Жулики, добро пожаловать в Париж
Шрифт:
Для справки. Такой состав патруля — двое мужчин и женщина — не только привычен, но и политкорректен, он демонстрирует равенство полов, что во Франции очень немаловажно. Кроме того, люди, имевшие, к несчастью, дело с полицией, утверждают, что по их наблюдениям женщины-полицейские понятливее и быстрее схватывают суть дела. К сожалению (и объяснить тому причины никак не берусь), женщины, поступив в полицию, быстро беременеют. Рожать, находясь на государственной службе, весьма выгодно: шесть месяцев можно не работать и получать полную зарплату. Не случайно в полиции постоянно жалуются на нехватку кадров.
Массовый прием женщин в полицию начался с приходом социалистов к власти. Социалистам важно было доказать, что они, в отличие от репрессивной полиции правого правительства, создают полицию «с человеческим лицом». Такие патрули, о которых я рассказывал, призваны осуществлять связь с народом, то есть выполнять роль
Идея связи с народом очень хороша, особенно в предвыборной кампании. Ну и вообще, переводить старушку через улицу сподручнее девушке в пилотке, чем дюжему полицейскому. Трудности возникают тогда, когда народ не хочет этой связи. Именно при социалистах в так называемых «горячих пригородах» образовались зоны беззакония, то есть обширные жилые кварталы, куда полиция не смела входить.
Горячим пригородам, тому как они возникли и кто там на самом деле заправляет, я посвящу особую главу. А пока не будем отвлекаться от полицейской темы. Победив на последних президентских и парламентских выборах, правые, выполняя свои предвыборные обещания, решили сразу покончить с этими зонами беззакония. И вот, в один прекрасный день (подчеркиваю — день, а не вечер, не ночь) только что назначенный министром внутренних дел Николя Саркози ввел в один из таких кварталов два батальона полиции. Ничего, все прошло благополучно. В полицию не стреляли из окон, не швыряли камнями, не поджигали полицейские машины. Полицейское начальство, воодушевленное успехом (дескать, запугали хулиганье), повелело осуществлять патрулирование ранее недоступных зон. Первый патруль был, как и при социалистах, политкорректен, то есть двое мужчин и женщина. Кто так распорядился, не знаю, но думаю, руководствовались соображениями политического порядка. Заменить привычный элегантный патруль дюжиной здоровенных бугаев, означало бы прослыть реакционерами. А это во французской политике смерти подобно. Значит, патруль вошел в жилой квартал, но буквально через несколько метров на него набросилась группа молодежи. Мужчин здорово поколотили, а девушку-полицейскую просто изуродовали — сломали нос и челюсть. Выручил бедолаг особый наряд полиции, который благоразумно держали поблизости в боевой готовности. На следующий день в этом квартале арестовали нескольких подростков. Адвокаты подростков утверждают, что их подопечные в избиении полиции не участвовали, а просто случайно проходили мимо. Чем это дело кончится, и вообще, дойдет ли оно до суда, не берусь гадать.
В тот же злополучный день другой патруль, менее политкорректный, то есть состоящих из одних мужчин, был остановлен молодежной бандой. Полицейские под градом камней выскочили из машины и спрятались за грузовик. В полицейских продолжали швырять камнями, гнилыми овощами, пустыми бутылками, а полицейскую машину изрядно раскурочили, то есть вытащили оттуда рацию, спецоборудование, незаполненные бланки, а саму машину подожгли.
Вопрос: почему в обоих случаях полицейские не могли сами себя защитить, у них, что, не было оружия? Поясняю: в отличие от английских «бобби», французская полиция вооружена и даже женщины-полицейские имеют при себе пистолет, заряженный боевыми патронами. Может, французская полиция не умеет стрелять? Ответить на этот вопрос затрудняюсь, но по телевизору постоянно показывают, как полицейские, в том числе женщины, отрабатывают учебные выстрелы в тире.
Кстати, о телевидении. Естественно, эти инциденты оказались в центре вечерних «новостей». Дикторша, рассказывая о покалеченной сотруднице полиции, смахнула слезу. Были интервью с избитыми полицейскими из обоих патрулей. Полицейские жаловались на падение нравов, на отсутствие уважения к полиции, на варварство некоторой части молодежи, но что характерно, все с гордостью заявили: «Тем не менее, мы не стреляли!».
Французский парадокс. Полиция имеет оружие, но не стреляет. И главной доблестью полицейского является не то, что он защищает граждан, или задерживает преступника, или хотя бы защищает самого себя, нет — основное достоинство полицейского заключается в том, что он, полицейский, в преступника не стреляет. Стрелять в преступника во Франции — это нарушение прав человека, а Франция — родина этих прав.
