Жора, Иваныч, Саша и Сашенька

Минский Сергей

Кассир быстро сообразил, что мне нужно, и я уже через пару минут сидел за столиком и пил кофе, полностью осознав систему здешнего сервиса. Обида на огромное количество непорядочных людей, повыползавших на свет в трудный для огромной страны период не давала покоя. Они как гиены на своем пиршестве разрывали ее на части, тянули все, что плохо лежит, обремененные только мыслями о наживе. Я на какое-то время ушел в себя, в свой внутренний диалог, где моим оппонентом был я сам. Одна сторона меня – обличающая, другая – оправдывающая. Прокурор и адвокат. Я говорил себе, что я умный человек, что зарождается новая иерархия, что это неизбежность любой перестраивающейся системы. Но совесть как завзятый прокурор изобличала естество социальных катаклизмов, и вся естественность аргументов о восстановлении нарушенного гомеостаза нашей распроклятой умирающей и возрождающейся системы, ей были до одного места.

Допив кофе, я вышел из здания. Согревшись

в помещении снаружи и чашкой кофе изнутри, мне уже не было так зябко. На табло колонки обозначились мои пятьдесят литров топлива – до Варшавы, наверное, хватит. Я завелся и направился в сторону автобана и темноты озаряемой фарами ночи. Гостеприимное место, приютившее одинокого в этом огромном мире путешественника, уплывало в небытие бессознательной памяти, чтобы, может быть, когда-нибудь вернуться короткой вспышкой ностальгии по уходящей жизни.

Мой курс – на Берлин. Немного не доезжая, я должен повернуть направо – к Франкфурту на Одере, переехать мост и оказаться в Слубице, на территории Польши, где в гостинице меня уже должен ждать брат. Я вызвонил его еще от Татьяны, сообщив, когда там буду.

По моим подсчетам с преодолением границы, где я собирался вернуть кое-какие деньги за приобретенный товар (президентский налог на добавленную стоимость), у меня займет около двух часов. Согретый горячим напитком и уютом кафе на заправке, я чувствовал усталость: сознание изменилось – бодрость покинула меня, и ей на смену пришло отстраненное состояние. Я уже вел машину автоматом, думая о переходе границы, о том, что еще ехать через всю Польшу, о брате, который подменит меня за рулем.

И вот, наконец, указатель поворота на Франкфурт – поворот направо. Я инстинктивно обрадовался: еще какой-то час и я – в Слубице. Мое состояние сознания выхватило большими буквами написанное слово «FRANKFURT» и… проворонило маленькими – «am Main».

Вот уж поистине, как гласит восточная мудрость, – когда приходит судьба, слепнет зрение. Радость встречи с братом, предвещавшая конец вселенского одиночества, окончательно убаюкала бдительность. Не пришло соображение и того, что, спускаясь вниз, и все более по кругу заворачивая вправо, я нырнул под мост, и, фактически, ушел влево. Судьба сыграла со мной злую шутку, ввергнув в состояние сознания, позволившее сделать такую нелепую с точки зрения логики ошибку.

А не было логики. Она куда-то испарилась. Или затаилась где-то в глубинах полусонного царства психики. Да и не важно, что там и как произошло во мне. Не важно, где случилось короткое замыкание, вырубившее в нужный для судьбы момент всю систему нормального восприятия действительности. Факт оставался фактом: я ехал в противоположную сторону от Франкфурта на Одере – во Франкфурт на Майне. Но я еще об этом не знал. Я еще пребывал в состоянии эйфории от скорой встречи, от того, что верну где-то около ста пятидесяти марок на границе, а еще от того, что скоро – Польша, ставшая роднее после поездки в Германию, потому что с братьями славянами можно было довольно сносно общаться. Все мысли приближали к дому, и, казалось, ничто не может разрушить этот внутренний комфорт, образовавшийся во мне после того, как я повернул.

За окнами проплывали в отдалении огни населенных пунктов, мелькали высокие заборы, ограждающие на поворотах те из них, которые слишком близко расположились у автобана. Впереди текла красная река габаритных огней. На душе – спокойно и умиротворенно.

Через пару часов, когда я выскочил, наконец, из затяжного подъема на один из достаточно высоких холмов, передо мной расстелилась бесконечная перспектива, мерцая огнями на десятки километров. Автобан уходил бело-красной полосой, казалось, в бесконечность. И ни о каком Франкфурте, судя по небольшим скоплениям огней, не было и помина. И тут во мне что-то сработало. «Не может быть – по идее, я уже должен был быть на месте». Мое тело получило порцию адреналина. Я снова ощутил знакомое состояние, когда густеет кровь, и все процессы в организме замедляются. «А может, я плохо сориентировался по карте, и мне не пару часов, а часа три нужно ехать?» Легче от такого предположения не стало. И тут в расстроенных чувствах боковым зрением я уловил высветившееся табло с указанием расстояния, где мелькнул «Frankfurt». «Ну вот – слава богу. Точно – я просто ошибся в расчетах». И я снова отдался мыслям, уже не думая о времени, а только ожидая скорого конца путешествия по Германии.

На очередной возвышенности, когда снова уже начинало напоминать о себе здравомыслие, я увидел в перспективе ночи огни большого города. До него – рукой подать – километров двадцать, не больше. «Ну, наконец-то». И я снова успокоился, совершенно не осознавая, что ехал больше четырех часов, и что так – просто не должно быть.

