Жнец душ: 40 дней

Шрифт:
эпизод 1
Встречаются явные болезни, симптомы которых человеку неочевидны либо непонятны, а бывают явные признаки, принадлежащие мнимым болезням. Во всех случаях органы чувств дают информацию мозгу о материальном мире. А внутренний мир – это иллюзия, созданная им, скрывающим все бессознательные заключения, к которым мозг приходит самостоятельно. Материальный мир отличается от мира, генерируемого моей психикой, потому что мой мозг располагает огромным багажом информации, который никогда не достигнет моего сознания. Кажущиеся мне невероятные и невозможные представления, скорее всего, будут приняты. Мне проще признать новые представления о шатком мире, чем отказаться в своей реальности от своих же ощущений.
Никогда бы не подумал, что чувства и эмоции будут диктовать мне правила жизни и ставить меня перед фактом о времени смерти. Уныние и отчаянье парализовало мою волю и свободу выбора. Не могу перестать думать о лучшей жизни, не познав худшую смерть. Отсутствие сна и аппетита вызвало у меня сильнейшее внутреннее возбуждение и одновременно полное подавление действий, сжимая часы в минуты, а минуты превращая в бесконечность дней и ночей, проведённых в психиатрической больнице. В состоянии стресса я сблизился с людьми, которые находятся в такой же ситуации и в той же психушке, которая сформировала во мне убийственное эмоциональное состояние. Что будет со мною в случае нарушения распределения эмоциональной нагрузки? Смогу ли соскочить с роли марионетки своих же эмоций? В чём я уверен точно, так это в том, что счастливым не стану, имея большее, но могу обрести душевное спокойствие, нуждаясь в меньшем.
С этого момента расскажу поподробнее об участи, которую приготовило мне моё же подсознание.
Мое имя Кай и оно довольно непростое и нетипичное для того места, куда волею судьбы я попал, ну ни как не по своему желанию, а как минимум по воле своей матери. Нахожусь в больнице,
Повсюду вижу свежие толстенные слои нанесённой штукатурки, но из-за отсутствия денежных средств на краску и тому подобное, думаю, что натяжные и подвесные потолки радовать мой взгляд в ближайшее время на 3-й кушетке в 1-м ряду, не будут. Кровати у больных расставлены по казарменному принципу в три ряда и благодаря такому расположению, я могу наблюдать за всеми больными, которые здесь проходят лечение, да и просто проходят. Свой первый день нахождения в дурдоме я провёл на своём спальном месте, по той причине, что такого большого количества различных эмоций и чувств я не испытывал давно, а может даже никогда, особенно на фоне отрезвления и болезненных ощущений в голове. Здесь были гнев и любовь, вызванные малознакомой Светкой с дачи. Страх за то, что могу провести здесь на кровати ни один день. Грусть, что попал в огромное помещение с толпой людей, проходящими лечение, не считая медицинский персонал, где чувствую себя одиноко и потерянно. Одновременно испытываю удивление и чувство радости, что не разбился на смерть на глазах у матери и крикливого соседа Сергея Ивановича. Не остался прикованным к кровати, а имею возможность рассматривать дырявый потолок и проходящих мимо людей. Тут же испытываю от них отвращение, т.к. многие не считают нужным пройти до туалета и ходят по коридору вдоль спальных мест, мимо меня, чтобы освободить свои «задние фильтры» и скинуть балласт через отверстия штанин. Потихоньку наступил вечер, и боль в голове усилилась, походу, это из-за алкашки. Прошел обед и ужин, на которые желания идти не было. Жажда давала о себе знать и полторашка воды, предоставленная мне любезно санитарочкой Любой, помогла скоротать время и дожить до того, как по распорядку дня всех больных проводили до спальных мест. С пожеланиями спокойной ночи в 22:00 дежурная медицинская сестра Ира выключила свет.
