Жмурки
Шрифт:
— Да! — крикнул он в трубку так, что Маша сразу представила укоризненный тёткин взгляд. — Уже едем.
И забыв выключить свет, Сашхен ссыпался вниз — его мокрая, и от того сероватая шевелюра мелькнула внизу.
Бросив пару слов Алесан Сергеичу, белобрысый выкатился на крыльцо, уже в чёрной куртке и опять с саквояжем подмышкой.
Когда он протянул руку, чтобы закрыть дверь, пола куртки распахнулась и в лунном свете Маша заметила отблеск
— Недоохотились, видать, — прокомментировал, нахохлившись, мыш.
А через пару мгновений за домом соседей взревело, фыркнуло, и на дорожку выехал огромный, как кит, внедорожник.
Маша чуть не завизжала от восторга — такие она видела только в кино, и вживую узреть чудо из чудес даже не надеялась.
Для себя она давно поняла: существуют как бы два мира.
Мир кино и мир обычных людей.
В кино красивые и хорошо одетые артисты пьют вкусное шампанское и катаются на крутых тачках. У них очень весёлая жизнь: им позволено носить оружие и стрелять, в кого хочется.
В то время как в обычной жизни, когда Дениска Серебряков смастерил пугач и все они, по-очереди, палили из него по пустым пивным банкам на пустыре — пугач отобрали. И всех участников соревнований оставили без сладкого, хотя это было страшно несправедливо: пивные банки — это ж не люди, и чего сыр-бор разводить?..
Сейчас Маша остро ощущала свою исключительность. Вдруг, неожиданно, она оказалась одной ногой в потустороннем киношном мире, и вполне возможно, если повезёт, совсем скоро увидит не только крутую тачку, а и настоящий пистолет.
Задохнувшись от открывающихся перспектив, Маша испытала нечто вроде благодарности к тётке: ведь несмотря на общую недалёкость, ей всё же хватило ума поселиться рядом с такими интересными людьми…
На крыльцо тем временем высыпали сестрички и Алесан Сергеич.
— Будьте осторожней, шеф, — сказала та, у которой на голове была рыжая гуля, похожая на луковку.
Подняв руки, она повесила на шею шефу что-то тяжелое, металлическое…
Автомат! — с замиранием сердца констатировала Маша. — Хотя нет, — она тут же сникла. — Всего лишь термос.
— Ночные экскурсии на сегодня отменяются, — шеф клюнул в лобик каждую из сестричек. Та, что с дредами, широко перекрестила его щепотью. — Заприте двери и окна. И чтоб ни гу-гу.
Он бодро вскочил на подножку железного монстра. За рулём сидел белобрысый с дивчячьим именем.
— Мы знаем правила, шеф, — крикнула синеволосая.
Маша посмотрела на одну из своих косичек.
Коричневый — вот что можно было сказать об этом цвете. И всё.
В кино у девушек
Ксюша всегда так и говорила: вырасту — сделаюсь артисткой. Самой знаменитой.
Не по возрасту здравомыслящая Маша понимала: её-то в артистки никто не возьмёт. Коричневые волосы, коричневые глаза… А ещё веснушки.
У киноартисток всегда была белая, с чуть розоватым жемчужным отливом, кожа.
Но вот прямо сейчас, навалившись пузом на подоконник, Маша ощущала своё неизмеримое превосходство над блондинкой Ксюшей…
— Ни пуха, шеф, — рыженькая коротко махнула рукой.
Как только Алесан Сергеич захлопнул дверцу, монстр взревел и выскочил из ворот, которые плавно и бесшумно закрылись сами собой.
На крылечке больше никого не было — пока Маша смотрела вслед автомобилю, сестрички исчезли в доме и вестимо, закрыли дверь на засов.
— Ну, я полетел, — возвестил мыш Терентий. — Утро близко, а у меня ещё много дел.
— Спокойной ночи, — вежливо сказала Терентию Маша.
Про себя она решила, что ни за что и никуда с подоконника не уйдёт. Если уж пошла такая пруха, грех дрыхнуть: авось, ещё что-нибудь интересненькое случится.
Стопроцентно, это лучше тёткиных детективов, — думала она, моргая внезапно потяжелевшими веками.
Маша не заметила, как голова опустилась на скрещенные руки, а глаза сами собой закрылись.
Сквозь сон она слышала, как тихонько стучит когтями по деревянному настилу пёс Рамзес и шумят машины на далёком проспекте…
Проснулась рывком, оттого, что замёрзла.
Нос казался сосулькой, щеки онемели.
Одеяло сползло с головы, и мороз щипал розовые оголённые ушки…
Нагорит от тётки, — подумала Маша и последний раз глянула в окно.
По саду плыл предутренний туман.
Кусты сирени и жасмина беспомощно тянули голые ветки к небу — совсем как утопленники, которым никто не хочет помочь.
И вот один из них сдвинулся с места…
Ветер, — тут же решила Маша. — Чего только не покажется спросонок, а у страха глаза велики.
В детдоме паникёров не любили.
Дети вообще недоверчиво относятся к любителям раздувать из мухи слона. Напротив, в детских спальнях ценились выдержка, умение держать лицо — как у индейцев из Фенимора Купера — и искусство воспринимать действительность с показным равнодушием, реагируя, разве что, на внезапную раздачу шоколадных конфет. Что случалось не так уж часто, а значит, подпадало под категорию «бес-пренцедетный» — Маша не так давно выучила это трудное слово, и очень им гордилась.