Жребий окаянный. Браслет

Фомин Алексей Николаевич

– Не откажите, батюшка, – чуть ли не слезно взмолился Валентин. – Я любую работу готов делать. – Для него было принципиально важным выбить из Мудра согласие именно сейчас, когда их слышат все. – Клянусь, что на работе буду трезв, как… – Валентин хотел сказать «как стеклышко», но вовремя прикусил язык, сообразив, что вряд ли этот идиоматический оборот из этой эпохи, когда стекло еще оставалось достаточно дорогой вещью, не имевшей массового распространения.

– Ладно, подумаю, – буркнул Мудр.

Валентин усиленно соображал, что бы ему еще такое изобразить, чтобы Мудр дал свое согласие именно сейчас, как вдруг прозвучал голос мамани, дотоле хранившей молчание:

– Мудр Лукич…

– Цыть! –

свирепея, цыкнул на нее глава семейства. – Еще не хватало, чтоб у меня бабы без разрешения начали говорить!

В любой другой момент этого наверное бы хватило, чтобы заставить ее замолчать, но только не сейчас. Уж больно раскаявшимся, уж больно благонамеренным выглядел ее непутевый сынок.

– Мудр Лукич, ради Христа, возьми, – взмолилась она. – Ведь он на любую работу согласен. Он же прирожденный Митряев. Как его можно вне дела держать?

Мудр покраснел как вареный рак, но сдержался, не заорал.

– Ладно, Михайла, беру тебя, – спокойно сказал он. – А куда тебя определить – подумаю. Завтра за обедом и скажу тебе.

«На Мудра, конечно, подействовали не мои и не женины мольбы, – сообразил Валентин, – а публичное напоминание о том, что прирожденный совершеннолетний Митряев вне дела находится, в то время как заправляет всем черт знает кто. Манагеры все слышали. Завтра же, возможно, об этом узнают в городе. Что скажут коллеги-купцы, когда узнают, что Мудр Лукич парня к делу не подпускает лишь потому, что тот его пасынок? Вот и вынужден был согласиться мудрый Мудр».

– Благодарствую, батюшка. – Валентин поклонился так старательно, что едва не уткнулся носом в кашу.

Некоторое время над столом висела напряженная тишина, не нарушаемая даже хныканьем малышей, пока наконец Мудр шумно не отодвинулся от стола и, скомкав салфетку, бросил ее на стол.

– Пора за работу браться, – изрек он, поднимаясь на ноги и направляясь к выходу из зала.

Хор и приказчики тут же потянулись за ним. Валентин бросил взгляд на Ксану. Она улыбнулась, и не думая ни от кого прятать свою улыбку. Через пару минут с улицы послышались крики кучеров: «Но! Пошла, милая!» – стук копыт, звон колокольчиков. Обернувшись, Валентин глянул в окно. Трое саней удалялись от дома вдаль по Никольской.

– Спасибо, маманя, – поблагодарил Валентин, – больше не хочется. Я уже сыт. – И улыбнулся Ксанке. – Я пойду к себе?

– Иди, сынок… – Маманя так устало махнула рукой, будто перед этим ей пришлось сделать большую, физически тяжелую работу.

Валентин поднялся из-за стола и с чувством выполненного долга направился в свою комнату – дожидаться Михайлиных дружков-собутыльников.

VI

Состоявшимся знакомством с семейством Митряевых Валентин был удовлетворен в полной мере. Более того, оказавшись в своей комнате и вспоминая перипетии состоявшегося с Мудром разговора, он вдруг ощутил себя кукловодом, манипулирующим людьми в своих интересах. И это было приятное чувство. Странно, но ничего подобного он не испытывал ранее, когда, проникая в сознание других людей, заставлял их действовать в соответствии со своими желаниями. Вот тогда-то он действительно был кукловодом. Но никакого удовольствия от этого не испытывал. Почему? Может быть, потому, что задание ему формулировал Лобов, а он, Валентин, выступал лишь транслятором чужой воли? Здесь же он ничего не мог навязать Мудру, не встретив соответствующего сопротивления. Это была борьба характеров, состязание двух хитростей – его и Мудра. И призом в этом состязании было состояние рода Митряевых. По большому счету, к слиперству и измененному состоянию сознания это не имело никакого отношения. Нечто подобное могло бы произойти и в реальной жизни. Хотя нет, не могло бы. Ведь для этого Валентину надо было бы стать как минимум

пасынком Березовского или Вексельберга. Как бы то ни было, но ситуация уже начинала нравиться Валентину. И хотя от вершин здешней власти и рыбасоидов, возможно в нее внедрившихся, он был по-прежнему бесконечно и безнадежно далек, у него появилось твердое ощущение, что он находится на верном пути.

