Жизненное пространство

Ливадный Андрей Львович

— Не знаю… — пожала плечами Шейла. — Ты же говорил, что они боялись миграции Предтеч. Ими правил страх, — это твои слова.

— Да. И я не отказываюсь от них. Но то, что я узнал о Логрисе, никак не подходит под определение «свихнувшейся машины». Он так же, как наша Сеть, был машиной мыслящей, причем мыслящей логично, так зачем его уничтожать, сплавлять в единый ком титанические усилия многих поколений?

— У меня нет ответа, — покачала головой Шейла. Горкалов глубоко затянулся.

— Его боялись, — сам ответил он на только что поставленный вопрос. — Не логриане, конечно, а те, кто их принял. Мне кажется, что раса голубокожих, или харамминов, как называет их лейтенант Стриммер в своем

отчете, хоть и колонизировала какое-то количество звезд скопления, но не была сильно продвинутой цивилизацией в плане интеллектуального и технического развития. Они очень похожи на нас, на Человечество в веке двадцать втором — алчущее, ищущее, перенаселенное, злое — но мы развились, сумели пройти через гиперсферу, пережить две галактические войны, вырасти над собой, стать наконец галактической цивилизацией, а им в такой темный, кризисный момент развития свалились на голову сначала инсекты, бежавшие из Сферы, а затем и логриане со своими чудо-технологиями.

Илья на минуту умолк, а затем продолжил, выбросив окурок:

— Что такое Логрис? Это не только огромная машина, которая сродни нашему сетевому единению компьютеров, прежде всего он — банк личностей, виртуальная среда обитания закончивших свой жизненный путь логриан.

— Пресловутая вечная жизнь? — усмехнулась Шейла.

— А ты не смейся, — одернул ее Горкалов. — Я не сомневаюсь, что часть носителей Логриса была предложена голубокожим хозяевам скопления в качестве платы за приют, — вот только они к тому моменту еще не развились настолько, чтобы принять этот дар. Они хотели властвовать, править, жить вечно, а каноны Логриса однозначно запрещали повторные реинкарнации. Основной постулат Логриса, если я правильно его понял, гласит: после физической смерти сознанию почившего существа может быть предоставлена только виртуальная жизнь. А теперь скажи, разве хозяин любит умных рабов? Представь себе человека века двадцатого, пусть даже двадцать второго, который не смог стать гармоничной личностью из-за постоянных войн, перенаселения, экономических и социальных неурядиц… Представь, он умирает, и его душу помещают в банк данных — виртуальную среду, где обитают мудрые, гармоничные, совершенно не агрессивные логриане? Эта среда покажется человеку такой чуждой, притянутой за уши, ему будет тяжело там, а ведь он знает, что логриане в силах вернуть ему реальное физическое тело, здоровое, молодое, но такая операция категорически запрещена.

— Ты думаешь они уничтожили Логрис намеренно?

— Я уверен в этом, Шейла. Они хотели жить вечно и силой вырвали технологии клонирования и перезаписи сознания на новый носитель у мудрых, но трусоватых логриан, а когда получили искомое, то Логрис стал для них помехой, постоянной угрозой, — ведь он, ко всему прочему, — мыслящая машина, не обладающая робостью своих создателей.

— Невероятно… Илья, ты говоришь такие вещи, что с тобой трудно спорить, но и понять тебя нелегко… Скажи, ты все придумал сам?

— Ну вот, и ты заговорила, как Шефорд. Нет, ничего я не придумывал. Лейтенант Стриммер столкнулась на Воргейзе с голубокожим гуманоидом, который называл себя бессмертным и смеялся ей в лицо, зная, что убить его невозможно — он просто очнется в новом теле за сотни световых лет от места гибели. Я поверил этому и сразу вспомнил строку из расшифрованного вступления в Логрис:

— «…не дай загнать себя в ловушку Вечности. Оставаясь в тесной связи с миром физическим — там, где царит теория окончательности, ты погибнешь, твоя душа измельчает, изотрется и умрет. Ты принесешь горе, и горек будешь сам», — процитировал Илья Андреевич и искоса посмотрел на Шейлу. — Теперь понятно?

