?Жизнь в авиации
Шрифт:
Студент говорил красиво, аргументировал свои мысли четко. Кое-кому даже показалось, что он прав. Но вот выступил Березин:
— Вы, молодой человек, в окопах были? Ах, не были. Вот и пойдите, хотя бы во время каникул, месяца на два. Потом, я уверен, будете кричать вместе с нами: “Долой войну!” Вы учитесь в Питере на деньги, которые добыты потом вот этих батраков. Но они больше не потерпят вопиющей несправедливости. Земля должна принадлежать тем, кто ее обрабатывает!
Березин умел просто и ясно ответить на любой вопрос. Нас восхищало мастерство его задушевных
Летом 1917 года в стране проходило много различных выборов. Фронтовики выбирали делегатов на съезд Советов, депутатов в Учредительное собрание. За какой список голосовать — большевистский, меньшевистский, эсеровский?.. Вот тут-то и пригодились беседы Березина. Мы стали ясно понимать, что наш путь вместе с партией большевиков, защищающей подлинные интересы народа. Отдавая свои голоса за большевистский список, мы знали, что голосуем за прекращение войны, за передачу земли крестьянам, фабрик и заводов — рабочим, за счастье трудового народа. Лишь незначительное меньшинство проголосовало за эсеров.
Электромеханик организовал в отряде политический кружок, главным образом из мотористов, связистов и других технически грамотных солдат. Группа друзей Березина стала впоследствии ядром партийной организации отряда.
В июле Временное правительство перешло к крутым мерам. Стремясь подавить революционное движение, всякое противодействие своей политике, оно приняло антидемократические законы. На фронте начали активно действовать военно-полевые суды, была введена смертная казнь.
Сергей Березин исчез так же неожиданно, как и появился. Даже своим товарищам — П. М. Крылову и мне — он ничего не сказал на прощание. Оставшись без вожака, мы на свой риск и страх решили продолжать дело, начатое им. Связались с единомышленниками и стали вновь собираться для обсуждения насущных вопросов. В беседах с солдатами мы пропагандировали большевистские требования о мире, о земле. Ряды наших сторонников росли.
Так, еще не являясь формально членами большевистской партии, Крылов и я душой и сердцем были вместе с нею. Правда, хорошей идейной закалки, опыта революционной работы у меня, как и у других моих товарищей, в то время еще не было. Мы допускали различные ошибки, не соблюдали конспирацию. Это привело к тому, что осенью 1917 года меня и Крылова арестовали. Тщедушный человек с птичьим лицом, в пенсне и с погонами военного чиновника начал расспрашивать о Березине, о наших связях с большевиками. Мы категорически отрицали эти связи.
Через день нас отправили к прокурору корпуса в Воропаево. Прокурор посмотрел на нас и, кажется, больше для формы задал несколько вопросов:
— Большевики? Воевать не желаете? Землю у помещиков отбирать собираетесь? Кто вас этому научил?
Мы молчали.
Прокурор приказал отправить нас под конвоем трех солдат в Полоцк. В пути охрана куда-то исчезла, и мы решили поехать в Петроград. Там от рабочих узнали, что близится революция.
— Наше место в отряде, — сказал Крылов.
Я
Солдаты с радостью встретили нас. А начальству мы доложили, что армейский прокурор в Полоцке разобрался и приказал возвратиться в часть. Только самым близким друзьям рассказали о поездке в Питер, о революционном подъеме, царящем в городе.
Вновь возобновились занятия членов нашего кружка. В него входили летчик Дорошенко, мотористы Солопов и Радченко, шофер Глебовский и другие. Было решено создать в отряде группу сочувствующих большевикам. Как-то вечером собрались в землянке и при тусклом свете коптилки провели организационное заседание. Председателем выбрали Г. А. Глебовского, а меня — секретарем.
Поздней осенью в отряд дошли вести о совершившейся в Питере революции, о том, что к власти пришли большевики. Ленинские декреты о земле, о мире подняли авторитет рабоче-крестьянского правительства в глазах солдат на небывалую высоту.
Руководство жизнью и деятельностью отряда взял на себя солдатский комитет, председателем которого стал Глебовский. Командиром отряда избрали Кадина. На отрядном митинге было принято решение во всем поддерживать народную власть и беспрекословно выполнять решения рабоче-крестьянского правительства.
Царская армия на наших глазах развалилась. Солдаты тысячами садились в теплушки и ехали в тыл, на восток. Из 25-го отряда ушли реакционно настроенные офицеры и некоторые рядовые, сбитые ими с толку. Но здоровое ядро сохранилось. Люди понимали, что надо сберечь авиацию для молодой Советской республики. Они делали все, чтобы самолеты, техническое имущество, радиоаппаратура не попали в руки врагов.
Вскоре в наш авиационный отряд пришла телеграмма Главнокомандующего Н. В. Крыленко. В ней предписывалось личному составу перебазироваться в город Ефремов Тульской губернии для формирования новой, революционной части.
На собрание, созванное солдатским комитетом по этому поводу, пришли почти все летчики, мотористы, связисты, тыловики. Слово взял Глеб Александрович Глебовский. Бывший питерский рабочий, а затем отрядный шофер говорил убежденно, горячо, призывая всех добросовестно выполнить распоряжение Советской власти. Его поддержали все присутствующие.
И вот мы в Ефремове. Здесь кто-то уже успел пустить провокационный слух о контрреволюционных настроениях у прибывающих авиаторов. Ефремовские красногвардейцы решили встретить “белых летчиков” во всеоружии. Станцию оцепили, на крыши затащили пулеметы.
Эшелон с самолетами и имуществом остановился у закрытого семафора. С подножки одного из вагонов спрыгнули Кадин и Глебовский. Их встретил красногвардейский патруль и предложил следовать к коменданту станции. Наших начальников повели под конвоем. Однако вскоре семафор открылся, паровоз тяжело вздохнул и потянул через входную стрелку платформы и теплушки. Еще издали мы увидели на перроне вокзала Кадина и Глебовского. Они встречали нас вместе с комендантом и красногвардейцами. Немного посмеявшись над опасениями ефремовцев, мы начали разгрузку.