Жизнь замечательных времен. 1970-1974 гг. Время, события, люди
Шрифт:
— Я ведь на спектакли и фильмы не смотрю как на художественную ценность. Я выискиваю в них финансовые злоупотребления, чтобы потом передать дело в суд. Я много художников посадила.
Сичкину после этих слов стало не по себе. Он вдруг ясно осознал, что вокруг него происходит что-то нехорошее, но что именно и каковы последствия всего происходящего, объяснить пока не мог. А его пребывание в прокуратуре между тем затягивалось. Терещенко не объявлялся, зато вместо него в кабинет один за другим стали заходить какие-то странные люди. Первым зашел невысокого роста мужчина, который представился прокурором Соколовым: он пожал Сичкину руку и удалился. Следом явился пожилой мужчина: тот вообще не представился, только
Последними в кабинет зашли двое мужчин: первый представился заместителем областного прокурора Мусатовым, второй — следователем Шичаниным. Первый внезапно принялся признаваться Сичкину в любви: мол, я сам, а также вся моя семья являемся горячими поклонниками вашего таланта, а второй попросил актера написать свою автобиографию. На удивленный вопрос Сичкина "Зачем?", коротко ответил: "Так надо". Пришлось подчиниться. "Видимо, облпрокуратура собирается ходатайствовать перед Минкультом о присвоении мне почетного звания", — усмехнулся про себя Сичкин.
Когда с автобиографией было покончено, в кабинет вернулся Терещенко. Взглянув на часы, — а было уже двенадцать дня, — он сказал гостю, что тот может быть свободен до четырех часов. Потом он понадобится еще максимум на часок, после чего может смело возвращаться в Москву. Сичкин поверил.
В назначенное время он вернулся в прокуратуру, свято веря, что часа через полтора будет уже сидеть в поезде. Но Терещенко его обманул. Под видом очной ставки с администратором в КПЗ он привел актера в камеру, где объявил… что тот арестован. Майор, начальник КПЗ, громко приказал потрясенному произошедшим артисту раздеться. Тот повиновался. После тщательного шмона майор, не скрывая своего злорадства, сострил: "Как ты там в кино пел: "…я не плачу, я никогда не плачу"? Это ты, артист, там, в кино, не плакал, а тут, в тюрьме, заплачешь…" Далее послушаем рассказ самого Б. Сичкина:
"Меня втолкнули в так называемую камеру. Это была не камера, а ящик — метр в длину и полметра в ширину. Этот гроб не отапливался и не имел света. Лежать в этом гробу нельзя было по причине малых размеров. Но, как выяснилось, и сидеть в нем тоже нельзя было, так как "нары" были обиты железными полосками. Большее время дня и ночи приходилось стоять, упираясь ногами в парашу. Полное впечатление, что тебя замуровали. Если учесть, что я страдаю клаустрофобией — боязнью закрытого пространства, можно представить, что я чувствовал себя намного хуже, чем дома…"
В отличие от Бориса Сичкина, знаменитая пара фигуристов — Людмила Белоусова и Олег Протопопов в те октябрьские дни чувствовала себя более чем превосходно. Тогда наконец-то устроилась их спортивная судьба. В начале года их в добровольно-принудительном порядке заставили уйти из большого спорта: дескать, старые уже. Как вспоминает О. Протопопов: "До 73-го мы безуспешно пытались соревноваться, все еще веря в честность и справедливость, но мы глубоко ошибались. Мы проигрывали внутрисоюзные соревнования почти что детям, опускаясь до шестого места. Руководители же Федерации фигурного катания и Спорткомитета СССР подбадривали молодежь, рекламируя их как победителей знаменитых олимпийских чемпионов и чемпионов мира Людмилы Белоусовой и Олега Протопопова…"
В течение семи месяцев фигуристы-"пенсионеры" безуспешно пытались устроиться на работу в Ленинградский балет на льду. Самое интересное, что, когда они выступали на льду, их упрекали в чрезмерной артистичности, отсутствии атлетизма, а теперь уже говорили обратное — мол, вы спортсмены, а не артисты балета, поэтому балету не нужны. Тогда фигуристы обратились к министру культуры
Тем временем группа столичных подростков готовится к захвату пассажирского самолета и отлету на нем в Америку. Как мы помним, эта идея созрела в голове 20-летнего безработного Романова и его близкого приятеля, учащегося 2-го курса Московского автомеханического техникума Жалнина. Еще в январе они затеяли это дело, но до осени никак не могли найти себе подельников. Наконец, в начале октября Жалнину удалось подбить на это дело двух своих однокурсников — Бондарева и Никифорова. Первый согласился на захват самолета, так сказать, за компанию, второй имел более конкретную цель — он мечтал помочь американским индейцам в их справедливой борьбе за свою независимость.
В конце февраля 73-го советские газеты сообщили о событиях в американском городке Вундед-Ни, где индейцы с оружием в руках выступили против дискриминационной политики правительственного бюро по делам индейцев, и многие советские мальчишки загорелись желанием помочь коренным жителям Америки. Но у подавляющего большинства пацанов это желание не шло вразрез с законом. Например, мой хороший знакомый Юра Котенко (ныне известный специалист по североамериканским индейцам) предполагал достичь берегов Америки, используя вполне невинные методы: летом 73-го с двумя друзьями с Таганки он построил плот, чтобы отправиться на нем в США по маршруту: Москва-река — Волга — Волго-Донской канал — Азовское — Черное — Средиземное моря — Атлантический океан. Эта акция сорвалась в самый последний момент — кто-то похитил "судно" путешественников. Никифоров же был единственным из одержимых этой идеей мальчишек, который не только вознамерился, но и осуществил свою идею криминальными методами. Хотя последующие события показали, что из всей четверки он был самым безобидным "террористом".
Поскольку будущим угонщикам было необходимо оружие, они стали искать способы, как его раздобыть. В наши дни эта затея была бы легко осуществима — незаконного оружия в России пруд пруди, только успевай деньги отстегивать. Но в 73-м с этим делом было строго. Хотя варианты тоже были. Например, напасть на постовых милиционеров, которые выходили на дежурство, вооруженные "Макаровыми".
В середине октября будущие угонщики дважды вели наблюдение за стражами порядка в районе метро "Каширская" и Цветного бульвара. Один раз им едва не удалось застать постового врасплох, но поблизости прошла компания молодых людей, которая спугнула налетчиков. В итоге от этой затеи пришлось отказаться и искать другой способ разжиться оружием.
Между тем именно в октябре в Советском Союзе произошла одна из самых крупных авиакатастроф. Под городом Дмитровой разбился "Ил-62", летевший по маршруту Париж — Ленинград — Москва и везший на борту около 90 пассажиров. Самолет готовился произвести посадку в аэропорту Шереметьево, когда внезапно рухнул на землю в лесной полосе. Вспоминает очевидец А. Клюев:
"Когда мы приехали к месту катастрофы, увидали жутковатую картину: поваленные, расщепленные, обугленные деревья, на сучьях вокруг развешаны фрагменты тел. Взрыв горючего разорвал девять десятков человек на три тысячи с лишним кусков… Почему так уверенно говорю о трех тысячах? Пришлось осмотреть каждый фрагмент. Но не в одиночку, конечно. Туда пол-Москвы согнали. Судмедэкспертов одних человек тридцать. И я в том числе. А на деревья лазали солдаты, собирали останки, вешали бирки, свозили в морг… Три дня и три ночи все работали почти без сна. А все почему? Рейс оказался особенным. Появился слух — не обошлось без теракта.