный дождь. Дважды нам казалось, что мы нашли искомую дорогу, но каждый раз утыкались в отвесные скалы или водопады, скрытые нависшими деревьями. Наконец мы пересекли густейшие заросли шалфея и наткнулись на сеть слоновьих троп, сливавшихся чуть дальше в одну широкую тропу, которая петлями поднималась все выше и выше меж громадных скал и обрывов. Похолодало, но дождь перестал. С обеих сторон высились деревья, покрытые лишайником. Мы достигли границы тумана, и, к нашей радости, уклон стал более пологим — мы вступили под своды больших деревьев. Мы шли по гребню в зеленом лабиринте, вдоль которого тянулась самая большая из виденных мною слоновьих троп. От воздушного наблюдателя ее скрывала листва, хотя ширина тропы превышала 3 метра. Почва была утоптана тысячами слоновьих ног.
Отыскав эту дорогу, я взял себе за правило прятаться здесь и наблюдать за спускающимися и поднимающимися слонами. Эту границу пересекал непрерывный поток животных. Парк Маньяра вовсе не был замкнутой экологической системой. Теперь можно было предсказать последствия острейшего кризиса, если департамент вод и лесов изменит свою политику и разрешит отстрел слонов в лесу Маранг. Коль скоро слонов заставят искать убежища в парке, популяция последнего, и так самая плотная в Африке, удвоится.
Такая перспектива вновь заставила задуматься о важнейшей проблеме территориального поведения слонов. Если в парк явятся новые слоны, то как их встретят старожилы? Будут ли они защищать свое жизненное пространство и изгонять пришельцев? По окончании работы по радиослежению мне осталось собрать все данные о местах пребывания слонов и их перемещениях, сравнить площади, занимаемые каждой семейной группой, и отметить, как они перекрываются. Имелось 48 семейных групп и около 80 независимых самцов. Всех их я наблюдал четыре с половиной года более 5000 раз.
Территории сообществ значительно перекрывались. Слоны не дробили владения на мелкие кусочки, как это делают животные с территориальным поведением. Однако их территория не была и общей. Каждая семейная группа могла бродить в любом уголке парка, но многие отдавали предпочтение своим любимым местам. Боадицея держалась в основном в тридцатикилометровой зоне в центре парка. Радиослежение подтвердило контуры ее владений на карте, выполненной на основе визуальных наблюдений.
Джен Эйр проводила больше времени на юге, однако ее территория заходила на территорию Боадицеи. Другие группы не покидали Граунд Уотер Форест, ограничивая свои перемещения меньшей площадью. Большинство семей обходило свои владения за месяц, но в засушливый
Подсчеты с воздуха показали, что группы не разделялись, а стремились сблизиться, и это не случайно. Анализ их распределения и перекрытия земель на карте Маньяры с сеткой в четверть километра показал, что в среднем вся популяция занимала лишь 7 % клеток. Все это еще ярче подтверждалось на примере Серенгети, где можно лететь несколько часов и не увидеть ни одного слона, а потом найти 10–15 семейных групп на площади всего в три квадратных километра.
Меня заинтриговала громадная разница в размерах и расположении территорий. Семейные группы Афродиты и Ори жили на самом севере парка и никогда не уходили на юг. Группа Ори владела самой маленькой территорией и ни разу не покинула пределы «своих» 14 квадратных километров. Почему она не стремилась в разреженный лес, чтобы полакомиться множеством вкусных растений? Тайна. Ее владения заходили на территорию 28 семейных групп, но занимали лишь шестую часть парка.
Семейные группы Афродиты и Ори отличались также и тем, что редко бывали в обществе других групп. Но так как наблюдения велись в густейшем лесу при плохой видимости, быть может, осталась незамеченной и какая-нибудь родственная им группа. Но меня волновал вопрос, сознательно ли они избегали других слонов и не по этой ли причине предпочитали маленькие владения около машамба (ферм) Мто-ва-Мбу. Однако в те редкие моменты, когда я их наблюдал вместе с другими слонами, ничто в их поведении не подтверждало этой гипотезы. У слонов не ощущалось никакой вражды, вызванной территориальным поведением.
Даже опасные сестры Торон во время своих экскурсий на север прекрасно сосуществовали с мирными семьями, встреченными по дороге. Однажды в сумерках я заметил сестер Торон во главе семейной группы из 30 голов, когда они переходили открытое пространство между рукавами в дельте Мусасы. Они прошли мимо других семейных групп без всякого рева, шума и каких-либо угроз. Наутро вместе со встреченным стадом они пили и искали пропитание. Этот пример еще раз подтверждает, что отдельный слон или семейная группа в новом районе просто присоединяются к живущим там группам и не проявляют никаких признаков территориального поведения.
Скорее всего, если слоны и оказывают какое-либо воздействие на перемещения своих сородичей, то больше притягивая, чем отталкивая их. Однако тайной остается самоограничение семей Афродиты и Ори в перемещениях. Если они не избегают других слонов, то почему остаются на крохотном клочке леса? Быть может, причина кроется в консервативных привычках слонов, свыкшихся с данной территорией? А может, раньше территория Афродиты и Ори лежала там, где сейчас находится деревня Мто-ва-Мбу? Они по крайней мере упорно продолжали устраивать ночные набеги на банановые плантации и лакомились новыми для них плодами. Ущерб от этих экспедиций был так велик, что стала страдать репутация парка.
Кроме истребления существовал лишь один метод, позволявший уменьшить вражду к слонам, которые разоряли плантации жителей деревни и уничтожали урожаи. Несколько лет Вези экспериментировал с электрифицированной оградой вдоль границ небольшого национального парка Нгурдото (теперь парк Аруша). По стандартной изгороди пропускался обычный ток, и слоны боялись ее касаться. Джонатан Муханга, главный смотритель парка, установил такую же ограду в Маньяре для защиты деревни Мто-ва-Мбу, но ее так часто ломали, что пришлось отказаться от нее. Чтобы изучить реакцию слонов, когда они подходят к барьеру, я натянул электрифицированную проволоку на одном участке разреженного леса. Первая группа заметила проволоку на расстоянии десятка метров и осторожно подошла, чтобы исследовать ее. Молоденькая самочка кончиком хобота коснулась ее и взвизгнула от боли и удивления. Тогда ее коснулась матриарх, получила удар, взревела от ярости и сорвала барьер, унеся проволоку на бивнях метров на сто.