Жуков
Шрифт:
Сталин требовал продолжать атаки, имея главной задачей — оттянуть от Сталинграда возможно больше сил противника. Безрезультатно закончились и атаки советских войск 6–7 сентября. «Для разгрома противника под Сталинградом, — докладывал Жуков в Ставку 7 сентября, — тех сил, которые имеются здесь, явно не хватит. Необходимо сосредоточить дополнительную группу войск с тем, чтобы в кратчайший срок нанести более сильный удар противнику…» [319]
Однако решения о дополнительной переброске войск не последовало.
319
Там же. С. 300
После неоднократных безуспешных попыток прорвать оборону противника 10 сентября Жуков вновь доложил Сталину, что теми силами, которыми располагает Сталинградский фронт, прорвать коридор и соединиться с войсками Юго-Восточного фронта
Днем 12 сентября по приказу Сталина Жуков вылетел в Москву. Интересно, что в этот же день генерал Паулюс отправился из-под Сталинграда в Винницу. Туда же прилетел Гитлер, от которого Паулюс получил строжайший приказ взять Сталинград решительным штурмом.
На совещании у Сталина Жуков прежде всего отметил, что 24, 66 и 1-я гвардейская армии, участвовавшие в наступлении 5–11 сентября, показали себя с лучшей стороны. Но в их распоряжении мало гаубичной артиллерии и танков, необходимых для непосредственной поддержки стрелковых частей. Местность же на участке Сталинградского фронта крайне невыгодная для наступления: открытая, изрезанная глубокими оврагами, в которых противник хорошо укрывается от огня, а заняв ряд командных высот, имеет дальнее артиллерийское наблюдение и может во всех направлениях маневрировать огнем.
Ближайшие потребности Сталинградского фронта для того, чтобы создать прорыв и соединиться с Юго-Восточным фронтом, — это как минимум еще одна полнокровная общевойсковая армия, танковый корпус, три танковые бригады, одна воздушная армия, не менее 400 гаубиц. Тем более что, по информации начальника Генштаба Василевского, к Сталинграду подходят новые части противника из района Котельникова.
Впрочем, и Жуков, и присутствовавший на совещании Василевский сошлись во мнении, что это всего лишь полумера. У них начинало вызревать более кардинальное решение. Было видно, что наиболее боеспособные 6-я и 4-я танковая армии противника все больше втягивались в изнурительные, затяжные бои за Сталинград, а в оперативном резерве у немецкого командования, в районе Волги и Дона, находилось не более шести дивизий, разбросанных по широкому фронту. Положение противника усугублялось еще и тем, что Гитлер не имел возможности высвободить и бросить на юг какие-либо силы с других фронтов, а его ударные группировки на сталинградском направлении и на Кавказе вот-вот исчерпают свои резервы, выдохнутся и перейдут к обороне. Кроме того, конфигурация фронта позволяла подготовить и нанести охватывающие удары по флангам войск генерала Паулюса, которые прикрывали менее боеспособные румынские войска. В дальнейшем можно было развивать наступление на Ростов и отсечь всю кавказскую группировку врага.
Докладывая Сталину наметки плана будущей крупномасштабной операции, его авторы также предложили с целью нанесения мощного удара по оперативному тылу группировки противника, действующей в районе Сталинграда, создать новый фронт в районе Серафимовича. Предполагалось, что для подготовки такой большой операции понадобится примерно полтора месяца.
Всю операцию Жуков и Василевский предлагали разделить на два этапа: сначала — прорыв обороны противника, окружение его сталинградской группировки и создание прочного внешнего фронта, затем — уничтожение окруженного противника и пресечение попыток немцев извне деблокировать кольцо окружения.
Сталин обещал над планом подумать и подсчитать имеющиеся ресурсы.
