Жнецы

Коннолли Джон

– Ты не ответил на мой вопрос, – сказал Луис. – Зачем вы здесь?

– Возможно, больная совесть.

– У тебя ее нет.

Милтон чуть наклонил голову, признавая правдивость такого утверждения.

– Тогда называй это как хочешь: профессиональный этикет, подчистка мелочей. Не суть важно.

– Это ты заказывал убийство Джона Лихагена? – спросил Луис.

– Я.

– А Баллантайн работал на тебя?

– В том конкретном случае да. Он был так, подстраховкой при дезавуировании. Буфером между нами и тобой.

– Гэбриел об этом знал?

– Я уверен, что он подозревал, но открыто спросить об этом не мог. Это было бы неумно.

Милтон

поглядел Луису через плечо в направлении дома Лихагена, и его глаза на какое-то время сделались туманно-далекими.

– У меня для тебя плохие новости, – словно возвращаясь, сказал он наконец. – Сегодня ночью умер Гэбриел. Такие вот дела. Жалко.

Оба безмолвно буравили друг друга взглядами. Ни один не уступал.

– Так что теперь? – спросил Луис.

– Уходишь, и все.

– А легенда?

– Бандитская разборка. Лихаген схлестнулся с теми, кто ему не по зубам. Он ведь занимался нелегальщиной: наркотики, торговля людьми. Свалим на русских. Скажем, это они. Мы слышали, ты с этой темой хорошо знаком. Так что звучать будет очень правдоподобно.

– Но ведь есть те, кто уцелел.

– Они будут тише воды. Мы умеем прижимать людям языки.

Милтон повернулся и махнул бригадам своих чистильщиков. Два фургона направились к дому Лихагена.

– У меня еще один вопрос, – сказал Луис.

– Думаю, я уже ответил на достаточное их количество. И уж точно на все, отвечать на которые собирался.

Милтон зашагал обратно к «Эксплореру». Луис его слова проигнорировал.

– Ты хотел, чтобы Артур Лихаген умер? – спросил он вслед.

Милтон приостановился. А когда обернулся, на его губах играла улыбка.

– Если б этого не сделал ты, мы бы сами были вынуждены этим заняться. Торговля людьми – рисковый бизнес. Террористы не дремлют, готовы использовать любую лазейку. А Лихагены были не очень разборчивы, с кем имеют дело. Совершали ошибки, а нам приходилось за ними подтирать. Думаешь, приятно? А теперь вот мы вместо них подчищаем за тобой. Поэтому ты спокойно уходишь, вместе со своими друзьями. Похоже, под конец ты нам все-таки услужил своей работенкой.

Милтон повернулся и помахал последнему из оставшихся черных фургонов. Боковые дверцы отъехали, и наружу появились двое. Гляди-ка, Харики. Те двое япончиков, Хара с Харадой.

– Их повязали местные копы, – пояснил Милтон. – Не исключено, что по распоряжению Лихагена. Это лучшее, что могло с ними статься, с учетом того как все сложилось. Так что забирай их отсюда, Луис, живыми или мертвыми. Ну все, давай.

На этом Милтон залез в «Эксплорер» и следом за чистильщиками поехал к лихагенскому особняку. Луис стоял, воздев лицо к небу, навстречу косым серым веревкам дождя, словно вода своими струями могла отмыть его от содеянного.

Эпилог

Я Найден. О пусть только Он В ранах мира своего Опалит и утопит меня. Дилан Томас. Видение и Молитва [26]

Если Николас Хойл после всего происшедшего и опасался за свою безопасность, то внешне это никак не выражалось. Его дочь была похоронена на кладбище Нью-Джерси, но сам Николас на похоронах не присутствовал,

равно как и кто-нибудь из тех, кого Луис с Ангелом видели в пентхаусе, включая того загадочного Симеона. Выяснилось, что у Симеона где-то в хойловском здании есть свое жилье: покидая временами пентхаус, он все время возвращался до темноты, а в своем обиталище никогда не находился один. В принципе, все это Ангела с Луисом нисколько не задевало – они были настроены наблюдать и ждать. На протяжении шести последующих недель партнеры наряду с другими из съемной квартиры напротив высотки Хойла вели наблюдение, отслеживая режимы служб доставки, уборки и иных видов внешнего обслуживания, стараниями которых здание функционировало. Все это время сам Хойл из-за дверей своих апартаментов не показывался. Недосягаемый, он был отрезан от мира в своей крепости.

26

Перевод В. П. Бетаки.

На следующий день, после того как в Нью-Джерси похоронили Лоретту Хойл, в Куинсе упокоился Уилли Брю. На последнем прощании присутствовали и Детектив, и Луис с Ангелом, и бывшая жена Уилли, и все его друзья. Церемония была людной. Добряк-механик мог бы гордиться.

После похорон небольшая группа отбыла в «Нейт» на поминки. Ангел с Луисом сидели в уголке одни, их никто не донимал, пока по прошествии часа под двери бара не прибыл Арно. На похоронах его отсутствие было замечено, но никто не знал, где он и чем занимается. Арно прошел через толпу, игнорируя протянутые к нему руки, слова соболезнования, предложения вместе выпить. Он лишь ненадолго остановился перед Детективом и произнес:

– Ты должен был его оберегать.

Паркер кивнул, но ничего не сказал.

Вслед за тем Арно прошел туда, где сидели Ангел с Луисом. Из кармана своего единственного по жизни костюма он достал белый конверт, который протянул Луису:

– Вот.

– Что это? – недоуменно спросил Луис, принимая конверт.

– Открой – увидишь.

Луис открыл, посмотрел. Там лежала банковская бумага об оплате.

Видя непонимающий взгляд, Арно пояснил:

– Это на двадцать две тысячи триста восемьдесят пять долларов. Все те деньги, которые Уилли оставался должен по твоему займу.

Луис поместил бумагу обратно в конверт и попытался вручить обратно.

Бар вокруг притих.

– Мне этого не надо, – сказал Луис.

– А мне нет дела, – покачал головой Арно. – Забирай. Это деньги, что он был тебе должен. Теперь долг выплачен. Полностью. Я не хочу, чтобы Уилли лежал в земле и чувствовал себя должником. Он теперь в расчете. Мы в расчете. Я же в ответ буду очень признателен, если в будущем наше место бизнеса вы станете обходить стороной.

Наше место бизнеса. Уилли и его. Так было всегда, и так должно остаться впредь. Имя Уилли на дверях сохранится, а он, Арно, будет по-прежнему обслуживать машины, с небольшой, может быть, наценкой.

С этими словами Арно повернулся ко всем спиной и вышел из бара. Знакомой дорогой по улице он прошел в автомастерскую и вошел через боковую дверь. Включил свет, постоял и лишь после глубокого вдоха вошел в офисную каморку. Здесь механик достал из шкафчика бутылку того бурбона и, вылив остатки в кружку Уилли, вышел в их с Уилли маленький цех. Опять постоял, выдвинул из угла любимый стул своего босса, опустился на него.

И тут, теперь на самом деле один, горько заплакал.

* * *