Это, конечно, не случай Саши Ракитина, умудрившегося сдуру, не прикладывая к тому никаких усилий, бухнуться в тело младшего брата главного соперника Дмитрия Донского. Но… тоже ничего. Теперь Михайла Митряев не казался Валентину столь уж бесперспективным, как пару дней назад.

Однако браслет-хронопроводник обнаружить ему не удалось. И в этом-то и может быть заключена его главная проблема. Во всяком случае, связь с Лобовым необходимо проверить. А может быть, Михайла браслет не потерял, а спрятал? Но не в своей комнате, а где-то рядом. Еще лучше, если канал между прошлым и настоящим уже установился, и Валентину никакие хронопроводники не потребуются.

Недолго думая он разоблачился и скользнул под одеяло. Короткая команда, отданная самому себе, и Валентин как истинный профессионал мгновенно погрузился в сон. Но это не был слиперский полет. Это был обычный сон, как ни старался он настроить свое подсознание на частоту, излучаемую Лобовым. Фаза быстрого сна, когда возможен старт в полет, миновала, а вслед за ней пришел глубокий сон, из которого Валентина вывел лишь сочный звук расплюснувшегося о стекло снежка.

Валентин выскочил из постели и выглянул в окно. Уже темнело, но это не помешало ему разглядеть крепкого парня, стоящего под окном со снежком на изготовку. Валентин махнул ему рукой, давая знак, что спустится сейчас к нему.

– Здорово! – приветствовал он приятеля Михайлы, выйдя на улицу.

– Здорово, Минь. Ох ты… А чего это у тебя фингал-то?

– Думал, ты мне скажешь. Мы вчера вместе были?

– Вестимо.

– Вести-имо… А как же я один оказался? У церкви Михаила архангела под забором валялся. Замерз бы, если б не местный сторож.

– Иди ты… Мы как раз на Архангельской и расстались. Мы с Силой к себе в слободу двинули, а ты к себе, на Никольскую.

«Ага, значит, это Ероха», – сообразил Валентин.

– Ладно. Куда пойдем?

Парень пожал плечами:

– Как обычно…

– А где Сила?

– На место подойдет.

– Ну пошли.

По дороге Ероха несколько раз пытался завязать разговор, но Валентин предпочитал отмалчиваться, отделываясь лишь односложными репликами. Какую выбрать линию поведения при общении с этими парнями, он еще не решил. Что связывало эту троицу? Только лишь, выражаясь языком милицейского протокола, совместное распитие спиртных напитков? Или что-то еще? У него здесь пока не так много союзников. Раз-два и обчелся. Дядька Кондрат и Ксанка. Эти двое парней могли быть ему полезны, все-таки единственные друзья Михайлы. Но с пьянкой придется завязывать. Это условие непреложно. Интересно, как они на него прореагируют? Именно поэтому Валентин не торопился завязывать разговор с Ерохой, намереваясь сначала понаблюдать за друзьями Михайлы в привычной для них обстановке.

Сила ждал их у входа. Валентин ожидал увидеть эдакого русского богатыря, вполне соответствующего своему имени. Но Сила оказался невысоким, тщедушным пареньком лет семнадцати-восемнадцати. Валентин даже почувствовал некую обиду за Ксанку – такой симпатичной девушке приглянулся эдакий заморыш.

– Здорово! – приветствовал друзей Сила.

– Здорово…

– Это Мудр тебя так? – поинтересовался он у Валентина.

– Пойдем внутрь. Сядем, все расскажу, – ответил он.

Питейный зал был почти пуст, видимо, время было еще слишком раннее для работающего, занятого люда. Приятели уселись за стол в самом дальнем углу зала.