Жизнь замечательных времен. 1975-1979 гг. Время, события, люди
Шрифт:
Пришел Бялый. Я улыбаюсь ему и приглашаю войти. А сам вышел в коридор. Слышу за дверью дикий мат…
Через минуту выходит Бялый красный, как свекла:
— Ну что? — спрашиваю.
— Вы были правы, Георгий Эмильевич. Это очень хорошие актеры, им нужно сделать номера лучшие во Львове.
Ушел и расселил их тут же…» (Актеров поселили в одной из лучших львовских гостиниц, принадлежавших обкому, — «Ульяновск». — Ф. Р.).
В ночь на 12 апреля дерзкое преступление было совершено в городе Нижневартовске: там была ограблена касса Управления технологического транспорта № 1. Касса охранялась двумя сторожами, но ни один из них не смог защитить казенные деньги, поскольку нападение оказалось внезапным. Нападающих было двое: как описывали их сами сторожа, это были молодые люди лет 25–30, в масках и с металлическими прутьями от арматуры в руках. А проникли преступники в помещение УТТ-1 следующим образом. В 3.20 утра они отжали ригель замка в двери столовой, которая была расположена на первом этаже. Оттуда
Женщина ошибалась. Когда она барабанила в дверь, сторожа не спали: один из них — Барышев, — связанный по рукам и ногам, лежал в помещении бухгалтерии без сознания, а второй — Краюхин — тоже связанный, перекатывался по коридору, пытаясь добраться до бытовки, где мирно спала техничка. Автобус с проверяющей уехал, хотя по инструкции этого делать было нельзя: не достучавшись до сторожей, проверяющая должна была вызвать милицию, а сама обойти здание вокруг и удостовериться, что все в порядке. Если бы она это сделала, то сразу бы обнаружила непорядок — открытую дверь в столовой. В итоге об ограблении в милиции узнали значительно позже, после того, как сторож Краюхин сумел-таки доползти до бытовки.
Около шести утра в УТТ-1 уже вовсю хозяйничала оперативно-следственная группа. Несмотря на то, что грабители не оставили на месте преступления ни одного отпечатка своих пальцев (работали в перчатках), других следов было предостаточно. Например, на линолеуме четко виднелись отпечатки их обуви: они наступили на лужу крови в бухгалтерии, и эти следы теперь были повсюду. Кроме этого, сыщики установили, что грабители знали, за чем пришли: в кассе стояло два сейфа, но преступники взяли именно тот, в котором хранилась зарплата служащих УТТ-1, привезенная на предприятие вчера (самое интересное, в первом сейфе тоже лежали деньги — 28 тысяч рублей, но грабители, видимо, про это не знали, поэтому даже не удосужились туда заглянуть, хотя сделать это было проще пареной репы: сейф был всего лишь заклеен полоской бумаги с печатью кассира). Значит, грабители либо сами были из местных, либо имели сообщника внутри УТТ-1. По словам одного из сторожей — Краюхина (второй — Барышев — находился в больнице с черепно-мозговой травмой) — грабители выглядели следующим образом: первый — возраст 20–25 лет, рост около 160 сантиметров, был одет в замасленную куртку синего цвета из ткани болонья, второй — высокого роста, плотного телосложения, в темной куртке. Лиц разглядеть не удалось, поскольку оба натянули на подбородок стоячие воротники свитеров, которые издали сходили за маски.
Однако пора вернуться к рассказу о других грабителях — тех, что ограбили ереванский Госбанк. Минул почти год со дня этого громкого преступления, а сыщикам так и не удалось хотя бы приблизиться к разгадке этого ограбления. Преступники же этим пользовались, что называется, вовсю. К апрелю 78-го Николай и Феликс Галачяны успели истратить почти все имевшиеся у них 10-рублевые купюры, общая сумма которых составила 100 тысяч рублей. Однако у преступников еще оставались в запасе немалые деньги — почти 1 400 000 рублей, часть которых хранилась в поселке Мостовском Краснодарского края, а часть в Ереване. Но главным было не это: один из них — Николай — надумал избавиться от своего напарника, а также еще от одного сообщника, не принимавшего участия в ограблении, но знавшего о нем, — Завена Багдасаряна. Николай стал подыскивать киллера, который согласился бы отправить на тот свет двух человек. Но затем, поняв, что двойное убийство может привлечь
Продолжают бушевать страсти и вокруг фильма «Женщина, которая поет». Вернувшись с гастролей в Тольятти, Алла Пугачева узнала очередные подробности битвы за фильм и 13 апреля села за стол — писать письмо главному редактору ГСРК Далю Орлову. В нем сообщалось следующее:
«Я полностью согласна с той оценкой, которую Вы и Госкино СССР дали фильму. Все опасения, которые я высказывала Вам перед запуском картины, к сожалению, оправдались.