Изложенные Жуковым в «Воспоминаниях и размышлениях» обстоятельства зарождения плана окружения немецких войск под Сталинградом практически полностью подтверждает А.М.Василевский: «Ставке Верховного Главнокомандования было хорошо известно, что, благодаря стойкости и упорству героев волжской твердыни, 6-я и 4-я танковая немецкие армии оказались сосредоточенными на узком участке фронта, непосредственно в районе города, а их фланги прикрывались румынскими войсками. Было также известно, что огромные потери, которые продолжал нести враг в надежде все же овладеть городом, и особенно то, что он не имел здесь сколько-нибудь внушительных резервов, еще более ограничили его оборонительные возможности. Тут напрашивалось решение: организовать и провести контрнаступление, причем такое, которое не только радикально изменило бы обстановку в этом районе, но и привело бы к крушению все еще активно действующего южного крыла вражеского фронта. Такое решение было принято в середине сентября после обмена мнениями между Сталиным, Жуковым и мною. Суть стратегического замысла сводилась к тому, чтобы из района Серафимовича северо-западнее Сталинграда и из дефиле озер Цаца и Беманцак южнее Сталинграда в общем направлении на Калач, лежащий западнее Сталинграда, нанести мощные концентрические удары по флангам втянувшейся в затяжные бои за город вражеской группировки, а затем окружить и уничтожить ее основные силы — 6-ю и 4-ю танковую немецкие армии». [320]
320
Василевский
Кстати, командующий Юго-Восточным (позднее Сталинградским) фронтом А.И.Еременко и член Военного совета фронта Н.С.Хрущев утверждали, что они также представляли в Ставку план будущего контрнаступления. «Как возникла мысль об окружении там противника? — вспоминал Хрущев. — Не говорю, что она возникла только у нас, то есть у меня и Еременко, нет, она, возможно, возникала и у других. Но, в целом, этот вопрос назрел. Чем это было вызвано? А вот чем. Бои на Сталинградском фронте затянулись. Противник сосредоточил усилия на довольно узком направлении. Это говорило о его слабости: на широком фронте он наступательных операций вести не мог и бросал живую силу в город, как в мясорубку… Как правило, разведка работала добросовестно и докладывала правильно. Она сообщала, что за Доном войск противника нет… В целом, наши войска прочно держали линию обороны, она была уже подоборудована. Это вновь нас подбодрило. Мы видели, что имеем возможность нанести удар на флангах противника и изменить положение дел под Сталинградом. Тогда мы с Еременко написали Сталину докладную, где высказали свое мнение. Это мнение сводилось примерно к следующему: по нашим данным, включая данные той разведки, которую мы забрасывали в тыл противника, и разведки боем, которой мы прощупывали устойчивость обороны противника, — у немцев за Доном пусто; сил, на которые они могли бы опереться, там нет. Мы не знаем, чем располагает Ставка, но если найти войска, которые можно было бы сосредоточить восточнее Дона и ударить отсюда к Калачу, а нам с юга ударить по южному крылу противника, то можно было бы окружить врага, который ворвался в город и ведет бои в самом Сталинграде. Чем располагала Ставка и были ли у нее такие возможности к тому времени, мы просто не знали. Знали только, что нам очень тяжело и что нам дают подкреплений очень мало. А если нам дают мало, значит, давать нечего. Так мы думали. И у нас возникла мысль — не ломимся ли мы в открытую дверь, потому что не знаем реального положения, которое сейчас сложилось в стране?..» [321]
321
Хрущев Н.С. Время. Люди. Власть. (Воспоминания.) Кн. I. С. 413–415.
Нет, в открытую дверь Никита Сергеевич не ломился — с планом его ознакомились. Но замысел Хрущева не вдохновил Ставку. Не поняли там, почему контрнаступление нужно начинать именно в то время, когда установится «полнолуние и ночь становится светлой». Но насторожила всех скромность запросов для ударной группировки: «…танков КВ — 10, Т-34–48, Т-70–40». Впрочем, для поддержки кавалерийского корпуса, который должен был в операции «сыграть решающую роль», и этого было бы достаточно.
О своем общении с Хрущевым и Еременко по поводу плана окружения немецких войск под Сталинградом Жуков вспоминает следующее: «В момент затишья с разрешения Верховного на командный пункт 1-й гвардейской армии приехали Еременко и Хрущев… Поскольку Верховный предупредил меня о сохранении в строжайшей тайне проектируемого плана большого контрнаступления, разговор велся главным образом об усилении войск Юго-Восточного (с 27 сентября — Сталинградского. — В.Д.) и Сталинградского фронтов. На вопрос Еременко о плане более мощного контрудара я, не уклоняясь от ответа, сказал, что Ставка в будущем проведет контрудары значительно большей силы, но пока что для такого плана нет ни сил, ни средств». [322]
322
Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. Т. 2. С. 307.
Пока Ставка и Генеральный штаб вынашивали замысел по окружению и разгрому врага под Сталинградом, советские войска, оборонявшие город, продолжали упорно сражаться. Бойцы и командиры 62-й армии генерала В.И.Чуйкова отстаивали каждую улицу, каждый дом. Части 13-й гвардейской стрелковой дивизии генерала А.И.Родимцева, переправившись через Волгу, тут же контратаковали противника, заняли вокзал и прилегавшую к нему площадь, овладели Мамаевым курганом. Несмотря на стойкость войск Юго-Восточного фронта, противнику все же удалось пробиться к Волге в районе Купоросное. Армия Чуйкова оказалась изолированной.
Необходимость подготовки мощного контрнаступления становилась все более очевидной. В конце сентября в ходе более детального обсуждения плана операции с участием Жукова и Василевского было решено создать новый Юго-Западный фронт под командованием генерала Н. Ф. Ватутина. Сталинградский фронт переименовывался в Донской фронт под командованием генерала К. К. Рокоссовского, а Юго-Восточный фронт — в Сталинградский под командованием генерала А.И.Еременко. На эти три фронта и возлагалось осуществление операции «Уран» по окружению и разгрому группировки противника под Сталинградом.