эпизод 2
Утро началось с того, что я увидел на противоположной стене, на высоте чуть выше роста среднего человека, круглые кварцевые часы с нарисованным корабликом внутри. Время, которое они накрутили своими стрелками, совпадало с подъёмом согласно распорядку дня, а именно 06:00. К этому выводу я пришёл очень просто. Отделение стало напоминать большой муравейник, где больные, не успев раскрыть глаза, рванули к туалету. Даже не для того чтобы справить нужду, а чтобы успеть стрельнуть хоть какой
ни будь зажеванный бычок сигареты. Мое спальное место территориально находится очень выгодно, так как всё происходящее передо мной как на ладони, и я могу легко, не вступая ни с кем в контакт, быть в курсе всего происходящего, как в среде больных, так и в среде медицинского персонала. Подождав час-полтора, когда сигаретный дым развеялся, а медперсонал провел влажную уборку, сходил по-быстрому в туалет и, выходя из него, обратил внимание на одного из больных, закурившего сигарету и вставшего на секунду у открытого окна, зарешёченного снаружи. Почему на секунду, да потому, что стоять на одном месте он в принципе не умел. Его движения напоминали жизнь марионетки, которой управлял мальчик лет восьми. Окружающие называли его Костя Кент, по той причине, что курил он исключительно одноименные сигареты, которые раз в неделю по субботам приносила ему мать. Навскидку рост у него 1.6м, худой. Настолько худой, что прослеживается явная сутулость, заставляющая его грудную клетку впадать к позвоночнику. Стрижка головы короткая, а сам одет в спортивный костюм. Топчась с ноги на ногу, Костя втягивал сигарету как волк в «Ну погоди», смотрел в окно и приговаривал: «Вооо, вооо…, суббота, дааа, мать ща придёт, сигареты принесёт, дааа, сигареты, погода шепчет, займи, но выпей, на реке бы искупаться, дааа, мать придёт, как интересно «Сокол» в футбол сыграл? Какой счёт? Пивка бы стакан, дааа…, домой бы…, твой взгляд, твой смех…, займи, но выпей». Мои неудачные попытки заговорить с ним остались лишь таковыми. Своё слово вставить в его разнообразный монолог не может никто, даже медперсонал, который всеми правдами и неправдами в лице санитарки Любы, пытался утянуть его на спальное место. Люба, как мне показалось в первые мгновения её созерцания, очень приятная женщина лет тридцати пяти, с приятным голосом без намёка на курение всякой гадости. На фоне различных неприятных запахов, курсирующих по всему отделению, её аромат тела, способный излечить любой насморк, глубоко проник в мой мозг и сразу создал для меня образ идеальной спутницы. Ух, какая женщина! Мне бы такую! Светлые локоны волос до самой красивой в мире попы, огромные и голубые до безобразия глаза, а также бюст, способный открыть любую дверь и спасти жизнь при лобовом столкновении. И всё это прикрыто светлой униформой, которая в лучах солнца, создаёт призрачный эффект полного присутствия, а при полёте фантазии и полного погружения. Не женщина, а просто фея… Костя же в свою очередь очень настойчиво ждал маму, которая приведя его сюда, обязательно должна скоро его забрать. У него же есть дом, мать, интерес к жизни. Есть потребность наслаждаться жизнью вне стен больницы. Веселиться, отдыхать не на санном матрасе, а у себя дома перед телевизором. Чувствовать заботу мамы не только в субботу, а каждый день с понедельника по воскресенье. Все эти мысли вынуждали Костю Кента быть отстраненным от окружающих, жить в своём мире, быть потерянным и озадаченным, чувствовать беспокойство и постепенно терять надежду вернуться когда-либо домой, не понимая саму причину нахождения здесь. Он просто покинутый теми, кого так сильно любит с детства. Я по-прежнему нахожусь на 3-й кушетке в 1-м ряду, смотрю в потолок, иногда по сторонам, чтобы ещё раз разглядеть Костю и понять цель его пребывания здесь. Таким образом, может быть избавиться от тяжёлого психологического состояния, которое я на себя нагрузил. Часы по-прежнему висели передо мной на стене и стрелки постепенно подошли к 14:00, а именно к тихому часу. Медперсонал зашевелился по коридору, и санитары стали разгонять больных по своим спальным местам. Особенно, активно себя проявляла медсестра Ирина, которая не стеснялась в выражениях и могла сходу нацепить на себя облик лидера группы «Ленинград». Она является полной противоположностью Любочки и в отличие от неё, запросто может за раз втянуть в себя пару сигарет, а также зазевавшегося мужичка, так как складки по всему телу, образованные массой тела за центнер, к этому располагают. Закрыв глаза, провалился в сон, который перенёс меня домой, к телеку с приставкой, к холодильнику с холодным пивом, к пюрешке с котлетой маминого производства…к КРИКАМ, ШУМУ, БЕГОТНЕ! И здесь я проснулся, открыл ошалелые глаза
Стрелки на часах незаметно дошли до 22:00. В течение дня я не обзавёлся ни друзьями, ни товарищами. По-прежнему нахожусь на 3-й кушетке в 1-м ряду, смотрю в потолок и искренне сочувствую тому пареньку, который ни смотря, ни на что, смог хотя бы попытаться усмирить свою тревогу и грусть, пусть ценой боли и неудачи.
