Жизнь замечательных котов…
Шрифт:
Вот и в тот год осень стояла золотая, драгоценная. Золото сыпалось с ветвей, шуршало под ногами, и всюду, среди листвы, лежали яблоки. Сладковато-кислый привкус носился в воздухе, и прохожие ходили по улицам, глотая слюну и облизываясь, как котята.
А я сбиралась в Москву. По делам, на один день. Зная, что за этот день столица из меня все соки выжмет, пережует, а потом выплюнет на платформу Курского вокзала, прямо в мутный поток людской реки. Захваченная этим потоком, я вольюсь вместе с ним в вагон электрички, прилеплюсь где-нибудь у стеночки и буду ждать,
Но что делать? Дела…
Перематывая в воображении эту невесёлую картинку, я собирала сумку. И как было не вспомнить слова моей мудрой сестры? Чтобы не пропасть, — учила сестра, — в Москву, нужно брать с собой три вещи: термос, бутерброд и горшок.
— И что ты есть там будешь? — заглянувшая спозаранку соседка ревниво наблюдает за сборами. Сейчас начнутся советы.
— Что-нибудь. Бутерброд, пирожок, не знаю.
— Бутерброд? Это ж разве еда? А пирожок с чем? С таком? И потом, не забывай, милая. Это ж москвичи! Они ж разве дадут человеку поесть? Летят как ненормальные! Я вон давеча на ярманку ездила. И что? Чебурек с мясом взяла на Курском …
— Ну и как чебурек? Вкусный?
— А я почём знаю? Я и руку да рта донести не успела. Гляжу, летит один чокнутый с рюкзаком на плече. Как даст по чебуреку. Зря только рот растворяла. Тьфу! А ты ещё у нас такая…
— Какая?
— Мелкая! Тебя чемоданом зашибут и не заметят!
— Ой, тётя Нина, ну вы наговорите!
— Точно говорю. Вот помяни моё слово. Возьми, говорю, с собой что-нибудь. Вон хоть антоновское яблоко.
Антоновское яблоко? И то правда. Я выбежала во двор. Одного взгляда на сад было достаточно, чтобы проснулись и радостно запели все органы чувств. Я чуть не захлебнулась от набежавшей слюны, а в носу защипало от крепкого яблочного духа. Едва дотронувшись до ветки, сняла тяжёлое, в холодной росе яблоко, которое с облегчением плюхнулось мне в руку.
Яблоко грело.
Всю дорогу до Москвы я ощущала его спокойную тяжесть. А в толпе, в вагоне метро, развлекалась, наблюдая, как вокруг меня все начинали инстинктивно облизываться и оглядываться по сторонам, ища источник этого волнительного духа.
Покончив с делами, стала искать достойное место. Не бродить же по бульвару с яблоком в руке? Его ещё укусить попробуй! Я пожалела, что не взяла с собой ножа. И не поленилась дойти до сада «Аквариум». Там, в глубине, в тенистой тишине, на старой садовой скамейке, я нашла, наконец, место, достойное для моего антоновского яблока. Села, с облегчением вытянув ноги, достала пакет…
В воротах сада, между тем, показалась компания, которая состояла из двух мирных московских старушек и пса.
Они привлекали внимание своей забавной похожестью. Низенькие, полные старушки, — они шли медленно, переваливаясь, как уточки на своих широко расставленных, натруженных и разбитых полиартритом ногах, — и пёс, — французский бульдог, который отличался от них разве что своей молодостью. Такой же крепкий и коротконогий, блестя молодецкой грудью и поигрывая бицепсами, он бежал впереди, с хозяйским видом поглядывая по сторонам.
Цвет у него
Мне, впрочем, не было до них никакого дела. Я достала из сумки яблоко и широко раскрыла рот.
Пёс увидел меня. Сделал стойку, нюхнул воздух — и помчался в мою сторону. Я боязливо огляделась: может, он преследует кошку? Но в обозримом пространстве кошки не было, и вообще никого не было вокруг! Мне стало не по себе. «Мики, назад, Мики!» — вопили перепуганные старушки. Изо всех сил перебирая ногами, они трусили вслед за псом, который в несколько прыжков достиг скамейки и плюхнулся рядом со мной. Ну и рожа!
— Что тебе? — спросила, съёжившись под взглядом громадных выпученных глаз. Сейчас как тяпнет…
— Мня-мня-мня… — захныкал пёс. Он чмокнул, облизнулся, и, роняя слюни, уставился на яблоко. Я не верила своим глазам.
— Ты что? Яблоко хочешь?
— Мня! — радостно взвыл пёс.
Я с опаской протянула яблоко. Он хряпнул половинку и посмотрел на меня, сложив складочки на роже в самую умильную гримаску, которую можно вообразить на бульдожьей физиономии. Вежливый, собака… Я повернула фрукт другим боком.
Старушки, между тем, достигли цели.
— Простите, пожалуйста, простите! Господи, стыд-то какой! Что делать? Мики, безобразник!
Они суетились, не зная, как загладить вину.
— У вас, наверное, антоновское яблоко?
— Было… А вы откуда знаете?
— Он только антоновские ест! И откуда напасть такая? Такой хороший пёс, культурный, воспитанный, но за антоновское яблоко душу продаст.
— Да уж…
Я подождала, когда улягутся страсти, простив псу его странный грех. А что мне оставалось? С сожалением повертев огрызок яблока — это был лучший экземпляр с лучшего дерева, — я бросила его в урну. Эх, права была тётя Нина. Это ж москвичи! Разве они дадут человеку поесть?!
Кошкотерапия
Пёс умирал.
— Тихон, Тишечка, дружочек, — Андрюшка мял родную мозолистую лапу.
Весь день он старался не плакать, но, видно где-то внутри переполнилась та чаша, в которую стекают невыплаканные слёзы, и внезапно они хлынули неудержимым потоком. Слезинки капали на сухой, горячий нос собаки. Тихон открыл глаза, внимательно и грустно посмотрел на маленького друга. Он прощался — и это было так понятно и так неотвратимо, что Андрей, не выдержав, с криком бросился к отцу.
— Да… — сняв очки и потирая переносицу, отец наклонился над псом.
Если бы он пил! Если б можно было раскрыть сведённые судорогой челюсти и влить хотя бы каплю влаги! Но в том-то и заключалось коварство болезни, что он не пил, и умирал от жажды, лёжа рядом с полными мисками. Восхитительные ароматы свежих бульонов — мясного, грибного и рыбного — витали в воздухе. И было совершенно ясно, что распростёртое у порога безжизненное собачье тело уже не имеет к этому никакого отношения.
Внезапно потемнело. Непрерывно лопотавшие деревья замерли в испуге — и на землю обрушился густой тяжёлый ливень. Треснул гром. Казалось, что кто-то большой колотит кулаком по небу и под его ударами трещит и рушится небесный свод. И стало вдруг темно и холодно. И страшно.