Жребий принцессы

Тарр Джудит

Он опустился вниз. Ему хотелось разодрать ногтями эти стены. Он подтянул дрожащие колени к подбородку и устремил пылающий взгляд на Хирела. Юноша сладко потянулся. — Ты похож на барса в западне, — заметил он. Сареван взорвался.

— Это твоих рук дело. Ты втравил нас в это. Легкомыслие Хирела вмиг улетучилось. — Меня обманули и поймали в ловушку. Меня… околдовали, — с трудом выдавил он. — Я понимал, что происходит, но не мог это остановить. Потому что… потому что я видел, чем я мог бы стать, если бы не убежал от

них, убежал так далеко и быстро, как мог. — Тебе еще не поздно стать евнухом.

— Пусть я погибну, но клянусь: пока я жив, евнухом я не буду. — Хирел снова заставил себя успокоиться. — Мы в носилках, — сказал он, — прямо как леди, которым необходимо быстрое передвижение. Можешь убедиться, они постарались предотвратить наш побег. Сареван еще не был убежден. Он нашел дверь и, вцепившись ногтями в щель, попытался открыть ее. Она скрипнула, но не поддалась.

— Если бы ты и добился успеха, — сказал Хирел сводящим с ума тоном, — то куда бы ты отправился? Мы в окружении вооруженных людей. У нас нет оружия и доспехов. К тому же, — подчеркнул он, — мы не одеты. — Какая разница?

Хирел посмотрел на него так, словно не знал, смеяться ему или возмущаться.

— Для тебя, может быть, и нет разницы. А для меня есть. Я не собираюсь устраивать зрелище для простолюдинов. — Почему? В тебе нет ничего такого, чего стоило бы устыдиться.

— У меня есть тело, — огрызнулся Хирел. Сареван онемел. Хирел снова отполз в свой угол и отгородился подушками. Молчание затянулось. Стены давили на Саревана. Он призвал всю свою волю, чтобы выдержать это. Чтобы не взбеситься, словно дикий кот в клетке.

Спустя целую вечность Хирел заговорил. Голос его звучал тихо и напряженно.

— Люди не должны видеть, что я смертен. Что моя плоть ничем не отличается от плоти других людей. Что моя кровь такая же красная, как у них, и что она так же течет по венам. Я — наследник королей. Каждый дюйм моего тела священен. Мои ногти всегда обрезались только жрецами, в сопровождении молитв и песнопений. Мои волосы вообще никогда не знали ножниц. Вода после моего купания использовалась для исцеления больных.

— А что ты делал с естественными отправлениями? Помещал в золотой горшок и дарил богам? Хирел с шипением выдохнул воздух.

— Я не сказал, что верю в это! Я намеревался изменить этот обычай, когда настанет время. Но пока я в полной мере не обладаю властью, я — раб этой власти. И я служил ей исправно и прилежно. Я был достойным принцем, о принц дикарей.

— Мудро, — съязвил Сареван. — Интересно, кто-нибудь имеет представление о том, насколько ты умен?

Золотые глаза затуманились.

— Тело принца принадлежит его народу. К его разуму это не относится.

— Но, кажется, они и не подозревают, что у тебя есть тело. — Плоть, — сказал Хирел. Он вытянул руку. Солнечные лучи разбивались о прутья решетки, разбрасывая по волосам юноши

золотистые искорки, высвечивая то кровоподтек, то зажившую царапину, то старый побелевший шрам. — Кровь и кости. Человеческое тело. Когда я стану императором, у меня не будет даже этого. Я стану воплощением истинного королевского образа.

Сареван поежился в душном жарком воздухе. Он чувствовал себя очень уязвимым. В горле у него пересохло, лицо зудело, в теле не стихала боль. Он сказал:

— Когда ты станешь императором? И ты думаешь об этом сейчас?

Хирел улыбнулся. Это была не слишком приятная улыбка. — Я добьюсь этого. Я всего лишь пленник, а не мертвец. Я не сдамся. И никого не прощу. — Мне жаль твоих врагов. — И правильно. — Хирел все еще улыбался.

* * *

На закате их носилки остановились. Сареван не проронил ни слова в течение долгого времени: он опасался, что не выдержит и завоет как зверь. Ему и раньше доводилось попадать в темницу. Его запирали в наказание за то, что он был магом и жрецом. Но тогда у него была сила. Он всегда был внутренне свободен. Ему не надо было бороться, чтобы дышать, чтобы думать, чтобы оставаться самим собой и не поддаваться безумной панике.

Раздался скрип засовов, и дверь открылась. Не в силах больше терпеть, Сареван ринулся к свету. Путь ему преградили человеческие тела. Он отбросил их прочь и наткнулся на камень. Стена. Ворота…

Его обступили люди. Он боролся с ними. Их оказалось слишком много, и все они были вооружены. Его руки могли только отталкивать их, но не могли никого сразить. Саревана схватили, связали и втащили в какую-то комнату.

Там уже был Хирел, одетый с головы до пят, и попивал вино из кубка. К счастью, помещение оказалось довольно просторным.

Тюремщики Саревана втолкнули его внутрь и заперли за ним дверь. Он, задыхаясь, упал на пахнущие плесенью ковры, но снова обрел способность мыслить разумно. Веревки жестоко стягивали его запястья. Он чувствовал, как пульсирует в жилах кровь.

Хирел встал возле него на колени и начал возиться с узлами.

— Наши тюремщики просто потрясены твоей великолепной свирепостью, — сказал он.

— Это не тюрьма, — осторожно сказал Сареван. — Мой разум не может преодолеть эти стены. Мне душно внутри; мне душно снаружи.

Возможно, Хирел не понимал его. Или, и это могло быть намного хуже, понимал.

— Ты не создан для запечатанных дворцов, — заметил он. Сареван вздрогнул. Он попытался стать веселым, перестать думать о мрачном.

— Может быть, наши тюремщики надеются, что я до смерти изобью тебя?

— Это было бы весьма выгодно, — сказал Хирел. — Кому?

Юноша пожал плечами. — Я спросил. Но мне не ответили.

Мало-помалу узлы поддались, и веревки упали на пол. Сареван лежал и старался подчинить своей воле онемевшие руки.