Эпизод 3
Ночь прошла спокойно, по крайней мере, в моём восприятии окружающей меня реальности. Часы на стене никуда не делись и показывали ровно 06:00. Странно как-то, что моё подсознание само решает, когда необходимо заснуть и когда проснуться. Странно, что мой организм пытается выйти из ночного режима и перейти в дневной. Чувствую себя не выспавшимся, разбитым и скованным. Попробовал закрыть глаза и снова заснуть. Может получится посмотреть какой ни будь красочный сон, ну или просто сон, только бы избавиться от негативных ощущений. Мысли подобного плана недолго меня пробуждали. Я невольно повернул голову вправо и обратил внимание на пожилого человека, лежавшего через три кровати от меня, что-то бормотавший себе под нос, с устремлённым взглядом светлых глаз в сторону огромного зарешеченного окна. Выглядел он лет на семьдесят пять, худой, седовласый, аккуратно подстриженный. С кровати, судя по всему, вставать не собирался, да и встаёт довольно редко. Ноги от отсутствия кокой-либо физической активности начали постепенно атрофироваться. На нем была одета полосатая майка задом наперед с дыркой на боку, типа тельняшка и семейные трусы с красными цветочками, которые со временем отцвели и поблекли на том месте, на котором он лежал и взглядом встречал восходящее солнце. Санитарка Люба окликнула его: «Василич, вставай! Что раскидался по койке, как на двери после кораблекрушения?! Иди в туалет, а то опять надудонишь и снова тонуть начнешь без весел!» Василич медленно повернул в её сторону свою невозмутимую пожилую голову. Оценочным взглядом осмотрел её с ног до головы и чётко произнес слова, которые в виду отсутствия зубов в его рту, не должны были вообще сгенерироваться: «Дашь мне?» После этого он раскрылся в улыбке и подтвердил полное отсутствие зубов, кроме одного, как у бабы Яги. Люба опешила от сказанного Василичем секунды на три и полным набором зубов так сформулировала тесно поставленные рядом друг с другом слова, что образовался сквозняк между нею и окном, который заставил единственный цветок на подоконнике поверить в приход осени. Видно, что Василич спец по подкату к женщинам, учитывая, что всю жизнь он провёл в дурдоме, но семьёй так и не обзавёлся. В ответ на Любин негативный отзыв, дедок в семейках спокойно прокомментировал: «я про вёсла…» и снова растянулся в улыбке. Минут через тридцать за ним пришли санитар и помощник из числа больных, которые приподняли его, взяли под руки и повели в процедурный кабинет для взятия крови из вены руки. Сам Василич ходить немного может, но недалеко и в основном под себя. Он так соскучился по алкоголю, что после взятия у него крови, медсестра на место укола положила спиртовую салфетку для остановки крови, которую беззубый деда сразу вкинул в рот для последующего рассоса. На приём пищи в столовую, которая
располагается на этом этаже, он не ходил. Первое и второе с компотом санитарка Люба приносила ему на спальное место, где его кормили с ложечки. Приём таблеток Василич посещает очень редко и так же ему приносят всё в кровать. В дальнейшем, ситуация вокруг него в последующие дни стала только ухудшаться и его эмоции окончательно окрасились в тёмные краски, превратившись в уныние и отсутствие интереса к жизни. Даже приносящая чай Люба уже не могла ни как повлиять на его отношение к своей беспомощности. Из-за того, что Василич часто стал мёрзнуть, озноб стал его постоянным спутником, который заставлял старика кутаться во все одеяла, приносимые Любой. Ноги, изредка выгуливающие своего хозяина максимум до туалета, стали ледяными и бледными с синюшным оттенком. Когда то светлые глаза Василича отражают уже не лучи восходящего солнца, а онемение и долголетнюю усталость, постепенно ведущую его за руку в пропасть безнадёжности и отчаяния.
