Жозеф Бальзамо. Том 1

Дюма-отец Александр

Ужин продолжался до одиннадцати вечера.

Тем временем свита — а гордячка Андреа была вынуждена признать, что тоже принадлежит к свите, — тем временем свита ужинала в беседках под мелодии, которые наигрывали присланные королем музыканты. Кроме того, поскольку в беседках всех разместить не удалось, еще полсотни господ ужинали за столами, накрытыми прямо на траве; им прислуживали пятьдесят слуг в ливреях королевских цветов.

Жильбер, сидя в рощице, следил за происходящим. Он достал из кармана краюху

хлеба, купленную им в Клишила-Гарен, и тоже принялся ужинать, не переставая наблюдать за отъезжающими.

После ужина дофина появилась на балконе: она вышла попрощаться с гостями. Король держался подле нее, а г-жа Дюбарри с тактом, восхищавшим даже ее врагов, осталась в комнате, и ее не было видно. Каждый из придворных прошел под балконом, приветствуя короля; ее королевское высочество дофина уже знала многих из тех, кто ее сопровождал, других же называл ей король. Время от времени с ее губ слетала какая-нибудь любезность или удачно сказанное слово, вызывавшие радость тех, кому они были адресованы.

Наблюдая издали за этим обрядом низкопоклонства, Жильбер подумал: «Я более велик, чем эти люди: за все золото мира я не стал бы делать то, что делают они».

Наконец пришел черед г-на де Таверне и его семейства. Жильбер привстал на одно колено.

— Господин Филипп, — проговорила дофина, — я отпускаю вас, чтобы вы смогли проводить в Париж отца и сестру.

В ночной тиши среди сосредоточенного молчания всех, кто наблюдал и слышал эту сцену, произнесенные слова громко раздались в ушах у Жильбера.

Дофина добавила:

— Господин де Таверне, я не могу разместить вас здесь. Отправляйтесь с сестрой в Париж и будьте там, пока я не устрою свой двор в Версале, а вы, мадемуазель, хоть иногда вспоминайте обо мне.

Барон вместе с сыном и дочерью прошел под балконом. За ними последовали другие; дофина заговаривала и с ними, но Жильбера это уже не интересовало. Выйдя из зарослей, он двинулся вслед за бароном, шедшим среди невнятных криков двух сотен слуг, спешивших за своими господами, возгласов пятидесяти кучеров, отвечавших слугам, и грохота шести десятков карет, с оглушительным шумом кативших по мостовой.

Г-н де Таверне прибыл в дворцовой карете, и та ждала его в стороне. Вместе с Андреа и Филиппом он влез в нее, и дверца захлопнулась.

— Друг мой, садитесь рядом с кучером, — сказал Филипп слуге, закрывавшему дверцу.

— Почему это? — с удивлением спросил барон.

— Бедняга на ногах с самого утра и, должно быть, очень устал, — объяснил Филипп.

Барон что-то проворчал, но Жильбер не расслышал. Слуга уселся рядом с кучером. Жильбер подошел поближе. Едва карета тронулась, как кучер заметил, что одна постромка отвязалась. Он слез; карета на несколько секунд приостановилась.

— Уже довольно поздно, — послышался голос

барона.

— Я страшно устала, — тихо проговорила Андреа. — Найдем ли мы где переночевать?

— Надеюсь, — отвечал Филипп. — Я послал Ла Бри и Николь из Суассона прямо в Париж. Я снабдил их письмом к одному из своих друзей и попросил его снять маленький домик, где жили в прошлом году его мать и сестра. Жилище это не роскошное, но, во всяком случае, удобное. Показываться в обществе вы не стремитесь, вам нужно лишь подождать.

— Клянусь честью, для Таверне это подходит, — проговорил барон.

— К сожалению, да, отец, — печально вздохнув, согласился Филипп.

— А деревья там будут? — осведомилась Андреа.

— Да, и весьма красивые. Только вам, по всей вероятности, любоваться ими недолго: после свадьбы вы будете представлены ко двору.

— Поехали! Ну и выспимся же мы! Попробуем проснуться не слишком рано. Филипп, ты сказал кучеру адрес?

Жильбер с беспокойством прислушался.

— Да, отец, — ответил Филипп.

Жильбер, который слышал весь разговор, на секунду подумал, что услышит адрес. «Не страшно, — подумал он. — Пойду за ними следом. Отсюда до Парижа не больше одного лье».

Наконец постромку привязали, кучер взобрался на козлы, и карета тронулась. Вереница экипажей двигалась быстро, и королевские лошади тоже взяли резво — так резво, что Жильбер сразу вспомнил дорогу из Ла-Шоссе, свой обморок и бессилие. Сделав над собой усилие, он догнал карету, взобрался на свободные запятки и покатил. Однако ему тут же пришло в голову, что, сидя здесь, он занял место слуги Андреа.

— Ну уж нет! — пробормотал непреклонный молодой человек. — Никто не сможет сказать, что я не боролся до конца; пусть ноги у меня устали, но ведь руки-то нет!

Схватившись двумя руками за запятки, он пролез под каретой и, очутившись под козлами, остался там, удерживаясь в этом трудном положении, несмотря на тряску и толчки, лишь силою рук, — только бы не идти на сделку с совестью.

— Адрес ее я узнаю, — шептал он. — Меня ждет еще одна трудная ночь, но зато завтра я отдохну, сидя на своем стуле и переписывая ноты. Деньги у меня еще есть; если захочу, то смогу часа два соснуть.

Потом он подумал, что Париж — город большой и он, совсем не зная его, может заблудиться, после того как барон с сыном и дочерью обоснуются в доме, выбранном для них Филиппом. По счастью, теперь была почти полночь, а светать начинало уже в половине четвертого.

Размышляя обо всем этом, Жильбер заметил, что они пересекают какую-то широкую площадь с конной статуей посредине.

— Смотри-ка, вроде бы площадь Победы, — радостно и вместе с тем удивленно проговорил он.

Карета повернула, Андреа прислонилась головой к дверце.