Жизнь в стеклах (сборник)
Шрифт:
Я проверил, она крепкая. Мой вес выдержит. Бурые лисы обещали выбить табуретку. Неужели только три часа осталось? Кто установил это время? Какая сволочь выдумала время и пространство? До этого был чудесный, однородный, равномерный хаос. А потом пришёл Христос и испортил всё! Дети возненавидели родителей, родители детей. Люди стали пытать и убивать друг друга всего лишь за горсть пшеницы, не брошенную на жертвенник. Разврат, проституция, всё из-за него! Он наделил души стремлением к себе, и они не могут насытиться. Они страждут и пускаются в беззакония. Они пьянствуют, развращаются, убивают себя в поисках смысла. Они ищут себя, а находят тебя, Господи! Ты подсунул
«Я» – последняя буква в алфавите. Особенно если этому «я» осталось двигаться всего два часа. Потом оно минут пять будет двигаться непривычным для себя образом. А потом затихнет. Я ведь специально провожу этот эксперимент, чтобы посмотреть, что будет дальше. Если Бог есть любовь, я спасусь и из петли. Если Бог умер, то всё равно, проживу я ещё несколько лет или распадусь в эту ночь на атомы. Если Бог есть вселенная, я стану Богом. Если Бог – это Воланд, я с радостью стану служить ему. Хорошо, что Измайловский парк такой большой!
Батюшка сказал, что во мне нет беса. Конечно, нет! Все батюшки – попы. Если Бог пока ещё жив, я предъявляю ему жалобу. Жалобу на попов и психиатров. Они – не блюстители нравственности и даже не тираны. Они – блохи. И если Земля – твоя оболочка, Господи, то они прыгают по ней и кусают тебя безнаказанно. Убей их всех! В свою последнюю ночь я могу воспылать жаждой убийства! Ведь всего один час до рассвета. Это – мой последний час, и я могу делать всё что угодно!
Я был экстрасенсом уже в двенадцать лет. С первого раза вытаскивал пиковую даму из колоды, исцелял боли в мозгу и печёнке, по одной фотографии собаки определял, где она зарыла кость. А потом что-то произошло. На меня самого наслали порчу завистники. Всё рухнуло. Я сделался обыкновенным ребёнком. Серость, банальность, обывательщина. А я не хочу быть обыкновенным! Я хочу творить чудеса! Ну и где твои чудеса? Вот, я верую, что ты есть. Могу наступать на змию и скорпию? Неужели и предсмертную молитву ты не услышишь? Видно, ты – обманщик… Хвост лиса мелькает впереди. Спасибо, братья, спасибо! Без вас бы я заблудился. Иногда кажется, вы – вовне, а иногда кажется, вы – во мне. Высший разум, холодный. Он точно знает, что ему нужно. И он подчинил себе мой слабый ум. Управляет мной. Эй, бог, я последний раз прошу, покажи знамение! Останови меня! Ты бессилен, как импотент. Высший разум сильнее тебя!
А вот и моя волшебная поляна. Эта полянка – самое лучшее место, чтобы умереть. Любовно намыленная верёвка уже болтается на толстой ветке меллорна. Я горько смеюсь и сажусь на свою красивую табуретку. Бурые бесы куда-то исчезают. Осталось сделать только последний шаг, но моё тело обессилело, оно хочет спать. Надо остановить свой внутренний диалог, надо увидеть линии мира. Да пребудет со мной Сила! «Махатмы, возьмите мою душу!» – кричу истошным охрипшим голосом. Вскакиваю. И на мой крик из-за деревьев появляется косуля. Начинает светать. «Махатма Мория! – восклицаю я в исступлении. – Спасибо, что пришёл за мной сам!»
Я никогда не видел газель. Она стройна, влажная мордочка тыкается в моё голое плечо. Огромные глаза, мягкая шёрстка, копытца, как палочки. Похожа на добермана или гончую. Дикая коза…
– Аз есмь онагр, – говорит копытное.
– А я – боров, – сказал я.
