Жозефина. Политико-фантастическая повесть
Шрифт:
– Сиделка у вас действительно немая, – засмеялся Амбуаз, – но вот насчёт профессора вы глубоко ошибаетесь. Он вёл себя так по моей просьбе. Но, повторяю, не волнуйтесь. Вы всё получите сполна.
В комнату, как всегда стремительно и тяжело дыша, вошёл профессор Лайом.
– Инспектор, вы задержались на целых пятнадцать минут, – сердито посмотрел он на Амбуаза.
– Ход расследования не позволял мне уйти раньше, – отшутился инспектор.
«Борьба титанов», – усмехнулся про себя Фертран, сравнивая этих двух крупных и так не похожих друг на друга
– Профессор, – Леже, как последний интриган, попытался подлить масла в огонь, – инспектор сказал, что это вы введёте меня в курс последних событий в мире.
– И не подумаю, – с громким сопением выдыхая воздух, безапелляционно заявил Лайом, подходя к столику с приборами, – моё дело лечить вас, а не занимать рассказами политических анекдотов.
– Сейчас вы узнаете кто, – опять засмеялся Амбуаз.
Не успела широкая спина инспектора скрыться в коридоре, как дверь тут же распахнулась и в палату ворвалась Элен, похожая на подростка, по сравнению с Амбуазом.
– Леже! – закричала она, бросаясь к журналисту. – Наконец-то, это церберы меня пропустили.
– Благодарю за комплимент, мадмуазель, – отозвался Пьер Лайом, поднимая голову над столиком с приборами.
– О, профессор! – смутилась девушка. – Я вас не заметила.
– Конечно, – проворчал тот. – Моя комплекция такова, что меня можно и не заметить.
– Но, я честное слово… – попыталась оправдаться Элен.
– Ладно, ладно, – махнул рукой профессор. – Не задерживайтесь слишком долго, не следует переутомлять больного.
Когда Лайом вышел, девушка осторожно погладила руку Фертрана между налепленными электродами и спросила – Тебе больно?
– Нет, – устало ответил журналист. – Но, знаешь, всё это мне порядком надоело.
– Потерпи. Профессор сказал, что, если так пойдёт и дальше, то скоро ты будешь в полном порядке.
«Может и так, – подумал Фертран, – но всё же жаль, что эти бандиты спалили особняк. От того, чем они меня пичкали, хоть это был и яд, как утверждает профессор, у меня всё же не отнимались ни руки, ни ноги.»
Журналист поднёс руку к голове, но, наткнувшись на пучок электродов в избытке торчащих у него на голове, досадливо откинулся на подушку.
– Ну, ладно, давай, рассказывай.
– А что бы ты хотел услышать? – осторожно спросила Элен.
– Всё!
– Но, мсье Лайом сказал, что тебе ещё рано волноваться, а события таковы, что… – она задумалась, подбирая слова поосторожней.
– К чёрту, – хмуро прервал её Фертран, глядя в потолок. – Как же я могу не волноваться, если ничего не знаю? Или рассказывай, или повешусь на капельнице, – довольно вяло пошутил он, словно такая мысль и впрямь не раз приходила ему в голову.
– Ну,
– Стой, стой, стой! – у журналиста от удивления разом пропала вся меланхолия. – Какая блокада? При чём здесь Япония? Я что же, провалялся здесь несколько лет?
– Да, нет, – растерянно заморгала глазами Элен. – Ты здесь ровно неделю.
– Вот и рассказывай всё по порядку!
– С чего же мне начать?
– Как с чего? Что было после нападения на шоссе? «Письмо»-то нашли?
– Ты что же, правда ничего не знаешь? – Элен ласково провела по щеке Фертрана тыльной стороной ладони.
– Конечно, нет! – нетерпеливо воскликнул тот. – Ты же мне ещё ничего не рассказала.
– После нападения на шоссе… – медленно начала девушка. Она вдруг с удивлением подумала, что эти события, произошедшие всего несколько дней назад, и правда, кажутся сейчас чем-то неимоверно далёким, даже немного нереальным, из-за всего, что они повлекли за собой. – … бандиты отвезли «письмо» на полигон ВТК. Сообщали, что он расположен там же недалеко, кажется в Британи.
– Да, это так, – прервал её журналист. – Я был там перед нападением.
– Завидую я тебе, – Элен с уважением посмотрела на Фертрана. – Попасть в самую гущу событий! Для этого нужен твой нюх.
– Нет, – задумчиво покачал головой журналист, вспоминая свой предыдущий разговор со Скарелли и последствия, к которым он привёл. – Не завидуй. То, что я здесь и живой – случайность! Шутка Фортуны. Боюсь, я выбрал свою долю удачи за всю оставшуюся жизнь. Наверное, мне уже никогда больше не повезёт.
Он посмотрел в удивлённо протестующие глаза Элен, соображая, стоит ли говорить ей большее.
– В этой суматошной повседневности, – всё же решившись, продолжил он, – нам не мешает порой остановиться и оглядеться. Все эти дни, что я здесь валяюсь, у меня не раз была такая возможность.
– Раньше тебя никогда не тянуло остановиться, – осторожно, боясь чем-нибудь разрушить хрупкую сферу его доверия, сказала Элен.
Она вдруг почувствовала, как доверие, только что еле трепетавшее в его глазах, точно блики мыльного пузыря, стало расти, окутывая и согревая её всю.
Фертран ласково накрыл руку девушки своей ладонью и, уже без страха быть непонятым, продолжил:
– Я много передумал за эти дни. Прежде, я никогда не задавался мыслью, от чего зависит наша жизнь. Ты только подумай, она может оборваться от тысячи случайностей: запнуться и упасть, съесть какую-нибудь дрянь, попасть в аварию на земле, воде, воздухе, а теперь вот ещё и вне Земли.
– Но…, бояться жить смешно и, извини, даже глупо.
– Да, ты права. Бояться всего этого глупо! Но я сказал не всё. Оказывается, жить нам или не жить зависит ещё и от злой воли неизвестных нам людей. Быть в постоянном страхе, что в любую минуту ты можешь оказаться временной игрушкой в чьих-то грязных руках, разве это не страшно?!