Наконец, я въехал в город и стал двигаться все время прямо, надеясь увидеть указатель движения к пограничному пункту. Справа показалась река – дорога пошла вдоль русла. Один мост – я это понял еще издали – оказался

сквозным. «Странно – такого не может быть». Но внутренний голос объяснил, что может. Что, наверное, граница здесь делает какой-то крюк, и территория за рекой – немецкая. Так же было и со вторым мостом. Но на третьем я уже решил повернуть и посмотреть – что же там такое. Я ехал по мосту, вглядываясь в очертания противоположного берега, ища хоть какую-то зацепочку, которая сказала бы мне о пограничной заставе. Но нет – ни одного намека. Я уже преодолел мост, решив повернуть налево, что бы продолжить путь в ту же сторону, куда и ехал. Повернул, выехав из-за деревьев, стоящих между рекой и улицей, и… чуть не остолбенел. Вдали, из перспективы многоэтажных домов, вырастали здания-исполины. «Небоскребы!» От неожиданности со мной чуть не случился удар. Я почувствовал, как кровь рванула в лицо, как загорелись щеки и уши. «Почему я не видел их раньше?» Мне стало нехорошо. До меня доходило – и верилось, и одновременно не хотелось верить, – что это Франкфурт… но совсем не тот. «Федот, да не тот», – услужливо выплыло из подсознания. Потрясение оказалось настолько сильным, что я чуть не заплакал от досады. Я еще какое-то время ехал на автопилоте, но потом понял, что нужно куда-то причалить. Надо узнать дорогу назад, потому что в запарке у меня все выскочило из головы, и я уже не помнил всех нюансов пути назад.

Я припарковался у какой-то стройки. Посмотрел на часы, и получил еще одну порцию адреналина – без четверти десять. А действие визы заканчивается в ноль часов. Я как ошпаренный выскочил из машины и стал приставать к прохожим с одним и тем же словом – «Берлин». Один из немцев понял, наконец, что мне нужно, и попытался объяснить. Он, видимо, называл улицы, по которым мне предстояло ехать – я слышал насколько раз слово «штрассе», но это все, что я понял. Остальное было слишком мудреным. В конце концов, он развел руками, что-то пробурчав – уже скорее себе самому, потом сказал мне почему-то по-английски «извини» и пошел, еще пару раз оборачиваясь. «Ну да, я придурок, посмотрите на меня. Я «русиш швайн» – забрался в вашу цивилизацию, твою мать, не бельмеса не соображая по-вашему. Ночью. Один». Я понимал всю нелепость претензий, пусть и про себя, к прохожему немцу – всю нелепость обстановки. Понимал, что через два часа я стану персоной нон грата в этой гостеприимной стране. Мне было страшно, потому что денег у меня осталось немного, и если меня остановит полиция после двенадцати, то самое малое, мне казалось, – я лишусь машины: вряд ли экстрадиция будет бесплатной. От этих переживаний резко напомнил о себе мочевой пузырь. Я стал искать укромное местечко, и нашел-таки его, да простят меня немцы за то, что я осквернил их строительную площадку. Пока я получал облегчение в одном месте, другое – моя спина – оказалась в ужасном положении. Она была под ударом возможности быть застигнутым врасплох. Штраф также не входил в мои планы, но делать было нечего – больше терпеть я не мог.

«Слава богу, все обошлось. Хоть здесь повезло». Я сел в машину. И вдруг, ни с того, ни с сего, мне стало все «по барабану». Видимо, сработала защитная функция организма. Все равно: и что у черта на куличках, и что осталось два часа, и что не знаю, куда сейчас двигаться.

Я выехал на дорогу и повернул налево – в обратном направлении. Доехав до моста, свернул на него. Понял, что мост не тот, что был в прошлый раз. Но возвращаться поздно. «Перееду здесь – какая разница. Все равно там вдоль реки ехать».

С полчаса я маячил по городу, пытаясь найти то, что мне было нужно. Облом. Направлений видел много, но все они, как правило, обозначали улицы. Таблички с волшебным словом «Берлин» – как будто не существовало. Я нервничал, потому что скорее хотел выехать из города, который стал для меня огромной мышеловкой. Наконец, я увидел табличку со знакомым словом – «Нюрнберг». «А-а, была-не была». Мне почему-то показалось, что от Нюрнберга до Берлина – всего-то ничего. Я совсем не представлял, что я с таким же успехом могу поехать и обратно в Штутгарт – до него еще ближе, чем до Нюрнберга. Но вот так вот все складывалось, и я ничего не мог поделать. Было ощущение, что какие-то силы бросают меня из огня да в полымя, от одного неверно принятого решения к другому. Так не хотелось по-настоящему думать плохо о себе, но приходилось. Я был совершеннейшей тупицей, идиотом, дебилом, страдающим пространственно-топографическим кретинизмом – всем тем, чем мы в изобилии называем себя, не придавая настоящего смысла и значения этим понятиям.

Я становился на круг, я возвращался почти что к истокам своего путешествия, где был утром, часов в десять. И где буду еще часа через два, судя по километражу на табло. Однако, я приобрел направление, и мне больше не хотелось рыскать по Франкфурту в надежде найти указатель на Берлин, не хотелось попасть в лапы полиции по какой-нибудь нелепой случайности. Мне хотелось скорей вырваться на оперативный простор, на автобан, где я буду спокоен в стремительном потоке бело-красных огней, мчащихся каждый в свою сторону.