На мой взгляд, необходимо кардинально переделать фильм и прежде всего:
1) убрать или значительно сократить эпизоды, художественное решение которых отдает «пошлостью» (шоу, репетиция шоу, телеинтервью);
2) найти пристойное драматургическое решение взаимоотношений героини фильма с мужем и Андреем, учитывая хотя бы фактуру актеров, снимавшихся в этих ролях (или переснять эти роли с другими актерами);
3) включить в фильм еще одну или две веселые песни, чтобы в музыкальном материале не возникало ощущение монотонности.
Есть у меня и другие предложения, но это главное.
Так как «Мосфильм» поручает переделывать фильм тем же автору и режиссеру, которые уже сняли один печально известный вариант, я обращаюсь к Вам с убедительной просьбой взять под свой личный контроль их предложения по переделке. Новые съемки выбивают меня из графика моей основной работы на эстраде, и я бы хотела использовать свое время действительно на дело».
В тот четверг, 13 апреля, столичные термометры зафиксировали 15 градусов тепла. И хотя это был не рекорд (в 1975 году в это же время ртутные столбики поднялись до отметки в 25 градусов), москвичи радовались: светило солнце, журчали ручьи. Между тем этот день стал последним в жизни актера Станислава Жданько.
Утром Жданько и Малявина посмотрели по телевизору первую серию герасимовского «Тихого Дона». Жданько знал, что Герасимов в эти дни готовится приступать к съемкам фильма «Юность Петра», и очень хотел сыграть в нем Меншикова. «Позвони ему, попроси за меня», — попросил он Малявину. Та не смогла отказать любимому, хотя с самого начала сомневалась в благополучном исходе такого Звонка. Так и получилось: мэтр ответил, что на роль Меншикова он пригласил своего ученика Николая Еременко. Это было первое серьезное огорчение Жданько в тот день.
Второе случилось спустя час, когда они с Малявиной отправились в Ленком на спектакль «Вор», где главную роль играл их общий приятель — Виктор Проскурин. По словам Малявиной, после спектакля Жданько заметно сник, позавидовав другу: в отличие от него, ему приходилось играть в Вахтанговском театре одни эпизоды. Затем влюбленные на время расстались: Жданько отправился за кулисы поздравлять с успехом друга, а Малявина поехала в театр, где намечался юбилей Юрия Яковлева. Однако торжества в самый последний момент перенесли на другой день, и Малявина зашла проведать своего отца. Оттуда она позвонила домой Жданько. Тот ее огорошил сообщением, что они с Проскуриным вот уже час пьют, отмечая успех «Вора». «Умоляю тебя, не напейся! — попросила Малявина возлюбленного. — Тебе же завтра ехать в Минск на съемки». (Жданько должен был сниматься на «Беларусьфильме» в картине «Время выбрало нас»). На что Жданько ответил: «Валена, если ты хочешь, чтобы я не напился, приезжай ко мне. Мы ждем». Малявиной пришлось ехать, тем более что билеты в Минск были у нее. Она приехала к Жданько примерно через полчаса. Далее послушаем ее рассказ:
«Они с Витей много выпили, я не пила ни грамма. Видя, что я совершенно спокойно не пью, что за меня можно не волноваться, сам Стае захотел еще (Витя к тому времени уже ушел). А у него давление очень высокое, я ему запрещала. Завтра он должен был уезжать в Минск, настроение взвинченное, плохое. В дорогу я ему купила бутылку «Гурджаани», и он стал просить ее открыть. Я видела, что он не в себе, но ведь никогда не знаешь, что будет потом. Мы сидели, он снова собрался уйти, в ресторан ВТО. Я возмутилась, встала, достала эту бутылку, открыла ее ножом, налила себе полный бокал, выпила демонстративно залпом, вышла на кухню и вылила все остальное в раковину. Чисто по-женски. Из принципа. Стою у окна, психую. Приблизительно в 21.30 я вошла в комнату и увидела, как Стае медленно валится с кресла на пол. Я помогла ему прилечь на ковер. Ножа я нигде не заметила. Кровь я вначале тоже не заметила, потом лишь увидела, что она сочится из его груди. Я зажала рану ладошкой, прижималась головой. Крови было мало. Я брала его голову, прижимала к себе, спрашивала его: «Стае, что с тобой?». Вначале глаза Стаса были открыты, и он смотрел на меня. Потом Стае прошептал: «Пойдем со мной…» После этих слов он добавил: «Голову…» Больше до приезда «Скорой помощи» ни одного слова он не сказал…»