— Да, — немного подумав, призналась она. — Они попались в эту ловушку? Стали жестокими и циничными из-за своей неизмеримой старости? Потому и нарушили все договоренности, превратили в рабов и логриан, и инсектов?

— Скорее всего. — Горкалов встал, скрестив

руки на груди. Его взгляд скользил по окрестностям, которые медленно погружались в багряные сумерки ночи. — Вселенная слишком сложна, чтобы ее можно было постичь одним махом и разграничить — вот друг, а вот враг, тебе жить, а тебе умереть. Сегодня, в частности, здесь, — да. Но в общем, я бы не стал судить так конкретно. Я еще ни в чем окончательно не уверен, но мне кажется, что мы воюем не с инсектами, не с логрианами, и даже не с цивилизацией Харамина, — нас столкнули лбами эти бессмертные, которые привыкли загребать жар чужими руками. Им выгодно, чтобы мы перебили друг друга, а потом придут они и установят на разоренном войной пространстве свой закон.

— И что ты думаешь делать, Илья? — тихо спросила его Шейла.

Горкалов обернулся, внимательно посмотрев на нее с отеческой нежностью в безумно усталых глазах.

— Мы должны быть беспощадны к врагам, пытающимся истребить нас, но милосердны к побежденным. Только в этом случае мы сможем и дальше называть себя галактической расой. Иначе нельзя, Шейла. Есть время разбрасывать камни, но за ним неизбежно настанет черед собирать их. Мы должны выстоять здесь и сейчас, чтобы разрушить все планы противника, спасти себя и остальных от безумной бойни. А если выстоим — тогда и придет черед подумать и ответить на вопрос: кто понесет ответственность за сегодняшние утраты?

* * *

Орбитальная плита уже полностью затмила собой солнце, когда в воцарившемся мраке, километрах в двадцати от замаскированных позиций батальона, беззвучно сверкнуло несколько частых, повторяющихся вспышек.

Горкалов резко обернулся.

— Похоже, начинается…

Он не ошибся. В той стороне, откуда пришел отсвет, в багряно-черное небо взвилась зеленая сигнальная ракета.

* * *

— По машинам! По машинам!!!

Этот крик будил тех немногих счастливцев, кому удалось вздремнуть в преддверии боя, но большинство бойцов оставались на ногах к тому моменту, как в небесах вспыхнула зеленая ракета, оповестившая, что патруль на болотах вступил в огневой контакт с противником.

— Координатор, связь с патрулем! — Илья решил, что руководить боем из рубки «Фалангера» будет сподручнее, и потому оставил на КП Лерватова, который имел опыт координационных действий.

— Связь отсутствует. — Голос Дмитрия был сух и напряжен.

— В чем дело? Докладывай!

— Их слишком много. «Хоплит» успел передать девятнадцать секунд телеметрии, прежде чем его сожгли…

— Пилот катапультировался?

— Нет.

Весть о первой потере неприятно ударила по натянутым нервам.

— Кто это был?

— Тименов.

Горкалов скрипнул зубами. Он хорошо знал этого пилота.

— Так, я понял, а теперь докладывай, сколько их? — приказав заткнуться своим чувствам, спросил Илья.

— Фрагмент телеметрии расшифрован на девяносто четыре сигнала, командир… Это все, что успели зафиксировать сенсоры «Хоплита».

Илья вставил руки в захваты пилот-ложемента.

— Класс машин? — осведомился он.

— «Призраки», — ответил Лерватов. Горкалова передернуло.

Призраки… Илья сам распорядился называть так «Фалангеров» противника, чтобы не возникло неразберихи в бою, когда доклады посыпятся один за другим, и, если пользоваться одинаковой терминологией, то уже через минуту не разберешь, о ком тебе сообщают.

«Нам будет не просто трудно…» — подумалось ему в этот миг.

— Он успел отсканировать хоть одну рубку?

— Да.

— Кто в пилот-ложементах?

— Гуманоиды. Очень похожи на нас, хотя судить однозначно не возьмусь — слишком мал фрагмент.

— Хорошо. Сообщи командирам взводов — всем держать позиции. Чтоб ни одна машина не вышла из капонира раньше условного сигнала.

— Принято.

Горкалов посмотрел на приборы. Его «Фалангер» уже закончил тестирование систем.