– Почто от веры Христовой отступиши, басурманин? – спрашивает волшебное
– Махатмы… – говорю я косуле.
– Аще не покаешися, погибнеши! – отвечает существо и целует меня в лоб. Как мать.
Мне снится сон. Я стою на коленях перед огромным чёрным джипом с тёмными стёклами. А в джипе сокрыто что-то большое и ужасное. Тёмное. Через бесконечное время оттуда вылезает страшный негр-священник, иеромонах. Он огромен, метра три ростом, полтора в плечах. У него чёрные глаза, чёрная борода, чёрная мантия и даже чётки чёрные. Пожилой. Я целую ему ноги и говорю: «Прости меня, отче!»
«Для тебя свет тёмен, а тьма светла! – говорит он. – Что хочешь от меня?»
«Чтобы мне прозреть».
«Веруешь в Сына Божия?»
«Я не знаю его», – отвечаю я. Немыслимо, невероятно лгать перед этим существом.
«Это тот, кто сейчас говорит с тобою!» – оглушительно ревёт негр.
«Верую, Господи!» – говорю я, изо всех сил стараясь не пятиться (я умею быстро перемещаться задом, стоя на коленях). Негр садится на корточки и улыбается. Я с ужасом замечаю, что зубы у него тоже чёрные. Он плюёт на пальцы, смешивает свою слюну с дорожной пылью и протягивает к моему лицу свою огромную ручищу. «Не зажмуривай глаза, сынок!» – ласково говорит священник.
В следующую секунду всё меняется. Я вижу белое небо, белый джип, белые одежды, белую руку и светлого старца с ослепительно белой бородой. В небе я вижу ангелов. «Скажи, отец, – спрашиваю я то, что давным-давно хотел спросить. – А кто явился Аврааму у Мамврийского дуба? Святая Троица?» «Да нет же, сынок! – отвечает отец. – Сын Божий явился. С архангелами Михаилом и Гавриилом. Бога Отца никто никогда не видел. Но кто видел Сына, тот видел Отца».
И вот я иду по лесу или парку. Ветер сильный и тёплый, весенний, хоть сейчас не весна. А снежинки холодные и тают на моём лице. Ноги увязают в грязи, и она приятно хлюпает под ногами, напоминая морской прибой. Никогда нигде вы не увидите таких красивых деревьев, как поздней осенью! На них ещё даже сохранились последние листья, которые радостно машут мне с высоты! Деревья таинственны и духовны, как ангелы света. Они словно обнажаются под светом Истины, который пробивается из-под рваных облаков. Боже, что это за облака! Можно часами завороженно смотреть на то, как они несутся вдаль. Они не серые, а серебристые, алмазно-перламутровые и живые. Вдали грохочет автомобиль, и поступь какого-то огромного добрейшего существа слышится мне в вибрации земли. Я слышу какой-то звон. Наверно, неподалёку звонят к Всенощной. «Динь-динь-динь-динь-динь-динь-динь-дон-дон-динь-динь-дон-дон-динь-динь-динь-динь-динь-дон-дон». А потом я осознаю, что звенит не снаружи, а внутри, у меня в голове или в сердце. Это Иисусова молитва. Это образ Божий рвётся наружу и пытается любовью своею объять весь мир. Но мне ещё предстоит множество скорбей. Хотел бы принимать их с радостью, но я наперёд знаю, что ещё буду злиться и роптать.
Но того, что произошло, уже никому не вытравить из моей души. Теперь чёрные тени бессильны надо мной. И всё вернётся сюда, к Иисусовой молитве в тихий сумеречный час. Небо распахнёт свои объятья, я явлюсь на суд Солнца Правды и забуду Землю. И, конечно, я буду осуждён за грехи мои. Но перед тем, как я буду отправлен в ад, мне будет позволено обнять моего Отца. Ведь последнее желание осуждённого на смерть всегда исполняется. И я обниму моего Господа изо всех сил и никогда не отпущу. Во веки вечные!