Жизнь в стиле С
Шрифт:
Страшный человек, не далее как позавчера рассыпавший угрозы: «Только уйди куда-нибудь…» постоял с минуту, пошатываясь, около больничной кровати. С тупым безразличием провел взглядом по забинтованной голове и загипсованной ноге и изрек:
— Что с тобой?
— Машина сбила, — соврала Таня, — сама виновата, не заметила, придется два месяца валяться в больнице.
— Дети с кем будут?
— Может, ты за ними присмотришь?
— Нет, — категорический отказ исключал обсуждение.
Таня вздохнула.
— Пока
— Что придумывать, — махнул рукой добрый папочка, — в садик, на круглые сутки и все дела.
— Придется, — лицемерно пригорюнилась Татьяна. — Мама в санатории в Крыму. Я в больнице. Садик только и остается.
— Значит, два месяца? — уточнил муж на прощание. И добавил неопределенно, — хорошо.
С тем и расстались, ко взаимному облегчению. Таня закрыла глаза в изнеможении. Подонок, вот подонок…как можно не интересоваться собственными детьми…как земля носит таких ублюдков…
Грузная тетка на кровати справа, строго одернула:
— Не реви. Не стоят они наших слез.
— Я не реву, — прошептала Татьяна. Плакать из-за такого ничтожества, как Генка было стыдно. Даже перед случайными соседками по палате плакать из-за такого ничтожества было стыдно.
Из больницы Рощин привез Таню не в городской дом, а на дачу. Пунцовую от смущения отнес на руках в комнату, уложил на кровать.
— Здесь вы будете жить, — сказал нарочито весело.
Таня кивнула. Она была согласна на все. Все, что сделали для нее Рощины, превосходило любые ожидания.
— Мне закутка хватит, — прошептала едва слышно.
— Ведите себя скромнее. Где Андрюша возьмет вам закуток? Нет у него закутков, одни хоромы. Кстати, прошу любить и жаловать, — в дверях, в сопровождении невысокой симпатичной старушки, возникла Валентина. — Это Алла Аркадьевна, наша домашняя волшебница, опора и надежа. Обычно она опекает одного Андрея, однако в порядке исключения любезно согласилась приглядеть за ребятами.
— Мне так неловко.
— Ни чем ни могу помочь. Боритесь с комплексами, милая, — съязвила Валентина.
— Валя, зачем ты дразнишь Татьяну? — Андрей обернулся к сестре.
— Я дразню? — удивилась та. — Я вообще молчу, как рыба.
— Алла Аркадьевна — мать моего погибшего флотского товарища, — пояснил Рощин, — беженка из Армении. Она живет на даче круглый год и отчаянно скучает. С детьми ей будет веселее.
— В случае чего мы наймет няню или, по совету некоторых, отдадим ребят в детский садик на круглые сутки. И все дела! — снова вмешалась Валентина, которой Таня поведала подробности разговора с Генкой.
— Ни каких нянь. Никаких детских садов! Если потребуется, я помогу Алле Аркадьевне сам. И вообще будем решать проблемы, по мере их поступления.
Валентина многозначительно улыбнулась Тане. Что я вам говорила!
— Завтра я привезу
— Но мне нужен компьютер… — бросила Таня вдогонку.
— Зачем?
— Работать. Печатать текст дальше.
— Глупости. Вы теперь инвалид, Вам положен покой, — сказал Андрей резко. — Отдыхайте, набирайтесь сил, работа от вас никуда не денется.
Таня возразила:
— Мне интересно, как Надин спасет Олю.
На лице Рощина мелькнуло недоумение. Он плохо помнил перипетии романа.
— Но как же вы устроитесь у компьютера?
— Как-нибудь.
Охота пуще неволи. Вечером, примостив загипсованную ногу на специально придвинутое кресло, Таня перелистала рукопись. За неделю разлуки она соскучилась по Надин.
РОМАН
— Ты не ошиблась? — спросил Матвеев, внимательно выслушав рассказ Надин. — Мало ли какие родимые пятна бывают?
— Нет. Когда меня насиловали, он держал меня за руки.
Павел сжал губы.
— Я его убью, — прошептал гневно.
— Ты помнишь, что обещал никогда, ни под каким видом, ни по какому поводу ни вмешиваться в мои партийные дела?! — Надин заставила Павла поклясться в этом перед алтарем, когда оставила партийную работу.
– Помню. Но…
— Никаких но! Любые твои действия могут привести к необратимым последствиям. Мертвый этот подлец принесет нам больше вреда, чем живой. Если Оля сочтет его героем и захочет отомстить, мы окажемся бессильны. Иллюзии нельзя развенчать, в иллюзиях можно только разочароваться. Нет, действовать надо очень осторожно. Без консультации с Прохором Львовичем вообще лучше ничего не предпринимать.
— Ты напишешь ему? — на лице Матвеева разлилось напряжение.
— Нет, съезжу.
— Сама?
— Милый, ты не выносим, — Надин нахмурилась. — Мы с тобой обсуждали этот вопрос. Я не желаю больше оправдываться и убеждать тебя в своей преданности. У меня было достаточно мужчин. Среди них Люборецкий. Что с того?
— Ничего!
— Вот именно ничего! Три года назад ты потребовал, чтобы я дала тебе слово и обещала верность. Я согласилась, исполнила обещание. Я была честна с тобой. Почему сейчас ты не доверяешь мне? С какой стати?
— В моем присутствии он не посмеет приставать к тебе.
— Люборецкий никогда не приставал ко мне. Он — порядочный человек, он — мой друг, к тому же старик! Изволь, ответить честно! Ты полагаешь, я сама начну совращать полковника? — Надин отошла к окну, отодвинула занавесь, устремила задумчивый взгляд на улицу. — У тебя есть основания сомневаться во мне?
— Нет.
— Ты полагаешь меня обманщицей или потаскухой?
— Нет.
— На чем тогда основаны твои подозрения? На моем прошлом?