Жизнь в другую сторону. Сборник

Никитин Виктор

Наташа как раз заканчивала свою очередную тираду: «Ну почему они не могут обеспечить?» Лена только успевала промямлить «да-да» в ответ, соглашаясь с тем, что мы наравне с Соболевыми терпим неудобства – хотя бы в одном этом наравне.

Внезапно резко зазвонил телефон: в два звонка – обычным и музыкальным. Послышался голос Стёпы: «Наташа, возьми трубку!» Она успевала многое: сказать Лене – «подожди секундочку», напомнить мне – «ручки помой обязательно, сейчас заразы разной знаешь сколько!», взять музыкальную трубку с кухонного стола, пустить воду в мойку и, начав разговор с какой-то

подружкой, ещё раз весело кивнуть мне в направлении ванной.

Мы с Леной не успели даже словом перемолвиться. Всё те же белоснежные котята на ногах приветливо пискнули и потащили меня мыть руки; иного было не дано: не отнимая трубки от уха, Наташа провожала меня внимательным взглядом.

Лена потом сказала мне, что она прождала не одну тысячу секунд, прежде чем Наташа закончила свою болтовню по телефону. Дальше её ждало ещё одно испытание: стоять рядом с Наташей и смотреть за тем, как она моет посуду. Наташа сама предложила: «Ничего, если я тут немного…» Разумеется, ничего, согласилась Лена, ничего хорошего, в итоге. Если только не внушить себе, что был свидетелем захватывающего зрелища.

– Весь вечер простояла у двери туалета! – никак не могла успокоиться моя жена. – Вот это называется «сходить в гости»!

Я попытался ей возразить:

– Ты явно преувеличиваешь.

– Ну понятно!.. – не сдавалась она. – Ты так увлёкся беседой со Стёпой, что даже не заметил моего отсутствия. Я-то ведь, между прочим, в комнату к вам так и не попала!

– Разве? – удивился я. Действительно, я помнил только, как отправился мыть руки, потом, как вернулся в комнату, сел на диван… мы разговаривали со Стёпой, смотрели телевизор… чая я уже больше не пил… и всё на этом, дальше – только прощание в коридоре… Она права. Вот как!

– Ну подожди… – спохватился я. – Я же слышал ваш смех… Я слышал, как ты смеялась!

– Да уж пришлось изображать… Знаешь, так было весело!

– Я подумал, что вам друг с другом так интересно, что вы про нас со Стёпой забыли.

– Браво! – Лена захлопала в ладоши. – Ты-то хоть в туалет сходил, а у меня вот не получилось.

– Что за ерунда… – поморщился я.

– Наташа мне как раз поведала историю про мастера, который на прошлой неделе к ним ремонт приходил делать, – он часа два работал, на кухне возился, а когда закончил и попросил разрешение посетить туалет, то Стёпа ему отказал. Представляешь?

– Ну-у, не знаю даже… Мне Стёпа тоже самое рассказал.

– Она с какой-то непонятной мне гордостью об этом рассказывала, – продолжила Лена, – мол, какой Стёпа у неё молодец, с характером…

– Да, глаза у него блестели. С воодушевлением говорил, даже с напором, – заметил я. – Странно всё это…

– Грязь не разрешил разводить. Туалет – это ведь такое личное, интимное место. Как же туда человека с улицы так запросто можно пустить?

– Подожди, а руки этому мастеру разрешили помыть?

– Не знаю… Мне это всё так противно…

– Я всё же думаю, что к тебе её слова не относились.

– Знаешь, после таких откровений я уже не осмелилась бы… Это мне ведь как предупреждение прозвучало.

Её уже нельзя было остановить. Она вспомнила ещё один случай,

уже в «настоящих», как она выразилась, гостях, когда мы были у Петра Недорогина; снова был туалет, который не закрывался, но совсем по другой причине, – сломана задвижка. Хозяина дома, по всей видимости, это нисколько не занимало. Всякий раз, когда нам выпадало бывать у Недорогиных, нам приходилось убеждаться в том, что положение с дверью не меняется. Им это было просто не нужно. Скорее всего, они не замечали такой мелочи. Недорогины вообще слыли людьми свободных нравов, не обременёнными условностями.

Тем не менее, чтобы не вышло какого казуса, Лена с Наташей договорились так: сначала Наташа зайдёт, а Лена снаружи подежурит, затем они поменяются местами. Лена добросовестно отстояла своё в коридоре; ей, впрочем, не пришлось никого останавливать на пороге. Когда же пришёл черёд Наташи, тут-то и случилась самая большая неловкость, какую только можно было придумать. Лена оказалась оставленной без присмотра, беззащитной перед вторжением пьяненького «месье Барометрова», – как-никак три часа уже вплотную веселились, нужда заставила. Он открыл дверь и увидел её всю, как не надо, чем ввёл в смущение. Сам очень удивился, сказал: «Пардон!» и тут же отпрянул. Очень галантно вышло, рассказывала мне жена. Раньше я слышал от неё эту историю в более забавном ключе, теперь она обрастала новыми подробностями, – оплошность оборачивалась драмой.

– Ну да, он такой, – некстати усмехнулся я; моё замечание не осталось без внимания и чуть позже получило свою оценку.

Когда Лена вышла в коридор, Наташу там она не обнаружила. Настроение было безнадёжно испорчено. Она нашла её за углом, у зеркала. Лена спросила: «Куда ты подевалась?» – и рассказала о том, что с ней приключилось. Её потерянный вид что-то внушил Наташе. Отражение в зеркале дрогнуло, показало непритворный ужас, дополненный словами: «Да ты что?!» Переживания по поводу случившегося усилили причитания: «Надо же! Я ведь только на минуточку одну отлучилась, – губы подкрасить! И вот что вышло, а? Ну извини, дружочек ты мой милый! Как же это?..»

Ай, ла-лы, ла-лы, ла-лы!..

– У неё вечно, то секундочка, то минуточка. Как ей можно довериться? – спрашивала уже не меня, а кого-то ещё жена.

– Вы же подруги, – сказал я, пытаясь всё обратить в более благожелательное русло.

– Подруги? – удивилась она. – Какие же мы подруги? Что у нас общего?

Я попытался набором случайных слов вывести какую-то формулу общения, пригодную для использования, но потерпел неудачу. Мне тоже досталось – как ещё одному «месье».

Лена вдруг заявила мне:

– А ведь Стёпа тебя, наверное, тоже «месье» называет, когда говорит о тебе с кем-то. – Она усмехнулась: – «Месье Кириллов».

Я понимал, что она меня дразнит, и потому старался отвечать как можно более непринуждённо.

– Даже если это и так, то что тут обидного? Я никакой насмешки в этом не вижу. Да и вряд ли. Какой я месье? Скорее уж сам Стёпа является «месье». А я на «месье» никак не заработал.

– Да нет, всё верно, – поправила меня она. – Ты как раз и есть «месье», потому что у тебя ничего нет.