Жизнь. Кино
Шрифт:
Досмотрев фильм до самого конца и не обнаружив своего эпизода, Петренко был потрясен. И понять его было легко. Ссылки на ЦК он отверг.
– Какое мне дело до вашего ЦК, когда я перед коллективом и перед самим Владимировым опозорился! – возмущался Петренко.
Холодок между нами прошел только после моего фильма «Женитьба», где он замечательно сыграл Подко-лесина. О загадочном усечении громилы мне рассказал позже сам Киселев. Какому-то цековскому инструктору показалось, что в этом эпизоде мы, авторы, чекистов, реквизировавших у героя миллион, уподобляем тому самому громиле. Болезненная подозрительность этих многочисленных инструкторов доходила до абсурда. Позднее я уже научился философски относиться к этому. После «Начальника Чукотки» мне прислали разгромное письмо
Мы считали большой удачей, что фильм пока еще не прихлопнули. Но потом картину неожиданно наградили комсомольской премией «Алая гвоздика» и возмущенные отзывы сразу прекратились – сменились на хвалебные. Однажды меня пригласил лукавый Гринер. Он спросил, каковы мои планы на будущее.
– Ведь вы же работаете в нашем Первом творческом объединении! – торжественно сказал Гринер. – Я должен знать ваши планы!
Марафон
Если человек долго рисует картины или долго сочиняет стихи, это красиво называется «творческий путь». Но тут вызывает сомнение слово «творческий», потому что, насколько он воистину окажется творческим, определят другие и не сейчас. Со словом «путь» дело обстоит еще хуже. В кинематографе это скорее тропинка, петляющая в дремучем лесу. Общее направление угадываешь по наитию и приметам: с какой стороны растет мох на пне? или куда тянутся еловые лапы? При этом постоянно блуждаешь, петляешь или бродишь по кругу.
В ранние леннаучфильмовские годы я знал старого кинооператора Данашевского. Он был белоэмигрантом, жил и работал в Голливуде, но после победной Отечественной войны, охваченный патриотическим порывом, попросился в Советский Союз. Его впустили, дали ему комнатуху в коммуналке и работу на «Леннаучфильме». Серьезную операторскую работу ему не доверили – а вдруг он будет искажать советскую действительность? Пристроили Данашевского в цейтраферную кабину. Здесь, в тесной клетушке день и ночь пощелкивал, включаясь и выключаясь, киноаппарат для замедленных съемок – по кадрику в час или в день аппарат фиксировал рост былинки или раскрывание цветка. Работа была, прямо скажем, не очень увлекательная.
Однажды Данашевский решил влиться в студийный коллектив и явился на молодежную грибную вылазку. Он был обут в американские армейские суперботинки, одет в невообразимый российский ватник и ковбойскую шляпу. Запасся он также огромной корзиной, компасом, лупой и альбомом, где были изображены в красках съедобные российские грибы. По прибытии на грибное место Данашевский определился по азимуту и углубился в лес. Обычно у общего костра оставался за сторожа режиссер Гавронский. Он приезжал в лес только для того, чтобы организовать пикничок и под рюмочку пожаловаться на шалопая-племянника Оську, который совсем сбился с пути. У костра часто оставался и редактор Саша Володин со своим литературным кружком. Он создал кружок, чтобы читать его членам собственные рассказы, которых никто не хотел печатать. Вы можете спросить, к чему это я вспомнил? Я вспомнил, потому что Гавронский ошибся на счет племянника Оськи. Племянник хоть и «сбивался с пути», но после стал Иосифом Бродским. А Саша Володин тоже, так сказать, плутал и насильно читал нам свои творения, не задумываясь, к чему это приведет. А вот Данашевский всегда точно выходил по азимуту, но ни черта не находил – красивые альбомные грибы совсем не похожи были на настоящие. Подзабыл он, верно, в далекой Калифорнии и о том, что в российском лесу ничего не найдешь, если хорошенько не поплутаешь. Это, опять-таки, – к вопросу о «творческом пути».
Марафоном описываемый период своей жизни я называю потому, что почти без пауз и передышки сделал подряд пять фильмов. Марафон этот начался случайно и даже не с моего фильма, а с чужого.
