Жозефина. Книга вторая. Императрица, королева, герцогиня

Кастело Андре

В какой-то момент в поле зрения писателей попали и женщины, оставившие свой след в истории, и поставленный выше вопрос осложнился тем, что очень часто такие женщины светили не своим, а чужим, как бы отраженным светом. Конечно, мы говорим не о Марии Стюарт или Екатерине Великой и даже не о Елене Прекрасной, из-за которой произошли все беды и несчастья Троянской войны. Но вот в руках читателей книга, посвященная некоей Мари Жозефе Розе Таше де Ла Пажри, известной под именем Жозефины, и мы невольно спрашиваем себя: так в конечном счете, кто же она, эта Золушка с далеких Антильских островов, прекрасная креолка, «санкюлотка и монтаньярка», ставшая императрицей французов, могла ли она осуществиться, состояться или, проще говоря, заслуживала ли бы она нашего внимания за пределами того исторического явления, которое кратко называется Наполеон Бонапарт?

Вопрос не такой уж простой, каким он кажется на первый взгляд. Однако

позволим себе маленькое отступление. Вряд ли будет преувеличением сказать, что именно французы больше и раньше других заговорили о Женщине в Истории и в историях. И сегодня с интересом читаются написанные в XVI в. Брантомом «Жизнеописания галантных дам» и им же сочиненные жизнеописания «дам знаменитых»; а среди романов и работ на исторические темы братьев Гонкуров не затерялась их книга «Госпожа Дюбарри и женщина в XVIII в.». Выражение «ищите женщину», столь часто (к месту и не к месту) всеми употребляемое, опять-таки принадлежит французам. За этими словами, бывает, скрывается и далеко идущее содержание. Так, уже в наше время появились десять томов обстоятельного сочинения французского писателя Ги Бретона под весьма симптоматичным названием: «Любовные истории в истории франции». В одном из двух томов, посвященных Наполеону, есть и такие, например, главы: «Любовь способствует перевороту 18-го брюмера», «Бонапарт покидает мадемуазель Жорж, чтобы стать императором», «Наполеон создает Великое Княжество Польское из любви к Марии Валевской». Более чем спорная мысль автора ясна: за действиями великого человека стоит Женщина, его любовь к ней. Не лишенные известного интереса книги, подобные книге Ги Бретона, на наш взгляд, полезны лишь в том случае и тому читателю, который в той или иной степени уже владеет научным материалом и знает историю не по историческим анекдотам или пристрастным рассказам современников, как бы занимательны ни были эти рассказы. Кстати говоря, Ги Бретон широко пользуется мемуарами, дневниками и письмами участников и очевидцев событий, произошедших почти двести лет назад, но подгоняет собранный материал под собственную концепцию.

Иной характер носит книга А. Кастело, автора и других весьма серьезных трудов по истории Франции эпохи Наполеона, хотя круг используемых им источников в значительной части близок к тому, которым оперируют и Ги Бретон, и многие другие историки. А. Кастело не позволяет себе (как, к сожалению, делают подчас слишком увлекающиеся биографы) того, что можно было бы назвать литературными красотами, полета неумеренного художнического воображения и сомнительных гипотез, оставаясь в пределах документально подтверждаемых фактов.

Литература, посвященная Наполеону и его времени, необозрима. Она насчитывает сотни тысяч книг и статей; существует огромное количество работ об отношении Наполеона к женщинам, специальных трудов о нем и Жозефине, опубликована и внимательно изучена обширная переписка императора с его первой женой. Вероятно, мы должны быть благодарны тем авторам, которые выбирают из всей этой неохватной массы наиболее существенное и важное — разумеется, при том условии, что им удается воссоздать дух эпохи, ее атмосферу, нарисовать более или менее достоверные портреты исторических персонажей. От книг, подобных книге А. Кастело о Жозефине, мы не требуем того, чтобы в них раскрывался глубинный смысл исторических событий, его здесь и не следует искать. У Кастело была иная — и более простая и, в определенном отношении, более сложная — задача: показать чем-то примечательную личность в контексте ее времени, в окружении других людей, которых нам следует понять, а иногда и увидеть в новом освещении — sine ira et studio[192].

Ну что ж, поставив перед собой такую задачу, автор книги, как нам думается, в том, что касается Жозефины, решил ее достаточно успешно, а вокруг центральной фигуры в книге располагаются, оживая на исторической сцене, многие другие персонажи, одни менее, другие более знакомые нам. И каждый раз мы узнаем что-то новое, картины эпохи приобретают новые краски, перед нами проходит живописная вереница полководцев и всевозможных чиновников, министров и владетельных государей Европы, придворных, священнослужителей, дам полусвета и графов, князей, принцев и маркизов, люди разных национальностей и народов — французы и русские, немцы и австрийцы, итальянцы и англичане.

