Жора Жирняго
Шрифт:
ЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖ
Глава 24. Девять грамм свинца и бриллианты тератологии
Еще совсем недавно любой массовый мордобой, т. е. мордобой масс, равно как и мордобой в массах, объясняли классовой борьбой. Нынче же, в странах цивилизованных, классы есть, а войны нет, ибо классы ненавидят друг друга галантерейно, по-куртуазному. В странах же навсегда недоцивилизованных — и классов-то толком не разглядеть, а бойня все равно налицо. Да какая!
Классов, повторяем, не видать. И не только из-за огня-дыма баталий, но из-за стремительной — до фантасмагории — «текучести кадров». В динамичное время живем: вчера некое лицо, скажем, было уездным попом
«Поэт в России должен жить долго». Да кто угодно в России должен жить долго! И не только там. За это и выпьем!
Но при том получается, что, ежели в Смокве-державе вовремя не ставить чуждые элементы к стенке (девятиграммовой пулей словно бы окончательно фиксируя принадлежность особи к тому или иному классу), то эта особь, размножаясь, снюхивается-слипается в беспрерывно образующиеся-распадающиеся конструктивно-деструктивные группировки. И с таким клиповым мельканием претерпевает свои беспочвенные, вымороченные метаморфозы, с такой мельтешащей скоростью, что четкой границы между ее превращениями не образуется — такая граница просто не успевает пролечь.
Причем, заметим вскользь, эти подлинные бриллианты новейшей тератологии — менты-бандюганы, журналюги-челночники, генералы-мокрушники, дилеры-киллеры, президенты-сексоты, etc. — не хуже, чем мутационный гибрид бульдога с носорогом — свели бы с ума любого Карла Линнея. (Жан Батист Ламарк, будучи пламенным фехтовальщиком за честь природы, просто наложил бы на себя руки.)
Короче, классов нет, а мордобой есть. Почему? Да потому что надо же жрать. («Кушать хотца», — в переводе с Жориного органа речи, жевания и заглатывания.) И в этом смысле, принимая во внимание именно анонимность враждебной силы (то ли имманентную, то ли уж и впрямь трансцендентную — черт их разберет — т. е. потребность жрать, жрать, жрать), можно «по-чееечески» понять и аргументацию Жоры. Нет, не ту, когда он свою губу раскатал на горы и равнины, а значительно позже — когда в полемической схватке с неким оппонентом, не моргнув глазом, применил наиподлюшный приемчик. Что это за приемчик?
А вот какой. Живет (хотя и не здравствует) — скажем, где-то под Смоквой — некий Проповедник, Титан Духа, Стопроцентный Гражданин, etc. На свою беду, прожил этот Титан Духа допреж того несколько лет в лесистом, разноцветном, как полотно пуанталистов, северо-восточном американском штате. Причем не по своей воле: кабы его воля, он бы к басурманам-то, ясное дело, ногой б не ступил, не оскоромился.
А незадача состоит в том, что на блаженных смоквенских угодьях такая штука как утрата уездного идиотизма, да еще в Забугорье (приравненная к добрачной потере девственности во времена инквизиции), карается строго. Например, во времена самые что ни на есть либерально-кукурузные некоторые смоквенские граждане, откомандированные по казенной надобности — не бог весть куда, а, допустим, на дружественную Смокве родину вкусного чешского пива, — получали дополнительное (куда уж и больше) поражение в правах — как потенциальные предатели. (Самое странное слово в этой тираде — «права». — Т. С.)
Ну, на той территории это освященная веками традиция. Но даже и при таком раскладе никакого напряга не стряслось бы с упомянутым Титаном Духа, кабы он, целомудренность в Вермонте-вертепе потерявший, до проповедничества
Жора-то эту девственность давно потерял, но его проповеди (см. выше) не переходили той границы, когда бы они становились чем-то иным, помимо бытового занудства с конечной целью пожрать. Т. е., помимо рекомендаций насчет мытья окон к празднику (см. выше), он более никаких таких прямых указаний, навроде, «как нам позасеять-взрастить сурепку», или «как нам всем миром обучиться длани пред трапезой мыть», к чести его, не делал. (По крайней мере, на том этапе своей приватной деградации — точно не делал.) А Проповедник делал и (отдадим должное Жориному вкусу) сильно этим — а может, чем еще — Жору раздражал. Однако какие аргументы против Проповедника приводил Жора?
А эти самые: «общенародные», идейно-гастрономические. Умело спикировав до уровня очаровательной черни (очаровательной, ибо, как желающая забрюхатеть самка, она диктует тиранические законы общежития), Жора заговорил с газетной полосы — ее, черни, злобно-завистливым говорком: не вам-де, милостивый с'дарь, нас уму-разуму учить — сами-то — вона, в штате Вермонт — режим дня по-буржуйски блюли, фрукты-овощи в соответствии со строгой диетой вкушали, в теннис, прикрывши телеса одеждами белокипенными, что есть мочи лупили-резвилися!..
Что тут возразишь? Состав преступления налицо. Ведь чтобы заполучить в Смокве право высказываться на тему «как нам позасеять-взрастить сурепку», любой патриот, а тем более проповедник, обязан… мда, ну уж не на вермонтских лужайках в теннис резвиться… Упаси бог, если тебя за таким занятием накрыли с поличным. Резвись по-тихому.
Все мы, увы, не эльфы голубого эфира. Последствия тому самые печальные. Только-только приспособится индивид к определенной системе (питания, дыхания, мышления) — а она, будучи смоквенской по форме и таковой же по содержанию — хоп-ля-ля в одочасье — и кррррааак!!! И вот новая власть наотрез отказывается платить долги прежней. И всякое поколение, с завидной регулярностью, переходит в garbage of history (мусор истории) — в очередной, внеочередной ли раз. И тянется из замогильной тьмы веков с отлаженностью швейцарского часового механизма присловье — «порядка не было и нет». А это вам что — не порядок?
Вот картина: «Меньшиков в Березове». Задушевная, поучительная живопись. А чему у нее научишься? Оказался бывший фаворит в положении вышвырнутой на помойку дворняги. Взаиморасположение звезд изменилось — астрология, туды ее в качель…
Но потому Том и остановил свое внимание на феномене под названием «Жирняго», что, какая бы власть ни коверкала лучшие помыслы граждан, какие бы граждане ни коверкали лучшие помыслы власти, какие бы «новые» (то есть позавчерашние) идеи ни завладевали кипящим разумом неразумных племен, какие бы мудозвоны ни сменяли на трибунах и в креслах прежних, какие бы «-измы» ни заполучал в качестве облагораживающего довеска беспросветный ойкуменский палеозой — жирнягинский подвид всеядного, хищного, беспомощно-жирного млекопитающего был, есть и навеки пребудет «в порядке», в фаворе, в достатке — при этом знаками материального внимания представителей этого подвида будет осыпать, с равной степенью эффективности, все равно кто: генсек, фюрер, шах, президент, аятолла.
О чем Том Сплинтер, собственно говоря, уже писал в самом начале своего апокрифа.
Глава 25. Халва горбатым
Всесвойско-Всесмоквенская Телесирена, в миру Альфиалла Пугало, выучила Жору, по большому знакомству, как продавать в масс-медиа всякий свой ик и пук.
— Ни один ик не должен, — назидала она, — пропадать втуне. А уж пук тем паче! Всякий ик и пук имеет свой профит и тариф.
Артикулируя это, она с удовольствием брила свою ногу, похожую на колонну дряблого сала. В двух шагах от нее, бросая голодные взоры на кишащую волосками пену, шепталась дюжина молодых негоциантов.