Жулики, добро пожаловать в Париж

Гладилин Анатолий Тихонович

Правда, в городах нынче не разгонишься. Нынче движение по городу, особенно в Париже, организованно так хитро, что люди не едут, а сидят в пробках. Но наконец вы вырвались на простор автострады. И сидите вы за рулем не российского «жигуленка», а доброкачественного французского «Пежо». Красота, кто понимает! Скорость на французских автострадах ограничена — 130 км в час. Вы, как и все добропорядочные французы, держите 140. Только кустики мелькают. Но вот сзади нарастает рев, гудки. В последний момент вы с трудом меняете ряд, мимо вас со свистом проносится БМВ или «Рено-Меган» и через минуту скрывается за горизонтом. На какой скорости они прошли, я и предположить не могу. Или начинается замедление, то есть скорость падает до 100 км, и тут вас подрезает «ситроен» и, создавая дикую аварийную обстановку, меняет четыре ряда и потом возвращается из четвертого в первый, чтоб тем самым выиграть у вас корпус.

Дальше все ползут как черепахи, ибо впереди авария, пробка. Разными маневрами я стараюсь поравняться с «ситроеном», чтобы взглянуть в лицо водителю. Я ожидаю увидеть боксера в кожаной куртке, но, как правило, лихачом оказывается хилый студент в очках или пожилой скромный господин, похожий на бухгалтера. Наверно, у себя в конторе он сгибается перед начальством в три погибели, но сев за руль, преображается и чувствует себя суперменом. Между прочим, 25 процентов от общего числа погибших на французских автодорогах, это молодые люди до 25 лет. Они что, все гангстеры и преступники? Да ничего подобного! Дело в том, что правый президент Ширак совершил шаг, на который не отважился даже социалист Миттеран: отменил во Франции обязательную воинскую повинность. Раньше на военной службе молодые ребята хоть чистили пляжи от нефтяных выбросов, помогали пожарным тушить леса, то есть было куда силы девать. А теперь как растратить молодую энергию, ведь адреналин играет в крови! И несутся мальчики на диких скоростях из дискотек, а рядом сидит девушка, и ей надо показать, что ты — настоящий «мек» (по-французски — «мужчина»). И слетают машины с шоссе в канавы или врезаются лоб в лоб во встречные грузовики.

В позапрошлом году не только российское радио и телевидение ехидно подсчитывали число американских солдат, убитых в Ираке после официального окончания войны. Такое же злорадное торжество звучало в голосах французских теле — и радиокомментаторов. Дескать, Буш объявил победу в Ираке, и через пять месяцев там погибло уже 114 американских парней. А я вел свой подсчет, и у меня получалось, что за тот же период на дорогах мирной Франции погибало в пять раз больше сверстников американских солдат.

Тут в глазах прогрессивного общественного мнения я совершаю смертный грех. Уважаемые герры преступники, запомните, французы могут многое простить: убийство, воровство, изнасилование. Французы не прощают одного — нарушения политкорректности.

Политкорректность во Франции

Нормальные, интеллигентные французы новости по телевизору не смотрят. Все, что их интересует, они вычитывают в газетах. Одно и то же событие в мире будет преподнесено в «Либерасьон», «Фигаро» или «Юманите» под разными соусами. Но именно так, как хочет читатель этой газеты. В стране с установившимися демократическими традициями знают, что переубедить оппонента невозможно. Что бы в мире ни происходило, коммунисты будут воспринимать события в интерпретации «Юманите», а консервативные буржуа — в интерпретации «Фигаро». Однако подавляющее большинство французов узнает о событиях в мире и стране из телевизионных «Новостей». Чтобы понять, что такое политкорректность во Франции, надо смотреть телевизионные «Новости». И в нынешних условиях знаменитая фраза Владимира Ильича звучала бы так: «Телевидение — не только коллективный агитатор, оно — коллективный организатор».

Прямо скажем, во французских теленовостях в самой подаче материала (то есть, как верно заметил Ленин, в формировании и организации общественного мнения) очень много симпатичного. Дикторы почти всегда улыбаются. С улыбкой вам сообщают, что не ходит метро, что забастовка водителей грузовиков блокировала полстраны. Дескать, ничего, мадам-месье, придется потерпеть, мы и не такое видели. Президента, премьер-министра мельком показывают на официальных церемониях. Министр крупным планом — только в двух случаях: или он, министр, обещает что-то конкретное (например, сократить налоги), или когда сморозил какую-нибудь глупость. Вообще, если нет никаких потрясений или выборов, то жизнь в высших сферах власти французское телевидение не волнует. А волнует, то есть привлекает внимание, закрытие завода (особенно иностранной фирмой), когда рабочие вынуждены садиться на пособие по безработице; вандализм в школах и горячих пригородах; нехватка медперсонала в госпиталях; и трудная судьба французских крестьян (постоянный сюжет), которые в связи с перепроизводством не знают, куда девать избытки мяса, молока, зерна, овощей, фруктов. Вы просидели у телевизора 20 минут и кажется, уже все узнали про Францию. Но нет, ударный материал впереди! Камера медленно наплывает на скалистые берега Круазика, на песке, на камнях крупным планом — мазутные лепешки. Крупным планом показывают мертвых птичек,

покрытых мазутом. Голос диктора дрожит, кажется, сейчас он заплачет.