Я посмотрел на часы, стрелки которых подошли к отметке 21:54. У меня осталось немного времени до того, как уйти в сон и в этом почти не сомневаюсь. Сегодняшний день, как и другие, не обзавели меня ничем полезным, кроме возмущения о том, что человеку отводится очень много времени на то, чтобы прожить свою жизнь активно и радостно с родителями, а потом с детьми и внуками. Но на деле получается, что однажды родившись, остаёшься ребёнком на всю свою бесполезную жизнь, обречённый ждать родного тебе человека снова и снова. И от этих мыслей, жалость, рождённая в моей голове по отношению к Василичу, только усиливается. В 22:00 я уснул.
Эпизод 4
Наступило очередное, совсем не ожидаемое мною утро, которое с каждым днём приходит только раньше, по той причине, что май стремится к июню и лучи солнца с каждым днём всё выше поднимаются по старым стенам нашей психиатрической больницы. Находясь на кровати и не имея никакого желания куда-то идти, кинул взгляд на часы только для того, чтобы очередной раз удостовериться в положении стрелок на отметке 06:00. Началась ежедневная суета, в которой медперсонал пытается отмыть пол от накопившегося ночного мусора и различных биологических выбросов и сбросов, количество которых, заставит любого прокатиться на тапках от стены до стены. Пациенты, не веря в скользкий пол, но веря в удачу стрельнуть не обгоревший фильтр от сигареты, несутся, не обращая внимания на крики санитарки Любы, к туалету. В этот момент мимо меня на своё спальное место проскочил какой то мужчина, на вид лет пятидесяти, у которого в правой руке прятался гвоздик длиною пару сантиметров. Располагался он на третьем ряду с краю у стены, которая не то, что не покрашена, а даже штукатурку держать не захотела. Интерес к этому человеку и особенно к его гвоздю заставил повернуться меня и визуально осмотреть его, особенно после того как за ним со стороны туалета прибежал санитар Антон с явными претензиями к нему: «Олег! Какого хера ты опять всю стену расцарапал, да и ещё снизу подписался Олежеком!» Сколько грёбаных лет нам теперь на это всё смотреть до следующего ремонта! Сообщу всё твоему лечащему врачу, пускай уколы назначает соответствующие твоему воображению!» У него какой-то есть врач, а где мой? Олег, привыкший к подобной реакции на его творчество, резко спрятал гвоздик в рот и повернулся к стене, сгруппировавшись в позу эмбриона. Закрыл глаза и уши руками. В таком виде пролежал, пока всё не утихло и с его персоны не сняли пристальное внимание, которое ему не было нужно как со стороны персонала, так и со стороны больных. Присмотревшись, обратил внимание на его плечи, которые были покрыты множественными кругленькими шрамами диаметром в сантиметр. Располагались, как выяснилось потом, они не хаотично, а прорисовывали, таким образом, геометрические фигуры в виде квадратиков с кружочком в центре. Шрамы получились от прикосновения зажженной сигаретой, а точнее после того, как он её докуривал до фильтра и тушил об себя. Через какое то время Олежек заметил, что я заинтересовался им и пристально разглядываю. Он демонстративно, глядя мне в глаза, достал двумя пальцами изо рта гвоздик и прикоснулся им к стене, а сам накрылся с головой одеялом. Далее художник приступил к своему творчеству, которое меня очень заинтересовало и, не моргая, стал следить за движением железного карандаша. Схематично он выводил человечка, у которого на голове не было изображено лицо, и который находился среди нари-