Жуки на булавках
Шрифт:
– Баякин? – скажет редактор, кивнув на кресло. – Новый сотрудник? Слышал, слышал. Садитесь. Курите? Прошу. Английским владеете? Нет? Жаль! Впрочем, с вами поедут два переводчика. Едете сегодня в восемь тридцать. Экспресс. Встретите иностранных чемпионов на границе. Впечатление молнируйте. Интервью телеграфьте. В случае чего – радио.
– Есть, товарищ редактор, – деловито кивнет головой Коля. – Могу идти?
– Можете. «Линкольн» ждет внизу. Кинооператор уже выехал. Кстати, зайдите в контору – там вам выписана тысяча на
Фактически дело обстояло несколько иначе. Коля сидел в отделе, дожидался заведующего, курил, рисовал на промокашке козу. В комнату вошел грузный человек в больших очках, неодобрительно понюхал и кисло сказал:
– Ну вот. Весна. Окна не выставлены. Сидит юноша и курит. И это – спортивный отдел! Художник?
– Нет. Литсотрудник, – хмуро ответил Коля. – Баякин.
– Не слышал. Терентьеву знаете?
– Которая сорок прыжков?
– Она награждена. Поезжайте и поговорите. – Грузный человек в очках внимательно посмотрел на Колю. – Только без фокусов. Коротко и просто, чтобы человека было видно. Нате вам ее адрес.
– А вы кто? – робко спросил Коля.
– Ну, это не важно, ну, редактор, – кисло пробурчал грузный человек в очках. – Мелочь-то на расходы у вас есть, юноша? А то вы не стесняйтесь… Идите, идите! Никогда у вас никого в спортивном отделе нет.
Коля выбежал из редакции, обиженно обвел взглядом редакционный «Линкольн» с дремлющим шофером у подъезда и втиснулся в автобус.
– Первый подвал в газете, – возбужденно шептал он, – сбоку фотография, внизу текст, а под ним фамилия: «Н. Баякин». Нужно будет «Ник. Баякин» подписаться. Литературнее. Вроде «Анат. Франс». Только бы поймать ее дома…
Через полчаса Коля уже стоял перед дверью на седьмом этаже и высчитывал, сколько раз надо звонить Терентьевым, если к Ивушиным – четыре, к Павчикам – пять, а Терентьевы стояли между ними.
Дверь открыл толстый мальчик в колпаке из газетной бумаги, с деревянным ружьем в руках.
– Могу я видеть Катерину Петровну Терентьеву?
– Нет, – решительно ответил мальчик. – Такой нету.
– Не может быть, – испуганно сказал Коля, – у меня адрес. Терентьевы здесь живут?
– Здесь. Я сам Терентьев Василий. Только никаких Катерин Петровн нету.
– Может, родственники ваши? – убито добивался Коля. – Мне Катерину Петровну надо. Парашютистку.
– А! Вот кого! – разочарованно протянул мальчик. – Вы бы так и сказали, что Катюшу. Катя, к тебе! Вот тут она. Заперлась, змея. С утра зудит. Экзамены у нее. И меня из комнаты выкинула. Говорит, что водой обольет, если лезть буду.
Коля поправил галстук и постучал.
– Не лезь, – послышался раздраженный голос из комнаты, – не мешай! Честное слово, отцу расскажу.
– Я – не он, – робко, но громко сказал Коля. – Я из газеты. Можно?
В маленькой комнате за столом сидела девушка лет восемнадцати в синей кофточке. Перед ней лежала раскрытая книга с
– Я к вам от газеты, – официально начал Коля, но слегка осекся от хорошенького личика девушки, от предательского кусочка бисквита, прилипшего у нее к губе, и, кивнув на книгу, спросил: – Механика?
– Механика, – вздохнула Терентьева. – И не говорите. Ой, трудно. Засыплюсь.
– И не мудрено, – деловито подтвердил Коля. – Сам мучился. – И, помолчав, добавил: – Я от редакции. Насчет этого… первого прыжка. Ваши впечатления?
Терентьева умоляюще посмотрела на Колю и тихо выдавила:
– Полетела я на аппарате. А потом прыгнула.
– А подробнее нельзя? – безнадежно спросил Коля.
– Можно, – беспомощно сказала девушка. – Полетела на аппарате. Потом на крыло вылезла.
– А потом?
– Потом прыгнула, – с отчаянием закончила Терентьева. – Честное слово, больше ничего не было!
– Это не впечатления… – обиженно заметил Коля. – Во впечатлениях высота должна быть. Воздух.
– Высота была. Семьсот метров. И воздух был. Не с земли же прыгала.
– Ну, а вообще как?
– Вообще, ничего. Прыгнула – и все. Другие тоже прыгают.
– Может, сильные переживания были? А?
– Переживаний не было. У меня тогда тоже экзамены были. Некогда было насчет переживаний.
Коля уныло закрыл блокнот. Газетный подвал с подписью «Ник. Баякин» таял.
– Может, случаи какие были? – уже хмуро сказал он. – Не я же прыгал с парашютом, а вы.
– А вы бы прыгали, товарищ, – виновато откликнулась Терентьева, – это же не страшно. А насчет случая – не помню. Вам исключительные нужны?
– Исключительные.
– Таких не было. Тяжелый был один. Вышла я на крыло, хочу прыгать и вдруг вспомнила, что ключ от комнаты с собой на аэродром увезла. Отец придет, а в комнату попасть нельзя.
– Ну и что?
– Ничего. Потом прыгнула.
Коля вздохнул и встал.
– Ну, прощайте. Может, фотография у вас есть?
– Фотография? – Терентьева сконфуженно оглянулась. – Фотографии нет. А вам очень нужно? Погодите, я с удостоверения сдеру… Только вы мне потом верните…
– Хорошо. Верну.
Через два часа Коля Баякин сидел в редакции и с отчаянием в душе писал на маленьком листике:
«У Терентьевой
Мы застали знаменитую парашютистку товарища Терентьеву за подготовкой к экзамену по механике. Она была очень занята.
По ее словам, дело обстояло так:
– Я поднялась на аппарате. Потом вылезла на крыло. Ничего страшного не было. Потом прыгнула. Другие тоже прыгают, и ничего страшного нет.
На этом мы расстались».
К листку Коля прикрепил маленькую карточку с удостоверения, с которой смотрело улыбающееся, радостное, почти детское лицо, и понес редактору. Потом подумал, отдал материал секретарю и ушел домой.