Жозеф Бальзамо. Том 2
Шрифт:
— Судите сами.
И герцог де Ла Врийер, обладатель безукоризненной памяти, без какой невозможен истинный придворный, огласил слово в слово следующий указ:
«Кузен, недовольство Вашей службой вынуждает меня сослать Вас в Шантелу [24] , куда Вам надлежит отправиться через двадцать четыре часа. Я отправил бы Вас подальше, когда бы не особое уважение, питаемое мною к госпоже де Шуазель, чье доброе здравие весьма
24
Замок, принадлежавший Шуазелю, куда он был сослан и где жил до смерти Людовика XV в 1774 г.
В толпе, обступившей герцога де Ла Врийера, поднялся сильный ропот.
— Что же он вам ответил, господин де Сен-Флорантен? — полюбопытствовал Ришелье, подчеркнуто не назвав ни нового имени герцога, ни его нового титула.
— Он ответил: «Господин герцог, я не сомневаюсь, что вы с большим удовольствием доставили мне это письмо».
— Резкий ответ, милейший герцог, — заметил Жан.
— Что вы хотите, господин виконт, когда на голову вам падает подобная черепица, тут уж поневоле вскрикнешь.
— А вы знаете, что он теперь намерен делать? — спросил Ришелье.
— По всей видимости, последовать приказу.
— Гм! — обронил маршал.
— Герцог! — вскрикнул Жан, карауливший у окна.
— Он идет сюда? — изумился герцог де Ла Врийер.
— Я же вам говорил, господин де Сен-Флорантен, — заметил Ришелье.
— Он пересекает двор, — продолжал виконт Жан.
— Один?
— Совершенно один, с портфелем под мышкой.
— Боже мой! — прошептал Ришелье. — Неужели повторится вчерашнее?
— Ох, не говорите, у меня у самого мороз по коже, — отвечал Жан.
Не успел он договорить, как в галерею с гордо поднятой головой уверенно вступил герцог де Шуазель, ясным и спокойным взглядом испепеляя всех своих недругов, а также тех, кто проникся к нему враждой, узнав о его опале.
После всего, что случилось, никто не ждал его появления, а потому никто и не воспрепятствовал ему.
— Вы уверены, что прочли все правильно, герцог? — осведомился Жан.
— Черт побери!
— И он вернулся после такого письма?
— Честью клянусь, я уже ничего не понимаю!
— Да ведь король бросит его в Бастилию.
— Разразится чудовищный скандал!
— Я почти готов его пожалеть.
— Ах! Он входит к королю. Неслыханно!
В самом деле, герцог, не обратив внимания на изумленного придверника, который робко попытался заступить ему дорогу, прошел прямо в кабинет короля, который, видя его, ахнул от неожиданности.
В руке у герцога был королевский указ; он как ни в чем не бывало показал его королю.
— Государь, — произнес он, — как ваше
— Да, сударь, — ответствовал король.
— Вчера, ваше величество, вы в доброте своей велели мне не принимать всерьез писем, которые не были бы подтверждены словами, исходящими из уст самого короля, и поэтому я пришел просить объяснения.
— Оно будет кратким, герцог, — сказал король. — Сегодняшнее письмо подлинное.
— Подлинное? — воскликнул герцог. — Но это письмо весьма обидно для такого преданного слуги!
— Преданный слуга, сударь, не заставляет своего господина играть столь жалкую роль.
— Государь, — надменно возразил министр, — полагаю, я рожден достаточно близко к трону, чтобы понимать все его величие.
— Герцог, — отрывисто произнес в ответ король, — не стану вас томить. Вчера вечером в кабинете своего версальского особняка вы приняли гонца от госпожи де Граммон.
— Это правда, государь.
— Он передал вам письмо.
— Государь, разве брату с сестрой запрещено состоять в переписке?
— Будьте любезны не спешить, мне известно содержание этого письма.
— О, государь!
— Вот оно… Я не поленился переписать его собственноручно.
И король протянул герцогу точную копию полученного письма.
— Государь!
— Не отпирайтесь, герцог, это письмо спрятано в железном ларце, а ларец находится у вас в алькове.
Герцог стал бледен как привидение.
— Это еще не все, — безжалостно продолжал король, — вы написали госпоже де Граммон ответ. Содержание вашего письма мне также известно. Это письмо у вас в бумажнике, и, чтобы быть отправленным, ему недостает только постскриптума, который вы собирались добавить, когда уйдете от меня… Вы убедились в моей осведомленности, не правда ли?
Герцог утер себе лоб, покрытый ледяным потом, поклонился и вышел из кабинета, не проронив ни слова и пошатываясь, словно его настиг внезапный апоплексический удар.
Он упал бы как подкошенный, если бы в лицо ему не повеял свежий воздух.
Однако у этого человека была могучая воля. Едва он оказался в галерее, силы вернулись к нему; высоко вскинув голову, он прошествовал мимо стоявших шпалерами придворных и вернулся к себе в покои, где ему нужно было спрятать и сжечь различные бумаги.
Четверть часа спустя его карета выехала из замка.
Опала господина де Шуазеля была ударом молнии, от которого вспыхнула вся Франция.
Парламенты, коим в самом деле служила поддержкой снисходительность министра, объявили, что государство утратило самую надежную свою опору. Знать им дорожила: он был свой. Духовенство чувствовало, как бережет его этот исполненный достоинства, доходившего подчас до гордыни, человек, который сообщал вид священнодействия отправлению обязанностей министра.