Исторически достоверно изображены с присущими именно им чертами характера опытные интриганы Баррас и Сийес, зловещий Фуше, готовый к очередному предательству Талейран, прославленные наполеоновские генералы и маршалы. Мы легко запоминаем их и пополняем свои познания небезынтересными сведениями. В новом свете предстает перед нами на страницах книги А. Кастело автор знаменитой «Марсельезы» Руже де Лиль, занимавшийся (без особого успеха) темными махинациями с поставками для армии, о чем, впрочем, упоминал уже С. Цвейг в новелле «Гений одной ночи». Сын

простого трактирщика, маршал и король, Мюрат показан здесь не только на полях сражений, но и в повседневной политической жизни и, быть может, не в столь возвышенном виде, как, например, в посвященном его последним дням и гибели очерке, вышедшем из-под пера А. Дюма. Фигурирует в книге и изменивший императору маршал Бернадот, женившийся на оставленной молодым Наполеоном невесте Дезире Клари, с которой он положил начало и поныне здравствующей шведской королевской династии…

Необыкновенные характеры, удивительные судьбы!

Особо следовало бы напомнить о наполеоновской родне, его сестрах и братьях, ненасытном и жадном корсиканском клане, члены которого интриговали против самого Наполеона, постоянно требуя новых почестей, титулов, денег. Сестры добивались возведения их в ранг принцесс, ибо не хотели стоять ниже «вдовы Богарне», как они называли Жозефину; старший брат, Жозеф, рассчитывал стать официальным наследником престола, а все вместе временами они делали жизнь Жозефины невыносимой.

Еще многие заслуживали бы специального разговора, но мы не будем этого делать, остановившись лишь на главной фигуре эпохи, самом Наполеоне. Конечно, А. Кастело напоминает читателю и о ратных подвигах великого полководца, о его государственной деятельности, но здесь Наполеон уже не столько запомнившаяся нам едва ли не с детских лет фигура в «треугольной шляпе» и «сером походном сюртуке», сколько сложная и богатая личность действительно великого и в добре и в зле человека.

Мелькают страницы истории — юные годы на Корсике, Тулон, первая встреча с Жозефиной, 18 брюмера, Директория и Консульство, домашние ссоры и примирения, коронация в соборе Парижской Богоматери, любовь и измены, Аустерлиц, Москва, смерть покинутой императрицы, Ватерлоо и остров св. Елены…

Перед нами предстает «частная», интимная жизнь Наполеона с ее драматическими, возвышенными, а иногда и почти комическими, «заурядными» сторонами: Наполеон не только приводит в движение многотысячные массы людей, но и резвится, как мальчишка, в парках Сен-Клу или Мальмезона, ведет напряженную политическую игру, отзывающуюся во всех уголках Европы, и устраивает суровые «смотры» придворным дамам.

Наполеон был одним из наиболее образованных людей своего времени; он любил и хорошо знал литературу и музыку, его познания в разных областях современной науки удивляли ученых, с которыми ему нравилось беседовать, но вряд ли это облегчало жизнь Жозефины, женщины — при всех несомненных ее достоинствах — весьма мало образованной (и даже не очень грамотной, о чем свидетельствуют, в частности, ее письма). Несчастной, как мы видели, приходилось выслушивать упреки еще от ее первого мужа, Александра Богарне, который обещал хранить ей верность лишь в том случае, если она будет усердно заниматься грамматикой французского языка и географией!

Вернемся, однако, к самой Жозефине. Прежде чем у нас складывается окончательное мнение о ней, — у каждого свое! — мы, переворачивая страницы книги, то возмущаемся поступками этой женщины, то сочувствуем ей, то снова негодуем и снова переживаем вместе с ней сложные перипетии ее необыкновенной жизни. Автор не навязывает нам своей точки зрения, и это еще одно из достоинств книги Кастело.

В советской историографии, посвященной Наполеону, наибольшей известностью пользуются вышедший еще в 30-е годы и ставший классическим труд акад. Е. Тарле и опубликованная значительно позже, богатая по материалу книга московского ученого А. Манфреда. В этих работах Жозефине отведено сравнительно незначительное место, а характеристики, даваемые ей, существенно отличаются друг от друга. Суров и не во всем справедлив по отношению к бедной Жозефине Е. Тарле: «Жозефина была весьма пуста и ни о чем не умела думать, кроме платьев, бриллиантов, балов и иных развлечений». Что правда, то правда, за Жозефиной водились и другие, более предосудительные грехи, но вот со следующим утверждением вряд ли можно полностью согласиться: «Ни Жозефина, ни вторая его жена, Мария Луиза Австрийская, ни г-жа Ремюза, ни актриса м-ль Жорж, ни графиня Валевская и никто вообще из женщин, с которыми на своем веку интимно сближался Наполеон, никогда сколько-нибудь заметного влияния не только не имели, но и не домогались». Что касается Марии Луизы или легкомысленной м-ль Жорж (Жоржины, как ее называл Наполеон), и их влияния на императора, действительно, говорить не приходится; искренне же любившая Наполеона Мария Валевская хотела, как известно, использовать его ответное чувство к ней в политических целях (и не всегда безуспешно). Жозефина — в этом прав А. Манфред — была, во всяком случае в течение длительного времени, другом Наполеона, способным оказывать на него влияние, сглаживать его грубость, резкость; она была полезна ему и в том смысле, что умела блестяще играть роль первой дамы, приобретя необходимые для супруги первого консула, а затем императора величественность и такт.