Жизнь удалась
Шрифт:
В школе Кирюху никогда не дразнили. Попробовали бы подразнить! Без отцовой финки он не выходил из дома. Иногда доставал ее на переменах, давал одноклассникам потрогать. Ни один, даже самый забубенный школьный хулиган ни разу не рискнул отпустить шутки в адрес Кирюхи Кораблика. А ведь он был идеальный объект для атаки. Кривоногий очкарик с тоненькой шейкой.
Все знали, что его папка сидит за убийство, а папкин острый ножичек – маленький, красивый, особенно страшный именно оттого, что красивый, – лежит в кармане темно-синих форменных штанов.
Он учился скорее хорошо. Любил биологию и даже химию. Имел великолепную память. Мог
В четырнадцать он случайно прочел большую статью в журнале «Знание – сила». Американская военщина, говорилось в той статье, ни перед чем не останавливается в попытке создать идеального солдата-зомби. Безжалостные и беспринципные ученые на секретных базах проводят изуверские опыты над людьми: военнопленными или же осужденными преступниками. Ищут способ сломить человеческую волю. Подопытные, прочел любознательный Кирюха, проходят несколько стадий психологической обработки. Их нервная система выводится из равновесия голодом, бессонницей, унижением и пытками. Потом – скармливание наркотиков, гипноз. Так из мыслящих существ создают живых роботов.
Наркотики, гипноз – про это Кирилл не стал тогда читать. Какой из меня гипнотизер, самокритично прикинул он. Очки и уши – не гипнотизер, а клоун. Но вот психологическая ломка – напугать и подавить – была ему интересна и понятна.
Он вспомнил своего папку, его хриплый кашель, папиросы, исцарапанное опасной бритвой иссиня-малиновое горло, его рассказы о том, как правильно показать врагу острый ножичек, – и подумал, что папка, в общем, был прав.
Покажи нож. Или пистолет. Но лучше – нож. Или даже не показывай, но дай понять, что вот-вот покажешь. Выхватишь через полсекунды. И приставишь к горлу. Или ко лбу.
Будь убедителен. Негромко сообщи свои доводы. Будь спокоен. Сделай это – и тогда твой неприятель, тот самый, который минуту назад хорохорился, повышал голос и мужественно пыхтел, сдуется, словно проколотый воздушный шарик, и отшагнет назад. Сделает все, что нужно. Подчинится твоей воле.
Имея в голове такую идею как главную, Кирилл поступил в медицинское училище при психиатрической больнице имени Яковенко. Исследуя там устройство человеческого тела, он быстро повзрослел. Первый год – зубрежка учебников – высидел с трудом, но как только началась практика, сделался едва не отличником. Особенно забавными показались ему тренировки внутривенных инъекций, где в качестве учебных моделей использовались пациенты больницы – полностью выжившие из ума старики и старухи.
Когда Кирилл Кораблик первый раз – после долгого ковыряния в смрадных коричневых складках кожи – вставил катетер девяностолетней женщине, страдающей последней стадией атеросклероза, он понял, что человеческая плоть столь слаба и столь мало способна сопротивляться распаду, что всякая попытка говорить о человеке как о венце творения есть великое богохульство и издевательство над основами мироздания. Человек ничтожен, потому что ничтожна плоть его; и если говорят, что дух его велик, пусть скажут, зачем тогда он заключен в столь ничтожную плоть?
Больничные санитары всегда были готовы угостить любознательных студентов циклодолом. Вскоре Кирилл научился пить эфир (небольшую порцию следовало размешать в стакане воды и выпить залпом) и даже сделал по совету приятеля
В училище шла бурная молодая жизнь – шутка ли, на двадцать пять девочек в группе приходилось всего два мальчика, – но при всем своем сильнейшем шестнадцатилетнем желании Кирюха поначалу не принял в этой жизни никакого участия. Девчонки его сторонились, малорослого, неказистого, кривоногого. Получив подряд несколько отказов – даже самая некрасивая, с длинными передними зубами и тяжелым неаппетитным овальным задом, и та изобразила пренебрежительную гримасу в ответ на осторожный намек, – Кирюха проникся мощной обидой к противоположному полу и решил выработать особенный имидж. Тогда все молодые люди его возраста упорно работали над имиджем.
Раз я страшный, решил он, пусть я буду самым страшным. И называть себя стану – Кир. Как ассирийского царя.
Он стал брить голову и носить очки с круглыми стеклами.
Это, кстати, ему помогло, и через полтора года после начала учебы Кирилл Кораблик потерял-таки невинность. Женщины презирают некрасивых, внешне неинтересных самцов, но к явно уродливым испытывают определенную тягу, смесь жалости и любопытства; последнее качество, как известно, есть основной мотор их естества.
Настало время, и ему прислали повестку из военкомата, и отправили служить срочную службу в ледяные степи Северного Казахстана.
Дедовщина во внутренних войсках процветала, и на второй день службы Киру досталось. Двое дембелей-дагестанцев настучали ему «в душу» и надавали оплеух. Не избили – унизили.
Следующей же ночью салабон Кораблик попробовал стащить у задремавшего дневального штык-нож. Но оружие не понравилось. Тяжелое, громоздкое, тупое – оно годилось только для открывания банок с тушенкой. Еще через сутки салабон дождался наряда на кухню, там украл гораздо более удобное перо, заточил его о кусок бордюрного камня и без особых раздумий порезал обоих обидчиков, причем одному отворил лучевую артерию – джигита едва успели спасти; дело замяли, Кирюху от греха перевели из карагандинского гарнизона в запредельную глушь – там ему повезло: почти весь срок он провел в качестве командирского водителя.
Закончив учебу – как раз стартовало последнее десятилетие века, – он почти год бездельничал, затем собрался устраиваться работать на скорую помощь. Там нормально, считал он. Смена – двенадцать часов. Отбарабанил две смены подряд – двое суток отдыхаешь. Но мать отсоветовала. Повезло нам с тобой, сказала она однажды. В кои-то веки повезло. Твоя тетка в Москву перебралась. Ее муж стал большим человеком. У него тут бизнес. Ему нужны свои люди. Езжай к нему – авось на что-нибудь сгодишься…
Своего родственника, бывшую уральскую хоккейную знаменитость, Кирилл зауважал с первых секунд знакомства. В лице и жестах Ивана Никитина сквозило то, что в старые времена называлось «сердечностью», а в новые – «профессиональным обаянием». Широко улыбаясь, красивый кряжистый Никитин крепко пожал Кирюхе руку (едва не сломал) и произнес:
– Вот ты, значит, какой. Что умеешь делать?
Кирилл подумал и ответил:
– Я умею быть рядом.
Фраза понравилась, и новый сотрудник Межрегионального фонда ветеранов спорта несколько месяцев выполнял разного рода поручения, очень необременительные, типа «съезди с ребятами, послушай, о чем будет разговор, потом мне расскажешь».