Молодой драматург Юрий Клепиков написал сценарий, который назывался: «Про Асю-хромоножку, которая любила,
Пока он лежал на полке, Клепиков написал новый сценарий под названием «Мама вышла замуж» и принес его в творческое объединение Хейфица. Сценарий всем очень понравился, но редакторы опасались, не повлияют ли злоключения «Аси-хромоножки» и на «проходимость» новой работы Клепикова. Перспектива вполне реальная – у начальства хорошая память. И тут, поразмыслив, в объединении вдруг решили предложить этот сценарий мне, несмотря на то, что для многих я еще по-прежнему оставался хроникером, в лучшем случае, специалистом по бобикам, барбосам и чукотским ездовым собакам. Видимо, после официального премирования «Начальника» я показался начальникам достаточно «надежным». Впрочем, аргументация начальства была мне безразлична – мне нравился этот нежный, умный сценарий.
В сценарии «Мама вышла замуж» три действующих лица: ремонтерша Зина – мать-одиночка, подросток Борька – Зинин сын и третье лицо: бульдозерист пьянчуга Витя. У Зины и Вити началась любовь, а Борька почувствовал себя лишним. Вот и все. Но были в сценарии точно выписанные характеры и узнаваемая наша жизнь. Такой сценарий в то время был большой редкостью. Обычно реалии жизни отодвигались куда-то на второй план, а на первый вылезала «идея» или «социалистическая мораль». Люди и события становились лишь поводом для авторских поучений. Сценарий Клепикова выгодно отличался от этих произведений. Соблазн был велик, и я взялся за картину.
Пришла пора очередного комплектования группы и выбора натуры. Как утверждал художник Исаак Каплан, выбор натуры – это самый счастливый период в жизни кинематографиста. Тогда никто ни за что пока не отвечает и еще не знает, чем дело кончится. Каплана я тоже пригласил на новую картину. С ним и с его женой Беллой Маневич меня потом надолго связала жизнь и работа. Они были талантливы, они идеально дополняли друг друга. Если Каплан работал играючи, с шуточками и прибауточками, то Белла являла собою пример неистовой приверженности делу. В войну она была медсестрой и теперь, громя «лентяев», «дураков» и «бездарей», позволяла себе и более крепкие фронтовые выражения. Исаак Каплан брал обаянием, а Беллы все побаивались. Потому результат был всегда эффективным.
Капланы были верными сотоварищами, готовыми помочь, понять и поддержать в трудную минуту. Я им многим обязан. Получилось так, что после первых двух картин у меня сложилось что-то вроде постоянной группы, а если говорить об актерах, то, стало быть, «труппы». Случайности кинематографической жизни нас постоянно разлучали, но при первой же возможности мы воссоединялись. Так было с Юрием Векслером, который снял большую часть моих картин, с Фрижеттой Гукасян, которая редактировала мои картины чуть ли не со вгиковских времен. Так было и со многими любимыми артистами: Михаилом Кононовым, Олегом Ефремовым, Евгением Леоновым, Юрием Богатыревым, Борисом Брондуковым, Олегом Борисовым, Станиславом Любшиным, Людмилой Зайцевой, Натальей Егоровой, Светланой Крючковой. Бесконечная моя признательность им всем – тем, которые есть и которых уже нет.
На новой картине с актерами сложилось все славно и гармонично.
– Куда ты меня тянешь? – спросил Олег Ефремов. – Я ведь сугубо положительный социальный герой!
На это я ответил, что Витя-бульдозерист тоже социальный герой, но сугубо российский.
– Пожалуй, – рассмеялся Ефремов.
Сценарий Олегу тоже понравился, и на этом переговоры закончились. Как мне передавали, Киселев тут же доложил по инстанциям, что с подозрительной картиной все в порядке! В главных ролях у Мельникова снимаются: народный и положительный Олег Ефремов, симпатичная хохотушка из комедии «Девчата» Люсьена Овчинникова и герой из «Иванова детства» Коля Бурляев. Меня больше не тревожили.