Жора, Иваныч, Саша и Сашенька
Шрифт:
Сашенька села, вопросительно взглянув на него, как бы удивляясь, что он сам не садится. Спохватившись, Александр сел, осознавая, что ведет себя неестественно, но ничего не мог поделать с волнением, вводящим в ступор.
– Суббота… – Сашенька решила помочь – поняла что происходит. Стало жаль его: «Уж слишком взволнованный какой-то», – … троллейбусы редко ходят. Не сориентировалась я как-то. По привычке, как в будний день, пошла. А в выходные промежутки между рейсами другие…
– Да-да, – словно обрадовался он, – сегодня суббота. Сегодня транспорт ходит реже… – он спопугайничал, и от этого разволновался
Глубоко вздохнул и как-то сразу стал успокаиваться.
– Сашенька, вы, наверно, уже давно завтракали. Давайте что-нибудь закажем. Посмотрите меню.
Она и вправду проголодалась, тем более, что не имела привычки рано есть. Только чашечка кофе и все.
– Давайте, – сказала она просто.
Александр подозвал студента, исподволь за ними наблюдавшего.
Они заказали кофе с круассанами и взбитые сливки с шоколадом. От сливок Сашенька пыталась отказываться. Но Александр настоял ненавязчиво, и она согласилась.
Потом достаточно долго они гуляли по городу. Потом сидели в парке на скамеечке. Александр не обманул: ей было интересно с ним – он так много знал всякой всячины, о чем она даже не имела представления. А самое главное: в нем – ни капли пошлости, которая бывает от недостатка ума, той пошлости, что прячется в людях, не получивших нормального воспитания, но пытающихся показать себя изысканно воспитанными. Александр – совершенно прост в отношениях. И эта простота – не нарочита, она – его суть, его отношение к миру и к самому себе. Такое качество подкупало Сашеньку. Она уже совершенно не вспоминала об отце, слыша голос Александра, не думала о позавчерашних сомнениях. Как-то незаметно для себя стала называть его Сашей, поняв при этом, что все изначальное напряжение испарилось бесследно. Захотелось рассказать о себе, довериться этому приятному и уже близкому человеку, но она помнила, что сегодня только первая встреча и не хотела навязываться – тем более что он почему-то и не спрашивал.
Через неделю они встретились снова. Так случилось, что ни у него, ни у нее не получалось этого сделать посреди недели. Пригласить же Сашу к себе она не решалась – некрасиво еще. Хотя желание такое приходило не единожды. «Нет. Что он обо мне подумает?».
Неделя тянулась долго и для нее, и для него – сказывалось ожидание, желание ощущать друг друга. Они перезванивались, но это полноты чувств не давало, да и в телефонных разговорах от Саши снова исходило напряжение. И хотя в нем не отмечалось той первоначальной остроты, но напряжение сказывалось.
Они все еще не пришли к состоянию, когда можно молчать вдвоем, наслаждаясь иллюзией единства. Еще не сложилась эта иллюзия – только формировалась, приводя их обоих в трепет. Души, соприкасаясь, создавали ощущение физической близости – ощущение соприкосновений тел в порыве объятий. Они слушали голоса друг друга, сливаясь в едином порыве навстречу. И от этого еще чувствовали неловкость, переходившую в легкое напряжение, обрекая
В этот раз им уже не удалось встретиться на террасе летнего кафе. Накрапывал дождик, и от прежнего тепла остались только воспоминания. Город ощетинился зонтами. В одежде преобладали темные тона.
Лишь одно преимущество сегодняшнего дня радовало – не было ветра. Это обстоятельство создавало ощущение умиротворенности, уюта после вчерашней шквалистой непогоды.
Саша и Сашенька встретились у входа в метро. Пришли почти одновременно, может, он только на пару минут ее опередил. Решили поискать местечко в каком-нибудь ресторанчике или кафе, переполненных в связи с субботой и дождливой погодой. В конце концов, с третьей попытки нашли то, что их устроило.
Саша заказал себе стейк из птицы, а Сашеньке – жульен с грибами. Она отказалась от мяса. Себе – сто грамм коньяку, а ей – бокал мартини. Кофе – себе и ей.
Они выпили каждый свое, пока ждали заказ. Потом говорили ни о чем, механически поглощая принесенную еду. Они как бы существовали в двух ипостасях: тела жили своей жизнью, а они сами – своей. Тела – порознь, души вместе.
И только, когда Саша расплатился с официантом, возникла пауза – не хотелось одеваться и выходить на улицу – они замешкались на минуту.
Сашенька сидела: одна рука локтем на столе, подбородок – на ладони, другая – ладонью вниз на середине небольшой столешницы. Саше вдруг показалось – ее рука протянута к нему. И он, поддавшись порыву, положил сверху свою, испытав неописуемое блаженство – смесь страха быть отвергнутым и радости первого телесного контакта.
Сашенька слегка вздрогнула. Он почувствовал, как мгновенно напряглась ее рука и как мышцы в ней начинают расслабляться, как она становится мягкой и податливой. Он стал поглаживать ее руку. Увидел – глаза Сашеньки затуманились. В них появилась поволока. Неожиданно она сконцентрировалась и в долю мгновения скатилась капельками на нижние ресницы.
Водопад эмоций нахлынул на него. Эти капельки ее чувств, трансформируясь через вселенную, обернулись для него бушующим потоком, готовым смыть разум. «В этом, наверное, и есть суть вечности, – закралась мысль, – в невозможности соизмерить то, что есть во мне, с тем, что есть в ней».
– Поехали ко мне, – заморгав часто, полупроговорила, полупрошептала вдруг Сашенька давно ждущие своего часа слова. Она покрылась румянцем: ее бросило в жар от того, что сделала.
– Сашенька, – тоже прошептал он, – ты, правда, этого хочешь?
– Да, Саша.
Торжественность и простота момента слились воедино, предоставив, наконец, двум людям видимость непричастности к извечному круговороту жизни, к ее цикличности, где всему свое время.
Франкфурт на…
Минск. 1999 год. Декабрь. Три часа ночи. Двадцать восемь градусов – минус – по Цельсию. Не сильный, но пронизывающий и почему-то неимоверно влажный ветер. Такое ощущение, как будто вылез из постели и, не одевшись, выскочил на улицу. Стараюсь отворачиваться от обжигающего потока воздуха. И все же возвращаюсь взглядом к фигурке под навесом, распростершимся над посадочными площадками Центрального автовокзала.