В принципе, согласно инструкции, полицейский имеет право стрелять, но только в том случае, если его жизни угрожает опасность. Причем, последнее надо доказывать, а это не всегда просто. Например, полицейскому бьют морду — это не угроза жизни, это угроза здоровью, значит, стрелять нельзя. Вот когда поверженного полицейского начинают давить трактором, тогда, в принципе, можно применить оружие, однако желательно заранее запастись свидетелем, чтобы те подтвердили: да, действительно была опасность для жизни.
Вот типичная для Франции ситуация. Я уже рассказывал, как хулиганье из горячих пригородов устраивает родео, то есть гоняет со страшной скоростью по ночным улицам на ворованных машинах. Полицейскому ночному патрулю легко засечь такую машину —
Инцидент не закончен, если на удалось перекрыть улицу наглухо и у угонщиков есть возможность проскочить хотя бы по тротуару. Что они и делают, причем, не сбавляя скорости и стараясь сбить стоящего на тротуаре полицейского. Тут два варианта. Или они сбили полицейского, причем на такой скорости это всегда насмерть, с гиком укатили, а дальше — ищи ветра в поле. Или у полицейского не выдержали нервы, он успел выстрелить (ведь теоретически имеет право, прямо на него несется машина), а сам отскочил в сторону, и машина, потеряв управление, во что-то врезалась. В первом варианте — в газетах напечатают три строчки: дескать, такого-то числа, при таких-то обстоятельствах погиб офицер полиции, отец троих детей, а телевидение покажет на 10 секунд скорбное рыло очередного министра внутренних дел, который вручает вдове какую-то медную побрякушку с орденской ленточкой. Всё. Больше о погибшем никто не вспомнит. Во втором варианте, если пострадал кто-то из угонщиков, да еще негр или араб, то во всех газетах появятся огромные статьи, пышущие негодованием: мол, опять произвол полиции. Банда, к которой принадлежали хулиганы, устроит в своем квартале демонстрацию протеста, и будут несколько ночей подряд громить соседние магазины, лавки и поджигать машины ни в чем не повинных местных жителей. Все программы телевидения охотно предоставят слово друзьям пострадавших, которые, закутав лицо шарфами, станут талдычить с экрана о расизме и социальной несправедливости. Чудом уцелевшего полицейского тут же отстранят от работы и устроят долгое служебное расследование. Исход расследования часто зависит от накала страстей в прессе. Тем более, что друзья пострадавшего будут утверждать, что никаких правил уличного движения они не нарушали. Подумаешь, решили тихо покататься — разве за это стреляют? Свидетельства коллег полицейского в расчет не принимаются — мол, разве когда-нибудь полиция скажет правду… В общем, инцидент может кончиться так, что беднягу-полицейского, проявившего усердие, выгонят со службы.
А теперь поставьте себя на место полицейского, попробуйте понять его психологию. Да, конечно, служба в полиции нелегкая, связанная с риском и совсем не престижная: в любом уличном инциденте толпа обычно настроена против полиции и поливает ее площадной бранью. И зарплата у французского полицейского не ахти какая, не сравнить с заработком американского копа. Все так, но у полицейского статус государственного служащего, а это имеет огромное значение. Многочисленные опросы общественного мнения неоднократно подтверждали, что у так называемого рядового француза есть множество фобий (потеря денег, стихийные бедствия, оккупация страны Красной армией, болезни, уголовные преступления, поднятие цен на бензин), но над ними превалирует страх оказаться безработным. А вот это государственному служащему не грозит. Получив статус госслужащего, француз может спать на рабочем место до самой пенсии. У полицейского, особенно в начале служебной карьеры, зарплата совсем небольшая, но постепенно к ней что-то приплюсовывается, какие-то премии, прибавки и в конечном итоге пенсию полицейскому выводят весьма приличную. И главное: для получения полной пенсии французам надо иметь сорокалетний стаж работы, а полицейскому достаточно двадцати пяти. То есть не служба, а золотая жила. Кто же от нее откажется, кто же добровольно уйдет из полиции?
Не было случая, чтобы из французской полиции кого-то уволили за то, что тот упустил бандита или за плохую работу — дескать, совсем мышей не ловит. Нерадивых сотрудников, конечно, наказывают: не дают повышения, задвигают на второстепенные должности, но до пенсии они все благополучно дотягивают. Из полиции могут уволить лишь в трех случаях: за глупость, по обвинению в расизме и за излишнее усердие. Если второй пункт — обвинение в расизме — комментариев не требует, то первый и третий нужно пояснить.