Шрифт:
— Тебя зовут Дмитрий Романов. Ты учился в сорок седьмой музыкальной школе.
В тонированной «Мазде» сидела женщина лет сорока, худая, как узник, и смотрела взглядом прокурора.
— Да, — сказал Дима, невольно отступая от кромки тротуара. — Это было давно, надо сказать, больше двадцати лет назад… А что?
Он попытался улыбнуться. Женщина помнила его в детстве. Он знал, что бывшие знакомые девочки узнают его, в то время как он их — нет.
Женщина вышла из машины, но дверцу закрывать не стала.
— Ты хорошо
— А вы, простите, кто? Не узнаю…
Из кармана обширной мешковатой куртки женщина вытащила пистолет. Глаза ее остекленели; Дима понял в течение секунды, что она безумна, а он — труп.
— Садись в машину, — прошелестела женщина.
Ее рот превратился в косую полоску на прямоугольном лице; растрескавшиеся губы не знали помады. Дима не двинулся с места.
— В машину!
Сумасшедшая баба ткнула его пистолетом под ребра. Ствол мог оказаться газовым, травматическим, игрушечным — но если такой штукой ткнуть в живот, устройство оружия не важно. Дима повалился на переднее сиденье «Мазды». Сзади обнаружился молчаливый квадратный мужчина.
— А…
— Заткнись!
Женщина села за руль. Ствол болтался во внутреннем кармане ее расстегнутой куртки.
— Извините, — сказал мужчина за спиной. — Нет времени вас уговаривать. Каждая секунда на счету.
Машина рванула с места.
За минуту до происшествия он заметил майского жука, ползущего по тротуару. Над липой с трансформаторным низким гулом вились тучей жучьи собратья, а этот отлетался и полз. Дима поднял его (с детства не испытывал неприязни к насекомым), посадил на палец и дождался, пока жук взобрался на самый ноготь.
Потом жук начал взлетать. Давным-давно, в детстве, Дима запускал жуков именно ради этого зрелища.
Жук начал раскачиваться. Щетки усов завибрировали; он молитвенно кланялся, выпускал и втягивал под хитин острый хвост, а может быть, яйцеклад. Он впадал в транс, он дрожал, будто мост, по которому в ногу идет рота красноармейцев. Амплитуда его колебаний становилась все большей, и наконец, раскачавшись, жук взлетел, описал круг и ушел по спирали в небо.
У Димы в этот момент было чувство, что он сам взлетает. Наблюдая за жуком, сопереживая предполетному ритму, он будто примерил крылья. И только когда жук пропал, слившись с летучей толпой, Дима понял, что стоит на земле.
Был вечер. Из тонированной «Мазды» у обочины выглянула тощая женщина:
— Тебя зовут Дмитрий Романов. Ты учился в сорок седьмой музыкальной школе.
И все случилось.
— Деньги? Что вам могло понадобиться, ведь я…
— Заткнись, — она говорила, не разжимая рта. — Нам нужно, чтобы ты пел. И еще кое-что.
— Но я не пою со школьных лет!
— Прекратите панику, — сказал мужчина за спиной. — Никто вас не тронет. Просто делайте,
Машина углубилась в спальный район. Смеркалось с поразительной быстротой. Дима потихоньку протянул руку и нащупал в нагрудном кармане мобильный телефон.
— Перестань, — сказала женщина, не отрывая взгляд от дороги. — Тимоха, придуши его, если дернется.
Забившись в темный двор, она снова вытащила пистолет, а потом изъяла телефон у Димы и перебросила сообщнику. Будь на ее месте мужчина, сколько угодно опасный и сильный, Дима попытался бы освободиться. Но его завораживало лицо этой женщины — лицо законченной безумицы, цели которой смутны, а тормозов и рамок не существует вовсе.
Вошли в вонючий темный подъезд. В молчании поднялись на пятый этаж; Дима чувствовал, как лезет из груди сердце. Надо было вырываться раньше, не надо было садиться в машину, надо было…
Открылась дверь, без стука, без звонка — просто открылась. Парень лет восемнадцати отступил в коридор, освещенный желтоватым светом из кухни:
— Наконец-то…
— Садимся, — не здороваясь, пробормотала женщина. — Начинаем.
— А его… научить?
— В процессе.
— А если он оборвется?!
— Делай! — она рявкнула на парня, и тот отскочил. — Давай… метроном, вот что. Посадим его на метроном, так легче.
Тимоха, все еще стоявший у Димы за спиной, толкнул его в квартиру, и Дима вошел. Это была облезлая малометражная «трешка» без мебели, не то бомжатник, не то перевалочный пункт.
В пустой комнате с выломанной балконной дверью собрались пятеро: тощая женщина, Тимоха, нервный парень и еще двое, в полумраке Дима не рассмотрел их лиц. Тимоха по-прежнему держался у Димы за спиной. Женщина, не снимая куртки, прошла в центр комнаты и опустилась, скрестив ноги, на старый вытертый ковер.
— Сели все, — сказала глуховато и отрывисто. — Где метроном?
Парень торопливо поставил рядом с ней на пол старый метроном, из тех еще, что жили когда-то в Диминой музыкальной школе. Повозился с ним; началось тиканье.
Тимоха потянул Диму вниз. Дима почти упал, сел на пятки и почувствовал, как подошвы туфель врезаются в зад.
Все молчали. Только метроном цокал, покачивая стрелкой.
— Значит, так, — сказала женщина, глядя на Диму. — Ты будешь держать платформу… То есть ты просто будешь тянуть «бом» на соль малой октавы.
Она достала камертон. Ударила железной вилочкой о браслет на руке. Послушался звук, похожий на гудение жука.
— Повтори.
Дима молчал.
— Повтори! — Она вытащила пистолет, разорвав при этом карман куртки.
— Бом, — протянул Дима.
— Точнее!
— Бо-ом…
— На четыре удара метронома. Потом снова. И снова. И если ты, сволочь, собьешься, или у тебя пересохнет горло, или ты сфальшивишь — я тебя пристрелю, выбью твои мозги на ту вон стенку, ты знаешь, я сделаю.