Жизнь во время войны
Шрифт:
На следующий день он снова увидел во сне дворец, из которого, к немалому его изумлению, появился царь, стал умолять выпустить его и рассказал по секрету, как отпирать двери сна. Охотник был счастлив искупить вину и сделал все, как велел царь. Но через несколько секунд из глубины дворца прискакал конкистадор и тоже потребовал выхода. Ликующий охотник запер двери сна и занялся своими делами. Однако назавтра во время сиесты ему приснился кошмар настолько мучительный, что, будь это обычным сном, он наверняка бы пробудился с жутким криком. Сейчас этого не произошло. Демоны срывали с него кожу, скорпионы со стальными клешнями угощали друг
«Выпусти меня, а не то увидишь во сне собственную смерть». – И вновь у охотника не было выбора, он отпер двери сна, и призрак ускакал воевать.
Проснувшись и снова обнаружив у себя в руке золотую монету, охотник пал духом настолько, что отправился в первую попавшуюся кантину и напился там до бесчувствия. Он понимал, что превратился в поле битвы для древних духов, и лишь надеялся, что схватка не затянется надолго. Однако назавтра царь снова умолял впустить его в сон, а когда вскоре после этого явился конкистадор и потребовал того же самого, охотник, мучаясь угрызениями совести, подчинился и принял очередную золотую монету. Так прошли месяцы, а затем и годы. Охотник устраивал конкистадору ловушки, но призрак их избегал. Получая каждый день плату, охотник разбогател, за будущее семьи он уже не беспокоился и стал задумываться о самоубийстве. Но угрызения совести пасовали перед соблазном комфорта, и охотник рассудил, что если не его, то чьи-то еще сны все равно станут полем битвы призраков, так какое он имеет право втягивать в эту ужасную распрю другого человека?
И вот однажды, выйдя из сна, царь сказал охотнику:
«Друг мой, благодарю тебя за годы службы. Я отправляюсь на поиски нового сна, ибо конкистадор выведал все тайны дворца, и я больше не смогу в нем прятаться».
Устыдившись, охотник стал просить у царя прошения, но тот сказал, что он напрасно себя упрекает, поскольку лучшего убежища, чем его сон, у царя еще не было. Затем скрылся в джунглях, а вскоре из сна выехал и призрак конкистадора. И тоже заговорил с охотником:
«Мне доводилось преследовать врага во многих снах, – сказал он голосом, подобным вулкану, – но твой был самым захватывающим. Жаль, что все кончилось».
Охотник задрожал от ненависти, но сказал лишь:
«Я счастлив, что никогда больше тебя не увижу».
Призрак рассмеялся, и от его хохота небо затянулось черными тучами.
«Ты наивен, мой друг. Как невозделанное в один прекрасный день снова начинает плодоносить, так и бесполезное рано или поздно становится бесценным. Пройдет время, тебе приснится новый сон, и мы вернемся, чтобы продолжить нашу игру».
«Никогда! – воскликнул охотник. – Я лучше умру!»
«Что ж, умирай, – сказал призрак конкистадора голосом, подобным пламени. – Возможно, у твоего сына обнаружится талант к сновидениям».
Похолодев, охотник понял, что согласен на все, лишь бы избавить своего ребенка от такой судьбы.
Призрак опять расхохотался, небо прочертила молния, и ее изломы описали на языке богов тысячи ужасов.
«Держи! – Он швырнул к ногам охотника золотую монету, украшенную изумрудами и стоившую десяти лет службы. – Поручаю тебе сочинить новый сон, замысловатее того дворца. Чтобы к моему возвращению все было готово». – С этими словами призрак
Гарридо загасил сигару, устроив в известняке гнездо искр. Похоже, он ждал ответа.
– Диалогов бы побольше, – сказал Минголла, – а так ничего.
Прошипев что-то от досады, Гарридо ухватился за гамачную веревку.
– Спокойной ночи, – сказал он. Забрался в гамак и натянул на голову противомоскитную сетку.
И все же история захватила Минголлу, хотя, чуть поостыв, он пожалел, что не спросил Гарридо, почему тот просто не сказал: «Из-за денег». Правда, потом он подумал, что это несправедливо. Хорошо бы как-нибудь порасспрашивать этого индейца – Минголле вдруг пришло в голову, что он не только многого не понимает, но гораздо больше просто не видит. Некоторое время он повозился с идеей завести с проводником дружбу, но по здравому размышлению передумал, решив, что она лишь запутает его суждения и что перепалка между ними обещает стать куда занимательнее, чем любая задушевная беседа.
Несмотря на снежок, он уснул, но назвать отдыхом этот гобелен из тревожных видений было трудно, и, очнувшись от яркого, нацеленного прямо в глаза света, Минголла подумал, что, наверное, кричал во сне и разбудил Гарридо.
– В чем дело? – Он хотел прикрыть глаза ладонью, но рука запуталась в противомоскитной сетке.
– Ни хрена себе! – Голос звучал по-деревенски. – Бобик по-мерикански лопочет.
– Я американец. – Минголла кое-как сел. – Что за херня? – В грудь ткнулось что-то твердое, он опять повалился на спину и сквозь белые ячейки разглядел ствол автомата и руку с фонариком.
– А с виду бобик, – сказал другой голос.
– Я агент... шпион. Вы кто, парни?
– Хозяева мы тута, – с угрозой произнес деревенский, – а ты вперся без спросу.
Прохлада разогнала остатки сна, и Минголла попытался надавить на деревенщину, но вместо того чтобы, встретив электрическое сопротивление, подчинить чужую волю своей, почувствовал, что его отшвыривает назад: как если бы он выскочил на ходу из машины и не побежал плавно вместе с ней, а подлетел в воздух. Он попробовал еще раз – с тем же успехом.
– Маскарад, значитца? – поинтересовался деревенщина. – А как проверишь? Мало, что ль, кубинцев по-мерикански шпарят. Мож, поскрести тебя маленько да поглядеть, чего там под краской?
Хор тупого хохота.
– Давай, как в кино, сержант? – Другой голос. – Поспрашивай его про бейсбол там или еще про чего.
– Ага! – Деревенщина. – Ну-ка, дружок, растолкуй-ка нам, кто там у чикагских «Медведей» центровым?
– А напарник твой тоже в маске? – Еще голос.
– Да чего вам надо-то? – Минголла попытался оттолкнуть автоматный ствол. – Дайте встать!
– Кореш евонный вроде как настоящий бобик, – сказал деревенщина. – Кончай его.
Автоматная очередь. Минголла замер.
– Гарридо?
– Ежели откликнется, – сказал деревенщина, – я делаю ноги.
– Ебаный псих! – заорал Минголла. – Мы же...
Автомат ударил его в грудь.
– Ты, парень, и сам пока что в дерьме. Отвечать будем?
Хотелось заорать и выскочить из гамака, но Минголла сдержался.
– На что?
– Кто центровым у «Медведей»?
Смешки.
– «Медведи» играют в футбол, – сказал Минголла.