Жизнь так коротка
Шрифт:
Что и говорить, мне, как человеку, который привык к благам цивилизации, сначала было очень тяжело находиться среди первобытных людей. Воспоминания о прежней беззаботной жизни бередили душу, не давали спокойно спать по ночам. Только ясное осознание того очевидного факта, что теперь всё зависит исключительно от моей воли и способности просчитывать ситуацию наперёд, что помощи мне ждать не от кого, и я при любых обстоятельствах должен рассчитывать только на себя, придавало мне уверенность, необходимую для успешного осуществления моей миссии.
Вспоминая прожитые годы, я пришёл к выводу, что в основном действовал правильно.
Всё же во мне глубоко укоренилось чувство ответственности за судьбы своих соплеменников, тем более что в дальнейшем без их участия и поддержки я не смогу привести в исполнение свои планы. Без своего народа, даже обладая бессмертием и необычными способностями, я ничего не достигну…
За окном шёл снег, но в доме было уютно, поскольку застеклённые окна хорошо удерживали тепло. Около восьмидесяти лет назад я обучил новому ремеслу первых стекловаров, и теперь все окна в домах моего народа были застеклены. Именно народа, так как племенем сообщество людей численностью около ста тысяч человек назвать было бы, наверное, неправильно. Такого прироста населения я достиг, усиленными темпами развивая медицину.
Используя свои глубокие познания в этой области, я подготовил сорок молодых фельдшеров. Теперь они могли вправить вывихнутый сустав, наложить бинт при растяжении, зафиксировать кости при переломе конечностей. Используя мази и бальзамы, приготовленные из лекарственных трав, медики научились лечить даже открытые переломы, останавливать кровотечение, заживлять колотые и резаные раны, не затрагивающие жизненно-важные органы. Кроме того, они умели удалять больные зубы, принимать роды и лечить простуду, используя мёд, малину и сушёные травы.
У каждого лекаря был помощник, который, постепенно перенимая опыт, в будущем сам становился фельдшером. Всё это привело к тому, что средняя продолжительность жизни увеличилась и приблизилась к сорока пяти годам, хотя ещё двести лет назад была на восемь лет меньше. «Уже поздно, пора спать», – решил я. Раздевшись и задув свечи, нырнул под одеяло, тесно прижавшись к спящей молодой женщине, от которой исходило приятное тепло.
Моей нынешней жене девятнадцать лет. Её зовут Светлана. Родилась она в Рагби, который из посёлка превратился в город с населением около двадцати тысяч человек. Именно здесь два года назад местный мэр познакомил меня с ней.
Это прелестная блондинка с голубыми глазами и длинными, доходящими до умопомрачительных бёдер, тяжёлыми волосами. По утрам она заплетает их в косу, с нежностью поглядывая на меня. Большинство моих прежних жён называли меня Сергеем. Эта сразу покорила тем, что на первом же свидании с её очаровательных губ слетело: «Серёжа».
Мать Светланы ещё жива и вполне здорова. Два-три раза в год она видится с дочерью, приезжая к нам погостить на несколько дней. Для своих сорока лет женщина выглядит шикарно, а Светлана очень на неё похожа. Так что, сравнивая дочь с матерью, я имею все основания предполагать, что мой нынешний брак будет долгим и счастливым.
…Утром
Я направился в столовую. Это было большое одноэтажное каменное здание, выбеленное известью. Открыв массивную дубовую дверь, зашёл внутрь, снял с себя кожаную куртку и повесил её на вешалку. Подойдя к рукомойнику, вымыл руки с мылом и вытер чистым полотенцем. Затем сел за свой столик.
Тут же появилась официантка с медным подносом, начищенным до блеска, на котором кроме нескольких тарелок и вазочек, наполненных всевозможной снедью, стояла большая кружка с медовым чаем. От кружки шёл пар.
– Доброе утро, Сергей Семёнович! – сказала она, ловко расставляя передо мной тарелки.
– Доброе утро, Леночка! Прекрасно выглядишь!
– Спасибо, стараюсь, – улыбнулась девушка, поправляя белоснежный передник. Она забрала поднос и скрылась на кухне.
Я огляделся. Кроме меня в столовой никого не было. Все уже позавтракали и приступили к работе. Подвинув к себе густую овсяную кашу с говяжьей котлетой, я взял вилку и принялся есть.
Из глубины кухни слышался звон посуды и громкий бас шеф-повара, отдающего какие-то распоряжения своим подчинённым. «Как его фамилия? – подумал я. – Зайцев, кажется, а ревёт, как медведь». На меня снова нахлынули воспоминания.
Около шестидесяти лет назад, в связи с ростом населения, я решил дать людям своего народа фамилии, которые носили бы все члены семьи. Девушка, выходя замуж, была обязана взять фамилию мужа. Я подготовил список из трёхсот фамилий и разослал его мэрам городов. В дальнейшем этот перечень постепенно расширялся. Народ быстро привык к новому порядку. Традиционные русские фамилии, такие как Иванов, Медведев, Плотников легко вошли в обращение между людьми, словно так было всегда.
Ещё раньше я пришёл к выводу, что пора вводить письменность. Однако сначала нужно было наладить производство бумаги. Я взял для обучения этому делу двух молодых людей, и вместе мы изготовили первую партию.
Мои помощники размачивали внутреннюю волокнистую часть коры дуба в дождевой воде, потом рубили на мелкие кусочки и толкли в ступе. Получившуюся кашицу собирали в бочку и разбавляли водой. Я брал в руки сито и вычерпывал массу из бочки. Вода стекала, и на поверхности оставался ровный и тонкий слой волокнистой массы. Его я опрокидывал на гладкую доску.
Доски с отливками мы укладывали в стопу и сверху клали груз. Окрепшие под прессом листы сушили на солнце или в тёплом помещении. Бумажные листы, изготовленные таким способом, оказывались лёгкими, прочными и удобными для письма. Со временем я открыл бумагоделательный цех на окраине Лондона, откуда готовая продукция поступала в школы и мэрии городов.
Перья для письма я решил делать сразу стальными с продольной прорезью на кончике. Они при помощи деревянной вставки крепились к стеклянному корпусу, в который наливали чернила.
Сами чернила длительное время изготавливали по весьма хитрому рецепту. Брали дубовую и ясеневую кору и варили её в воде. Потом добавляли железные опилки, половник кислых щей, да кружку медового кваса. Всё это тщательно перемешивали и процеживали через мелкое сито. Чернила получались настолько стойкими, что и через много веков можно было прочесть написанное.