Жнец

РуНикс

Она целовала его руки, залитые кровью, касалась его шрамов, заработанных болью, и смотрела на него, чтобы увидеть только мужчину. Она всегда была такой, его Морана. И хотя он никогда не мог ей ничего дать, он пытался каждый день. Если она когда-нибудь пожалела о своем выборе, он не хотел внимательно изучать, что он будет делать.

Его телефон сбоку запищал. Она пошевелилась, издав милый легкий звук раздражения, прежде чем удобно устроиться на изгибе его шеи, ее дыхание согревало его кожу. Он улыбнулся, проверяя сообщение.

Это здесь.

Удовлетворенность, будто он никогда не думал, что он найдет, устроится на нем, как удобное одеяло, согревая его изнутри. Поцеловав ее в лоб, он освободился от нее и встал, чтобы уйти.

— Куда ты? — слова влетели ему в подушку.

Блядь, она была хорошенькой утром.

— У меня есть кое-что для тебя.

Он увидел, как любопытство взяло верх над ней, и она открыла один глаз, прежде чем застонать.

— Лучше не подходи ко мне и не заикайся о сексе, потому что я убью тебя, Тристан. Подойди не раньше, чем на неделю к моей киске, и я тебя убью.

Его губы дернулись, прежде чем он смог

сдержаться.

— Я не слышал, как ты жаловалась вчера.

— Я, — возражала она, поднимаясь, свет падал на ее шею, и он увидел следы на ее коже.

Его охватило удовлетворение. Ему это нравилось. Ему это очень нравилось.

Покачав головой, он задернул жалюзи, заливая спальню в пентхаусе солнечным светом.

Морана сузила глаза и со стоном упала на подушку.

— Я не могу пошевелиться. Мне больно.

Тристан наклонился, поднял ее на руки,

простыни и все такое, и понес в просторную ванную. Поставив ее на ноги, он нежно поцеловал ее опухшие губы, наполовину уверенный, что она откусит ему язык, если он углубится в него. Он не думал, что она понимает, как сильно забавляет его, эмоции, с которыми он никогда не был хорошо знаком до нее. Его грудь стала легче, чем когда-либо, он налил ей ванну, зная, что прошлой ночью был слишком возбужден. Но тогда у него была веская причина. Налив немного соли для ванн, которая теперь глядя в ее чрезвычайно довольные, томные глаза.

— Найди меня, когда закончишь, — пробормотал он ей в губы и оставил ее в покое, чтобы она успокоила свое тело.

Сбросив грязные простыни, он застелил кровать, напевал мелодию и остановился, когда понял, что напевает. Было ли это ощущением счастья?

Покачав головой, он пошел в гостевую

ванную, принял душ и побрился, готовясь к новому дню. По привычке он пошел готовить завтрак, пока она собиралась. Не многие люди знали о том, насколько ему нравилось готовить. Было что-то такое приятное в создании чего-то восхитительного из простых сырых ингредиентов. стояла на полках, он еще раз нежно поцеловал ее,

Но кормить Морану? Он жаждал почти такого кайфа. Он любил читать по ее лицу. С самого начала он кормил ее и точно знал, как она наслаждалась его едой. Вид ее закрытых глаз и перехвата дыхания, когда она откусывала первый кусочек, всегда заставлял его немного нервничать. Но более того, это была радость от связи с ней, зная, что то, что он делает, приносит ей счастье. Он жаждал этого.

Взбивая вместе несколько яиц, Тристан

задавался вопросом, как сейчас все изменится. Прошлой ночью была вечеринка, на которой было официально объявлено, что Морана и он возглавили мафиозный бизнес Порта Теней. Со смертью обоих лидеров на прошлой неделе дела, мягко говоря, были немного неспокойными. Обсудив все, Данте взял на себя управление Тенеброй, а Тристану нужно было управлять Портом Теней.

Это будет новый союз, новая эра между братьями. Это было действительно прекрасно. Тристан никогда не любил Тенебру, в городе было слишком много воспоминаний, которые он предпочел бы отложить. И Морана любила этот пентхаус в Шэдоу-Порт, любила город, если быть честным. Ей особенно понравилось, что здесь был его байк, как она сказала ему после того, как он взял ее на нем несколько ночей назад.

Это здание уже принадлежало ему, но теперь

оно должно было стать штаб-квартирой мафии города. Ему нужно было найти персонал, обеспечить безопасность и улучшить это место. Если они собирались жить здесь, ему нужно было отдохнуть, зная, что это было настолько безопасно, насколько он мог.

Взбивая яйца, он позволил своим мыслям переключиться на Данте, слегка обеспокоенный им. Он любил этого засранца, и в последнее время он чувствовал в нем что-то более темное, чем когда-либо прежде. Он пытался поговорить с ним о нем, пытался заставить его рассказать о том, что произошло, когда он ушел в подполье, но Данте был молчалив. И с Амарой на ветру, Тристан волновался, не только за нее, потому что он тоже ее любил, но и за Данте.

Звук шагов заставил его взглянуть на женщину, которая была причиной его существования так долго, что он не знал, с чего начал, а с чего закончил. Он поставил себя на место Данте, гадая, что бы он сделал, если бы она сейчас молча исчезла. Стекло в его руке разбилось.

— Какого хрена! — воскликнула она, сбегая к нему по ступенькам, пока он дышал через ноздри, притупляя боль своей волей, и смотрел на нее.

Ее волосы были собраны в беспорядочный

пучок на слегка наклонной голове, ее прямоугольные очки сидели на носу, ее тело в простом струящемся платье с цветами на нем, от нее перехватило дыхание.

— Больно? Дерьмо!

Взяв его за порезанную правую руку, она

открыла кран, и холодная вода потекла по его ладони, на мгновение покалечив.

Тристан посмотрел на единственную женщину, которая когда-либо волновалась, если ему больно, и прижался губами к ее голове, пытаясь сдержать все, что он чувствовал. Иногда ему казалось, что он взорвется от эмоций, которые она вырвала из его некогда мертвого сердца.

Не зная о суматохе внутри него, она взяла его

за другую руку и тоже собиралась опустить ее под воду, когда увидела ленту на его пальце. Он не планировал показывать ее позже, но когда она посмотрела на него любопытными красивыми глазами, на его дикую кошечку, которая только что промурлыкала, он почувствовал, как что-то в его груди тает.