Птичек очень жалко.

Потом, словно спохватившись, диктор скороговоркой сообщает оставшиеся новости. В Калифорнии разбился самолет, 17 человек погибло. Показывают картинку. Русские произвели зачистку в Чечне. Показывают картинку. В Бангладеш в результате циклона погибло и пропало без вести около 70 тысяч человек. Картинку даже не показывают. На это уже нет времени. Ведь надо успеть рассказать о концерте Джонни Холидея в зале Берси. В актерском сопереживании со зрителем французские тележурналисты достигли колоссального мастерства. Взять хотя бы такую банальную вещь, как снег. Кого удивишь им в России? А во Франции это сложнейший комплекс проблем. Снежный покров в 5 сантиметров полностью парализует все автомобильные дороги, движение в городах и даже частично железнодорожный транспорт. Снег во Франции — это как цунами. Однако и отсутствие снега в горах зимой — экономическая катастрофа. Парализуется вся экономика лыжного туризма. Значит, снег должен обязательно и непременно выпадать в горах, особенно во время студенческих и школьных каникул. Но ни в коем случае не падать на шоссе, ведущее к горным курортам. Если же такое происходит… Вы бы посмотрели, с каким драматическим пафосом повествует об этом французское телевидение! Какие глубокие чувства читаются на лицах авторов репортажей! Станиславский, восстав из гроба, посмотрел бы и убежденно сказал: «Верю!».

По телевизионным «Новостям» становится ясно, на каких событиях расставит свои акценты французская пресса. Но если в газетах возможны полемические перехлесты, то телевидение как бы диктует правила поведения, точнее, правила хорошего тона. Попробую их перечислить.

Никогда не скажут, что совершил преступление араб или негр. Если в группе хулиганов есть хоть один белый, то будут показывать именно его.

В репортажах о горячих пригородах будут напирать на экономические условия и социальное неравенство.

При первой возможности поехидничают по поводу американского образа жизни, открыто критикуют американскую внешнюю политику (особенно войну в Ираке), но будут лебезить перед приглашенной в студию голливудской знаменитостью.

В лучших советских традициях нападают на израильскую военщину, сочувствуют палестинцам, но сразу же негодуют при любой антисемитской вылазке во Франции.

С политиком, который дает интервью, предельно корректны, но Ле Пену будут улыбаться сдержанно, а товарищу Роберту Ю. (во всяком случае, пока он был генсеком Французской компартии) — до ушей.

Промышленника, магната, президента крупнейшей международной корпорации будут стараться поддеть, загнать в угол острыми вопросами, но заискивать перед сопливой девчонкой, если она в данной момент делегат протестующих студентов.

И всегда, как только представится случай, похвалят французскую кулинарию.

Тем не менее, французская пресса, независимо от политической ориентации, и несмотря на общепринятые правила хорошего тона, — дама с характером. Характер этот сложно обрисовать набором прилагательных. Попробуем конкретным примером.

Несколько лет тому назад в парижском пригороде Нантер произошла трагедия. Дождавшись окончания заседания муниципального совета, некий месье встал и начал хладнокровно, методично расстреливать муниципальных советников. Убил восьмерых, ранил еще больше, но тут люди сообразили, что он перебьет всех, набросились на него, скрутили, причем, убийца кричал: «Убейте меня, убейте меня!» К этому времени подоспела полиция, и убийцу передали в руки правосудия. Правосудие быстро выяснило, что убийца, во-первых, психически вменяем, во вторых, эту акцию он готовил давно, ибо считал свою жизнь неудавшейся, пропащей, однако почему-то обвинил в своих неудачах муниципалитет Нантера. Да, такая деталь: он профессионально занимался стрелковым спортом и имел право на хранение оружия. Он давно подумывал о самоубийстве и в конце концов, решил уйти из жизни, громко хлопнув дверью. Допрашивали убийцу в святая святых французской полиции, на «Кэ д'Орфевр», в одном из тех кабинетов, которые занимал легендарный герой Сименона, комиссар Мегрэ.

Естественно, французская пресса забыла обо всем на свете (даже о росте цен на салат, обязательная дежурная тема новостей) и говорила только о Нантере, добавляя какие-то детали из области политики — дескать, премьер-министр Жоспен приехал в Нантер выразить свое соболезнование в два часа ночи, а президент Ширак — лишь в семь утра. И явно тут какая-то интрига. Благодаря стараниям радио и телевидения, политическая интрига становилась все запутаннее и интереснее. Но тут паскуда-убийца поломал журналистам всю игру: выбросился из окна кабинета с четвертого этажа во внутренний дворик и разбился насмерть.