Жуки Момбасы
Шрифт:
– Что ты там стал? Становись в стойку. Стойки знаешь? Кипа-дачи…– И Ёркин присел, широко расставив ноги, округлив грудь и потведя сжатые кулаки под свои ребра пальцами вверх.– Кипа-дачи. Становись.
Африканец изобразил самую жалкую улыбку, согнулся в глубоком поклоне, почти до палубы, и уже оттуда, снизу забормотал:
– О, сенсей, ноу. Ноу файт. Сенсей, ноу. (Учитель, не нужно боя. Учитель, не нужно)
Михаилу стало жалко африканца:
– Кеша, оставь ты его. Видишь, он боится.
– Да? – Ёркин выпрямился и стал опять обычным поджарым казахом с хитрыми глазами. Он гордо взглянул на согнувшегося
– Тренируйся.
Ясир разогнулся и, глядя в спину удаляющегося моториста, полушепотом спросил Михаила:
– Джапан?
– Нет, – покачал головой Миша, – казах.
– Казах? – удивился Ясир, – Японец.
Михаил начал ему объяснять, что Казахстан и Япония – это разные страны и что между ними тысячи километров. Миша старался, показывал руками расстояния и направления, рисовал на палубной пыли карту мира, тыкал пальцем, убеждал…
– Ну, понял? – Михаил показал на место, где стоял Ёркин. – Он – казах.
Ясир внимательно слушал, кивал, несколько раз переспрашивал, а потом убежденно заявил:
– Японец. Сенсей.
Михаил махнул рукой:
– Ладно, пусть будет японец, раз тебе так лучше.
Ясир постоял, осмысливая, в какую ситуацию он только что попал. Он был задумчив, глядел куда-то вдаль, сквозь металл переборок и поджимал губы. Видимо, рассуждал, не уронил ли он лицо, как каратист, но потом, успокоился – всё же уступил великому бойцу, японцу, проиграть такому не зазорно. Немного успокоившись, Ясир сообщил, что посмотрит, как на его теплоходе обстановка и ушел.
Через некоторое время на палубу опять вышел Ёркин. Он наступил ногой на напряженный шланг, взглядом окинул всю его длину и легонько понажимал всем весом, проверяя давление. Затем подошел к Михаилу:
– Дай-ка телефон. Алло, Федот. Тут всё нормально. Нет, течи не видно. Какое сейчас давление? Ага. Ну, ладно. Я у трапа пока побуду, подышу.
– Кеша, – спросил Михаил, – а откуда ты каратэ знаешь?
Ёркин хитро улыбнулся:
– Не знаю я никакого каратэ.
– А что же ты тут изображал стойки всякие? Где научился?
– Что ты пристал? В журнале картинку видел. Не помню в каком. Там как раз японец в такой позе сидел, а под фоткой написано «кипа-дачи». И как они умудряются так драться? Ни хрена не удобно, я ноги почти вывихнул.
– Ну ты и жук, – засмеялся Михаил, – а негритёнок чуть в штаны из-за тебя не наделал…
Жук 04
Ёркин также рассмеялся, подмигнул и ушел, на прощание ещё раз изобразив стойку каратиста. Через несколько минут подошёл Ясир. Он уже опять был улыбчивым кенийским парнем и, похоже, что полностью восстановился после пережитого стресса. Михаил также ободряюще улыбнулся:
– Что там? Проблемы? – имелось ввиду на кенийском танкере.
– Всё окей. Через час закончим.
Парни облокотились на планширь и стояли рядом, наблюдая, как грузчики сначала снимают упаковку с пакетов картона, затем перекладывают вручную брикеты прессованного картона на поддоны и после этого поднимают загруженные поддоны при помощи грузовой стрелы. А на причале схема перегрузки повторяется. Получалось очень долго. Но, значит, так им указали. Возле грузчиков постоянно находится вооруженный вочмэн. Наверное, смотрел, чтобы при перегрузке
– У тебя много детей? – спросил Ясир.
– Пока нет, – ответил Михаил. – А у тебя?
– Двое, – потеплел лицом африканец.
– А лет тебе сколько?
– Девятнадцать.
– О? Откуда столько детей? Ты давно женат?
– Мне очень повезло,– Ясир аж светился, не смотря на свою темную кожу, – уже три года.
– Почему так рано?
– У нас можно рано жениться, главное заплатить за невесту.
– Много платить? – Михаил был очень удивлен странным обычаем и решил расспросить получше, благо, что Ясир довольно сносно говорил по-английски и почти не возникало непонимания.
– Я вообще не платил, – рассмеялся Ясир, – у меня денег нет, и в рабство я не хочу.
– Какое рабство?
– У нас в стране нужно за жену платить или деньги, или давать скот, или отрабатывать у отца невесты, пока не наберется нужная сумма, и только после этого можно жениться. Некоторым по десять лет приходится работать, пока женится.
– А как же ты?
Ясир очень самодовольно откинул голову назад, подняв подбородок, он явно был собой горд и начал рассказ:
– Мне было шестнадцать лет. Я уже работал в порту. И вот ко мне приходит друг и говорит, что в соседнем квартале есть девушка моего возраста и к ней никто пока не посватался. А я её никогда не видел. Как свататься? А вдруг крокодил? (Ясир хохотнул) Я говорю другу: «Найди девушку в том доме. Пусть скажет невесте, чтобы ночью пришла в сад – мы с ней поговорим». Друг у меня хороший, быстро нашел нужного человека. И невеста согласилась. И ночью пришла в сад. Я к ней через забор перелез и мы поговорили. Она про себя рассказала, сказала, что зовут Олучи. Я про себя и сказал, что хочу на ней жениться, а денег нет. Тогда она предложила…
Ясир положил указательные пальцы друг на друга. Михаил поднял брови – вот так обычаи. А африканец продолжал:
– А утром я пошел к её отцу свататься. Отец мне говорит: «Плати деньги». А я ему отвечаю, что дочь у тебя уже побыла с мужчиной и денег не стоит. Отец позвал Олучи и спрашивает, мол, правда ты уже…
Ясир потыкал пальцем сверху вниз в свой сжатый кулак. При этом он довольно улыбался:
– Олучи кивнула, и тогда он её выгнал из дома. Теперь мы живем вместе, она моя жена и у нас уже двое детей. А денег я так и не платил.
– Интересный у вас здесь обычай, – Михаил был озадачен сложной постановкой решения проблемы, – Не знаю какой ты каратист, но жук ты ещё тот.
– Ясир, – издалека послышался крик, – Ясир.
Парень выглянул из-за надстройки. С его теплохода ему махал рукой грузный мужчина в светлой вязаной тюбетейке.
– Начальник, – сообщил Ясир, – зовет. Гуд бай.
И поспешил на свой танкер. Толстяк напустился на парня, видимо, ругал за то, что оставил без контроля систему закачки. Ясир оправдывался, жестикулировал, а потом еще раз махнул рукой и скрылся внутри теплохода. Еще минут через двадцать мотористы отсоединили свои «рукова» и кенийский танкер отошел. Михаил сам отдавал швартовы, а на «кенийце» эту же процедуру проделывал Ясир. Парни помахали друг другу на прощание и больше никогда не виделись.