Жук. Таинственная история
Шрифт:
– Роберт Холт, ты вор.
– Нет.
Я заговорил и вздрогнул от собственного голоса – как же давно я его не слышал!
– Ты вор! Только воры залезают в окна… разве ты не пришел сюда через окно? – Я молчал: что было проку возражать ему? – Но это хорошо, что ты залез в окно… хорошо, что ты вор… хорошо для меня! Меня! Именно ты мне и нужен… в удачное время попал ты мне в руки… в самое подходящее. Ведь ты мой раб… всегда при мне… сделаешь все, что только пожелаю… ты и сам знаешь это, да?
Я знал, и понимание собственной беспомощности ужасало
– Я говорю, что ты вор!.. вор, Роберт Холт, вор! Ты залез в окно ради собственного удовольствия, а сейчас ты полезешь в нужное мне окно – не это, другое. – Я не понял, в чем соль прозвучавшей шутки, но сказанное рассмешило его, и он издал скрежет, призванный означать смех. – В этот раз ты полезешь вором, о да, точно.
Он умолк, пронзая меня взглядом, ни на мгновение не отводя немигающих глаз от моего лица. Как отвратительно-притягательны были они – и как же я их ненавидел!
Он заговорил опять, и в голосе почувствовались иные ноты – горькие, жестокие, беспощадные:
– Ты знаком с Полом Лессинхэмом?
Он произнес это имя с нескрываемым отвращением – и в то же время так, будто ему нравилось проговаривать его вслух.
– С каким Полом Лессинхэмом?
– Существует только один Пол Лессинхэм! Тот самый Пол Лессинхэм… великий Пол Лессинхэм!
Он скорее прокричал, чем сказал это, и вспышка его ярости была так неистова, что мне на секунду подумалось, что он набросится на меня и разорвет на части. Я затрясся. Не сомневаюсь, что голос мой явственно дрожал при ответе:
– Весь мир знает Пола Лессинхэма… политика… государственного мужа.
Он метнул в меня гневный взгляд, глаза его распахнулись. Я стоял и ждал физической расправы. Но он пока ограничивался словами:
– Сегодня ты, как вор, полезешь в его окно!
Я все еще не понимал, о чем речь, и, судя по его следующей реплике, это недоумение отразилось на моем лице.
– Не понимаешь?.. нет!.. все просто!.. куда уж проще? Я говорю, что нынче ночью – нынче! – ты пролезешь в его окно, как вор. Ты залез в мое окно, так почему бы и не забраться в окно к Полу Лессинхэму, политику… государственному мужу.
Он будто передразнивал меня, повторяя мои слова. Я же – и горжусь этим! – отношусь к тем неисчислимым массам, что считают Пола Лессинхэма величайшим из ныне живущих политических деятелей; я из тех, кто с полным доверием полагается на него в великом деле конституционных и общественных
Я стоял и молчал; он, не отводя от меня взгляда, заговорил несколько по-иному – с нежностью, я и не думал, что он способен говорить с такими нотками.
– На него приятно смотреть, на Пола Лессинхэма… разве не приятно на него смотреть?
Я осознавал, что мистер Лессинхэм в физическом плане представлял собой образчик мужественности, но я не был готов принять сей факт в таком аспекте – и обсуждать его в той манере, в которой временный повелитель моей судьбы принялся развивать и углублять тему.
– Он стройный – прямой, как корабельная мачта… высокий… кожа белая; сильный… мне ли не знать, как он силен… о, силен!.. о да! Разве не прекрасно быть его женой?.. его возлюбленной?.. светом его очей? Неужели женщине может выпасть лучшая доля? О нет, никогда! Его жена!.. жена Пола Лессинхэма!
Он говорил тихо и напевно, дав волю неожиданной сентиментальности, и выражение его лица изменилось. Было видно, что он томится – желает чего-то сильно и страстно, – и это, пусть и не самое привлекательное, выражение тоски на мгновение преобразило его. Но лишь на мгновение.
– Стать его женой – о да! – женой, которую он презирает!.. униженной и отвергнутой!
Яд былой горечи быстро вернулся к нему, и я не мог не почувствовать, что передо мной не женщина, а мужчина. У меня в голове не укладывалось, отчего создание, подобное этому, вдруг переменилось и обратилось в такой манере к певцу величия Пола Лессинхэма. Но этот человек, как пиявка, прицепился к своему предмету, будто все действительно воспринималось им близко к сердцу.
– Он дьявол… твердый, как гранит… холодный, как снега Арарата. В нем ни капли теплой человеческой крови… он отвратителен! Фальшив!.. ага, словно вышел из сказок о лжецах, врущих ради вранья… он само вероломство. Ту, что держал в своих объятиях, он отверг, будто ее никогда и не было… улизнул прочь украдкой, как тать в ночи… возжелал забыть о самом ее существовании! Но отмщение уже здесь, скрывается во тьме, прячется среди камней, притаилось и ждет своего часа. А он настанет – день гнева! – да, тот самый день!
Он сел на кровати, воздел руки над головой и разразился воплем адской ярости. Вскоре он немного успокоился. Вернулся в лежачее положение, опустил голову на ладонь и пристально воззрился на меня, а затем задал вопрос, который, в тех обстоятельствах, поразил меня своей неуместностью.
– Ты знаешь, где он живет… твой великий Пол Лессинхэм… политик… государственный муж?
– Нет.
– Врешь!.. знаешь!
Он с каким-то рычанием выплевывал слова, словно хлестал меня ими по лицу.