Жизнь за ангела

Соловьёва Наталья

 - О птичках! – сказал я издевательски, пытаясь тем самым выразить полное презрение.

 - О птичках? Забавно? Вы юный натуралист?

Он подошел ко мне, благодушно улыбаясь, повернулся спиной, и неожиданно резко развернувшись, со всей силы ударил меня по лицу. Больше я ничего не помню. Очнулся оттого, что на меня плеснули в лицо водой. Меня подняли, усадили на стул, я вытер кровь с носа.

– И так, вы что думаете, мы будем шутить? Вчера вы напали на своего отца, доблестного офицера «СС». Вы коммунист? Отвечайте!

 - Я студент, у меня сегодня последний экзамен.

 - Для

вас этот день может стать последним. Вы отказываетесь выполнять свой долг перед Родиной? Вам должно быть стыдно, в то время как страны воюет, вы прохлаждаетесь дома. Вы не хотите служить великой Германии? Каждый порядочный гражданин счел бы это за честь. У нас есть сведения, что вы два раза не являлись по повестке на призывной пункт. Разве вам не известно, что объявлена всеобщая воинская мобилизация лиц достигших 21-го года? Что ж вы еще можете подумать над своим поведением. – Он кивнул охране, – Уведите его!

На завтра мне устроили экскурсию в одну из тюрем в центре Берлина, где содержали всех неугодных и инакомыслящих, а также коммунистов и евреев. Меня провели по помещениям и завели в одну из камер, где сидели десять-двенадцать человек, избитые, худые, больные и изможденные, которые подвергались жестоким пыткам и истязаниям. На моих глазах избили пожилого мужчину, еврея.

– Смотри! Смотри!!! – меня схватили за ворот, - Ты видишь, что с тобой будет? Видишь?! Смотри! Запомни!

Позже, поместив уже в одиночную камеру, меня хорошо отпинали ногами, оставили на полу и ушли. В застенках меня продержали три дня, давая в день по стакану воды и куску черствого хлеба. Первые два дня страшно хотелось есть, тошнило, появилась слабость, кружилась голова. Спать тоже было невозможно на холодном каменном полу, лежанке, сколоченной деревянными досками. На третий день чувство голода притупилось, я потерял счет времени, начались галлюцинации, казалось, что сойду с ума, а на четвертый день за мной снова пришли. Тяжелые двери со скрипом открылись, зашел надзиратель, и меня отвели в тот же самый кабинет. Я увидел того же офицера в очках. Мне дали выпить воды.

– Ну что? Вы хорошо подумали? У вас было время. Сознавайтесь, вы коммунист?

 - Нет.

 - Пойдете в армию?

 - А если я не соглашусь?

 - Тогда пеняйте на себя. Вас расстреляют за неподчинение властям, большевистскую пропаганду, коммунистические идеи.

 - Что за чушь?

 - Вы видели, что мы делаем с коммунистами и евреями? Вас ждет та же участь. Возможно вашу мать тоже. Вы думаете мы не знаем, что у вас по бабушке и матери русские корни?

 Ваш дед поляк и вы имеете родственников в Советском Союзе. Ваша тетя живет в Одессе, ее муж офицер Красной Армии и ваш двоюродный брат тоже. Вы будете это отрицать?!

 - Впервые об этом слышу. Спасибо что сказали.

 - Вы хотите, чтобы мы привели сюда вашу мать? Благодарите вашего отчима, что он оказался к вам добр и любит вас как родного сына, хотя мы обычно не церемонимся. Вас могли бы сразу расстрелять, но мы решили дать вам шанс, за что вы должны быть нам благодарны. Учтите, что в случае вашего отказа, вас расстреляют на глазах у вашей матери. Мы также знаем, что у вас есть дочь и то где она находится.

 Меня окончательно

сломали, и после некоторого молчания я согласился.

 - Кто бы сомневался, не таких обламывали. Возможно, скоро нам будет к стати ваше знание русского. Вы хорошо знаете русский язык?

 - Достаточно.

 - Вот и славно. Думаю, мы нашли общий язык. Вы можете быть свободны, вас отпустят домой. Завтра можете сдать свой экзамен, с лектором мы договоримся. В вашем распоряжении будут еще три дня, чтобы попрощаться с родными и собрать свои вещи. Дальше вы будете обязаны явиться на призывной пункт, по любому месту вашего проживания.

 Первым делом я отправился к фрау Марте и старику Клаусу, повидать свою дочь. У них как следует выспался, поел, вымылся, привел себя в порядок. На завтра я сдал свой экзамен, преподаватель поставил оценку мне в аттестат, получил документы, а к вечеру был уже дома, резко осунувшийся изможденный и бледный. Кое-где, оставались еще следы от побоев, в том числе на лице.

 - Сынок, что с тобой сделали?! – мама, увидев меня, всплеснула руками.

 Даже не обратив внимания на сестренку, я молча прошел в свою комнату, сел на стул и сидел минут пять, не проронив ни слова, после чего произнес:

 - Мама, дай, что-нибудь поесть.

 - Сейчас сынок, что-нибудь найду, там картошка кажется оставалась.

 Утром я встал, мама мне приготовила чай

 - На, пей. Сахару положи побольше, булочку возьми с маслом и сыром.

 - Я ненадолго, завтра меня заберут.

 - Куда сынок?

 - В армию, куда же еще. Это ты скрывала повестки на призывной пункт, которые приходили?

 Мама заплакала.

 - Тебя не было дома, я и не говорила.

 - У меня нет выбора. Мне дали три дня, чтобы я мог с вами попрощаться. Если не пойду, меня расстреляют здесь в гестапо. Ты лучше вещи собери.

 - Война начнется, а если тебя убьют?

 - На войне у меня есть еще шанс остаться в живых, а здесь его точно нет. Не плачь, я буду тебе писать. Если что-то случиться, значить судьба такая, смирись. Может все еще обойдется.

 Утром я начал собираться.

 - Ганс, сынок, ты уходишь? Уже?

 - Мама мне надо идти, прости.

 - Я никуда тебя не отпущу!

 - Я должен идти меня все равно заберут. Если я не пойду в армию, меня посадят в тюрьму, обвинят в большевистской пропаганде. Знаешь, что делают с коммунистами и евреями? Я это видел. Мне сказали, что то же самое будет и со мной.

 - Как же так?

 - Возможно, Гитлер не нападет на Советский Союз, заключен пакт о ненападении. Хотя боюсь, что все к этому идет и война неизбежна.

 - Я не хочу, чтобы ты воевал с большевиками, хотя твой дед их ненавидел. Они отняли у нас все, из-за них мы уехали из России, я потеряла свою сестру, но я все равно не хочу, чтобы ты с ними воевал. Слышишь? У тебя же русские корни сынок!