Жнец

РуНикс

булькает, как дрожат его колени, как его хрустящая белая рубашка становится уродливо красной.

Марони напал на ее отца, вытаскивая что-то из собственного кармана. Это был клинок, которым он ударил его, когда упал.

— Нет! — прошептала Морана, прежде чем смогла это контролировать, ее глаза расширились.

Марони схватился за шею, пытаясь заговорить, его глаза вылезли наружу. Ее отец держал зияющую рану на груди и продолжал говорить, тяжело дыша.

— Это твое правосудие, — продолжал истекающий кровью ее отец. — Ты истекаешь кровью,

пока твой сын смотрит без сожаления. Это то, что ты создал.

Габриэль, который в шоке смотрел на своего

старого партнера, внезапно наклонился и встряхнул умирающего.

— Где моя дочь? — потребовал он ответа, тряся его. — Она жива? Черт побери, Лоренцо, скажи мне, где она?!

Марони булькнул, задохнулся, его глаза

выпучились, и он безвольно упал на землю. Через несколько минут после полуночи Бладхаунд Марони умер в луже собственной крови.

Морана в шоке наблюдала за всем этим. Все

это произошло в десяти футах от того места, где она стояла. Тристан дернулся к ней.

— Оставайся здесь, — прошептал он ей в волосы, прежде чем вступить в схватку.

Она увидела, как Данте поднял глаза и увидел, что выходит Тристан, его брови приподняты, но в остальном он молчал. Он выбросил сигарету.

Оба мужчины синхронно подошли к ее настоящему отцу, наклонившись, чтобы увидеть его тело. Данте клинически похлопал себя по груди и достал конверт, обменявшись взглядами с Тристаном.

Ее отец прохрипел что-то, что Тристан

наклонился, чтобы послушать, прежде чем они с Данте встали и пошли к двери склада, тихо разговаривая. Морана не знала, что было в конверте, и на данный момент ей было все равно.

Габриэль продолжал трясти мертвого Лоренцо, спрашивая о местонахождении его дочери.

— Мы оба знаем боль потери дочери, — пробормотал Габриэль на коленях в крови Лоренцо.

— Только ты знаешь, что твоя дочь в безопасности, а моя нет. Теперь я никогда не узнаю.

Ее отец не ответил. Габриэль начал смеяться, звук становился все громче, становясь все более и более истеричным. Морана вышла из-за колонны, наблюдая за ним, зная, что Данте и Тристан тоже повернулись, чтобы посмотреть на него.Тристан посмотрел на нее и покачал головой.

— Пойдем, Морана.

Взгляд Габриэля упал на нее, и он рассмеялся.

— Морана, маленькая шлюха в его постели. — он остался на коленях в крови, ухмыляясь как сумасшедший. — Ты не моя Морана! Я даже не знаю, кто ты, черт возьми!

Морана подняла пистолет и приставила его к

его голове, ее сердце болело.

— Ты похищал девочек и продавал их двадцать лет назад? — спросила она дрожащим голосом.

Но Габриэль зашел слишком далеко, чтобы

ответить ей.

— Моя Морана потеряна. Моя Морана ушла. Моей Мораны даже не существует! А я? Я бы убивал тебя каждый день, когда мог. Я хочу, чтобы ты почувствовала боль, которую где-то чувствовала моя девочка; Я хочу, чтобы ты истекала кровью, пока она истекает кровью. Я хочу, чтобы ты спросила, почему папа не любил

тебя так, как, должно быть, задавалась вопросом мой ребенок.

Морана выступила вперед, ее сердце

кровоточило и болело, ради девочки, с которой она никогда не встречалась, ради себя и всех других девочек, подвергшихся жестокому обращению со стороны этих мужчин.

— Ты похищал девочек двадцать лет назад?

Она знала, что Тристан смотрит на нее, как Данте настороженно наблюдает за сценой, но она не могла отвести взгляд от глаз человека, которого она так много лет любила как своего отца. Эти глаза потемнели, когда они подошли к ней, и его смех стал еще хуже.

— Ты долбаная шлюха, — плюнул он ей в ноги. — Ты не заслуживаешь счастья, когда моего ребенка нет.

— Я была ребенком, — сказала ему Морана, ее глаза горели. — Невинным ребенком.

— А я был отцом! — закричал он, слюна вылетела из его рта. — Я был отцом красивой девочки, которую заменили в мгновение ока! Исчезла! И ты заняла ее место. Ты не она! Ты никогда не будешь ею!

— Ты похищал девочек двадцать лет назад? — она продолжала безжалостно спрашивать, ее руки дрожали от напряжения ее разума и мускулов.

Он встал, шагнув к ней, ненависть в его

глазах обожгла ее, не отвечая на ее вопрос.

— Каждый раз, когда я смотрел на тебя, это

напоминало мне моего ребенка. Как она, должно быть, страдала. Как она, должно быть, плакала по мне. Ты не заслужила ее жизнь.

Морана чувствовала, как каждое слово нападает на нее, как пуля, находит метку, впивается в кожу. В ту секунду, когда ей потребовалось осмыслить его слова, Габриэль вытащил пистолет и направил его ей в голову, его темные глаза отвлеклись от нее.

— О, у него на мне пистолет. Он мог убить меня, но я попал в цель. И я попал прямо между глаз.

Морана неподвижно смотрела в темные, полные ненависти глаза.

— Ты похитил Луну Кейн?

— Я был сумасшедшим в течение долгого времени, но мне пришлось притвориться ради дочери, в надежде, что однажды Лоренцо скажет мне, где она.

Морана подняла свою руку, направив ее ко лбу. Справа от нее раздался спокойный голос Тристана.

— Не делай этого, Морана.

— О, сделай это, Морана, — насмешливо раздался голос Габриэля над ее именем. — Твой отец мертв. Твоя мать мертва. Я убью и твоего любовника. А твои дети...

— Не позволяй ему добраться до тебя, — раздался холодный и собранный голос Тристана с периферии. Он на мне. Ты не хочешь этого делать.

— О, ты хочешь сделать это, не так ли, Морана, — умолял Габриэль, его глаза стали дикими, как никогда раньше. — Знаешь, если у тебя будут дочери, я их украду...

— Морана, не слушай его...

— И продам их.... Как и двадцать лет назад...

— Он на мне, не делай этого.

— Прекрати! — Морана закричала, услышав оба голоса, доносящиеся до нее, ее руки дрожали, вся ее фигура дрожала от боли и гнева, которые продолжали накапливаться в ее теле.