Жизнь в зеленом цвете - 4

MarInk

– Да. А что?

– Можно прядь твоих волос?

– Можно, - пожал Гарри плечами.
– Но зачем?

– Там, где я родился, принято верить, что, делясь волосами, везучий человек делится и любовью своей судьбы, - объяснил Поляков, вынимая палочку.
– Так я могу отрезать прядь?

– Отрезай, - согласился Гарри, пряча ухмылку. Его судьба, злобная насмешливая стерва, не то чтобы любила его - скорее, хранила для будущих, больших, чем сейчас, гадостей. Но тоже себе вариант везения… если поможет, то пускай. Поляков был неуклюж и постоянно что-нибудь ронял на себя; в этом

он превосходил даже Невилла Лонгботтома, хоть и ненамного. Если прядь волос Гарри даст ему немного уверенности в себе, то почему бы и нет? Хотя это поверье отдавало наивностью и каким-то первобытным шаманизмом.

– Caedo, - палочка Полякова мелькнула на миг перед глазами Гарри, и через секунду болгарин держал на ладони развихрившуюся во все стороны, упорно свивавшуюся в колечко тонкую чёрную прядку.
– Спасибо.

– Не за что.

Мужская часть четвёртого курса Слизерина должна была спать этой ночью в пустующих комнатах Хаффлпаффа; факультет Хельги занимал башню, в которой было слишком много свободного места, и для пяти человек пространства было более чем достаточно.

Такая же комната, как порушенная, только отделанная цветами Хаффлпаффа, чёрный и жёлтый; Гарри комната показалась уютной, как пчела на картинке в детской книжке, но остальные явно не разделяли его мнения.

– Какая гадость, - брезгливо заявил Малфой, усаживаясь на свою кровать.
– Хаффлпафф, брр… при одной мысли блевать тянет.

Гарри обязательно бы посоветовал блондину пойти, да так и сделать, но был слишком занят поспешным скрытным распихиванием по укромным местам кровати и тумбочки мантии-невидимки, Карты Мародёров, сундука со всеми обычными вещами и мешочка с рунами.

– Позор для слизеринца - спать в башне Хаффлпаффа, - продолжал распинаться Малфой.
– И, между прочим, всё это из-за Поттера…

Малфой угрожающе замолчал, давая последнему возможность прочувствовать всю глубину своего падения, но подлый Поттер был совсем не впечатлён - он устроился на кровати, поджав под себя ноги, и раскрыл учебник по Зельям.

– Эй, Поттер! Я к тебе обращаюсь!

Гарри не поднял головы.

– Поттер! Ты что, оглох на своём Турнире?

– Нет, - безразлично бросил Гарри.

– Тогда какого Мерлина ты молчишь, а?

– А зачем мне с тобой разговаривать?
– Гарри поднял голову и прикрыл учебник, заложив пальцем место, где читал.
– Да и не о чем…

Малфой вспыхнул.

– Ты забываешься, Потти…

– Тебя давно пора поставить на место, Малфой, - учебник был с явным сожалением отложен в сторону.
– Лично меня тянет блевать при мысли о том, что власть на целом факультете забрала в свои блудливые ручки такая мелкая дрянь, как ты.

Гарри выплёвывал слова, совершенно ему не свойственные, с неким наслаждением, наблюдая, как поминутно меняется цвет лица Малфоя с белого на красный и с красного на белый. Будь его воля, он бы никогда такого не сказал - вообще. Но обойтись без этого было никак нельзя…

– Ты слишком много берёшь на себя, Потти, - палочка определившегося на белом цвете Малфоя смотрела прямо Гарри в грудь, и разделяло их не более полутора метров - промахнуться Ступефаем или той же

Авадой на подобном расстоянии нельзя было даже специально.

– Ну не дурак ли ты, Малфой, - Гарри не делал никаких попыток достать свою палочку, скатиться с кровати, чтобы убраться с линии огня, или сделать ещё что-нибудь в том же роде, и с удовольствием видел, как это настораживает Малфоя.
– Кто-кто, а ты должен помнить, что я и без палочки много чего могу.

– Например?
– прищурился Малфой.
– Что ты можешь сделать? Превратиться и сесть на меня своей задницей, чтобы раздавить?

– Могу превратиться и раздавить. Могу превратиться и сжечь тебя, чтобы потом говорить, что давно тебя не видел, и что ты, наверно, без вести пропал - потому что в этом комке сажи никто никогда тебя не опознает. Но главная твоя проблема не в том…

– А в чём же по-твоему, Потти?

– В том, что всё это я могу сделать с тобой и не превращаясь.

Малфой фыркнул.

– Это ты-то? Да даже если ты и способен превращаться в ящерицу-переростка с крылышками, это не значит, что у тебя есть какие-то мозги и умения…

Слова застряли у Малфоя в горле - Гарри плавным, грациозным, совершенно безопасным жестом вытянул вперёд руку, и из центра его ладони вырвался ревущий язык пламени. Кребб и Гойл, в памяти которых свеж был первый курс, наполнили спальню басистым визгом; Забини продолжал вести себя так, словно он был в комнате один, листая какую-то книгу. Малфой отшатнулся, споткнувшись о собственную кровать, почти упал на неё, звучно ударившись затылком о стену; огонь, недовольно гудя, промчался в сантиметре от платиновой макушки. Почти так же, как на чемпионате мира по квиддичу… только здесь для Гарри практически не было сдерживающих факторов.

Гарри почувствовал, как раскрывается до сих пор захлопнутая напрочь способность к сопереживанию - наверно, пришло время; чужой страх, липкий, холодный, обволок его. Малфоевский страх.

– Ты блефуешь, - заявил Малфой чересчур бодрым голосом, подходящим скорее для рекламы готовых завтраков, чем для сложившейся ситуации.
– Тебя выпнут из школы, если ты что-нибудь со мной сделаешь.

– Тебя же не выпнули, - Гарри спустил ноги с кровати и сел на её краю, сцепив пальцы на коленях. Его каким-то местом даже забавляло всё это; правда, совсем немного.

– Я - Малфой.

– А я - Поттер. И что?

– Мой отец не допустит… - голос Малфоя затихал постепенно, и Гарри кивнул, угадывая, о чём подумалось блондину.

– Он-то, может, и не допустит, но вот только твой труп или просто покалеченное тело он увидит постфактум. Что бы там со мной ни сделали после, тебе от этого лучше не станет.

– Но ты ведь не хочешь, чтобы тебя исключили, не так ли?
– Малфой, казалось, искал, чем можно зацепить Гарри. Искал и не находил.

– Ты думаешь, тут мне лучше, чем у родственников-магглов?
– Гарри приподнял бровь.
– Хуже будет им, а не мне. Да к тому же если б меня хотели исключить, исключили бы из-за спальни и Астрономической башни. Этого хватило бы, чтоб десяток студентов выгнать. Но вот он я здесь, Малфи, как тебе ни прискорбно осознавать этот факт.