Жулики. Книга 7

Захаров Николай Львович

"Кровищу пустить"– это конечно он сгоряча, осерчав, обещался, а вот устроить скандал вполне мог, испортив гостям настроение. Поэтому охрана была у новобрачных с самого утра, как у олигархов. Не считая троих братцев Аннушкиных, рядом находился постоянно сам Мишка и еще десяток крепких ребят из "кадетов", которые приняли участие в свадебных "забавах" с удовольствием. Без курьезов, правда, не обошлось. Только расселись за столы и успели крикнуть первое "Горько", как заявился вдруг этот самый Путятин с "кувшинным рылом", припер огромный тюк мануфактуры в подарок и долго распинался в преданности всему семейству Силиных.

Пришлось усадить его за стол. Гнать было

не за что хоть и не зван, а стало быть, "хуже татарина". Сидел Путятин смирно, заливая "рыло кувшинное" медом и вином заморским в бутылках, которые выстреливали пробку в потолок, когда их открывали и чем приводили присутствующих в восторг необыкновенный. И ведь усыпил бдительность подлец своим смирением. И когда гости пошли в пляс, да так что швейная мастерская, в которой это происходило, затряслась, выбрал подлец момент и увел невесту.

Что он там ей наплел, но вышла Аннушка с ним своей волей, а через минуту спохватившийся Серега уже рвал и метал. Украли невесту. Позор для жениха ну и естественно позор для братьев, вычисливших моментально виновника этого позора. А виновник, понимая, что уйти ему далеко не дадут, бежать и не думал. Заперся в мастерской белошвеек на засов и требовал выкуп за невесту. Вообще-то обычаями русскими такая ситуация вполне допускалась и пришлось заплатить шустряку с "кувшинным рылом". Выкуп – перекрывший стоимость принесенной в дар ткани раз в сто.

Получив заверение, что деньги приготовлены Путятин выпендриваться не стал и засов сдвинул, получив сразу и выкуп, и четыре удара в челюсть. Повезло ему несказанно, что шустрее всех оказался младший из братьев и таким образом отделался подлец только ссадиной. Поплевался полчаса кровью и довольный "гешефтом" убрался со свадьбы.

Дальше все прошло без происшествий. Пили, пели, плясали. Отправили молодых почивать и опять пели и плясали. И так три дня.

А через три дня Серега с Аннушкой собрались и уехали в свадебное путешествие.

Братьям было сказано, что в Рязань, на родину жениха, чтобы не беспокоились, а на самом деле Серега пошел по той же протоптанной уже Мишкой тропинке. Сначала перебросил жену в Федоровку в избенку Силиверстовича, где Тихоновна постаралась своим присутствием сгладить эффект переноса во времени, объясняя Аннушке все своим языком, который оказался гораздо доходчивее и понятнее для девушки из века 18-го. Телевизор, так же как и на Катюшу произвел на Аннушку самое ошеломляющее впечатление. Она испуганно смотрела на изображение и никак не могла понять, почему в этом коробе все живое, а выйти из него не может:

– Волшебство,– шептала Аннушка, крестясь. А Серега щелкал пультом, переключая каналы, убавляя и прибавляя звук. Пытаясь пояснить, что это всего лишь машина. Вроде швейной, только посложнее чуток.

– Ну да?– тряслась Аннушка,– не веря его объяснениям и не понимая их. Пока за дело не взялась Тихоновна. Она попросту выдернула шнур из розетки, отключив телевизор и пояснила, показывая штепсель:

– Вот и все волшебство. Вставил, вынул. Включил, выключил. Ящик и ящик. Ничего страшного. Картинки живые показывает. Эка невидаль. Не пахнут и потрогать нельзя. Да любой цветочек у меня на огороде волшебнее этого телевидения. И потрогать, и понюхать, и даже сорвать можно,– слова Тихоновны оказались настолько убедительными, что Аннушка перестала шарахаться от "чудо короба", а через пару дней уже с удовольствием смотрела мультики. Особенно Аннушке понравился мультфильм про "Цветочек Аленький", даже всплакнула над бедной долей заколдованного красавца.

Ну а уж после знакомства с телевизором все остальное

было опять же проще. В Питере ее встретили знакомые лица Катюши, Нины Андреевны, Мишки, Петра Павловича и Федора Леонидовича. Адаптация прошла даже лучше чем у Катюши. Плакать Аннушка вообще не стала, сразу поняв, что время оно Божье, а люди живут в нем временно, когда Он им укажет. И все по Воле Его.

Серега, услыхав такую формулировку, возражать не стал и неделю таскал жену по всему городу. А потом увез на Канары.

Вернулись они перед самым Новым годом и дни до Рождества пролетели как всегда со скоростью необыкновенной. Мишка за это время соваться в Альпы не стал. Разобрался с Кавказом, ликвидировав точку и стерев в буквальном смысле даже малейшие следы ее на местности. Пара цилиндров – это все что там было и, теперь они стояли в холле резиденции Рерюфа, рядом с таким же из нулевого уровня.

Серега, просмотрев видеозапись с порогами безопасности, даже присвистнул несколько раз:

– Мне не проломиться в этих Альпах. Выбрасывать будет после каждого порога сюда. Шесть раз умереть, чтобы попасть. Это удовольствие конечно незабываемое. Что предлагаешь?

– Да нам-то нафиг по этим порогам шляться? Проскочим сразу в "бункер", два аппарата автономных в распоряжении есть. Хотя если хочешь поиграть в "кошки-мышки" со смертью, то возражать не имею право. Дело твое. "Шок – это по-нашему", как тут долбят постоянно в одной идиотской рекламе.

– Нет "шок" мне нахрен не нужен. Давай в "бункер" сразу. Там видеонаблюдение есть?

– Обижаешь. По камере на метр квадратный. Солидно все обставлено. Чуток от времени подзакисло, но восстановить получилось.

– Значит, сможем во всех подробностях наблюдать, как эта "морда фашистская" из "Анэвербэ" будет ломиться?

– Без проблем. Он в феврале ломиться примется. Рапорт от 5-го числа. Появимся там 4-го. Так что шоу это по любому не пропустим.

Четвертое Февраля 1942-го года в Восточных Альпах на высоте 1484 метра выдалось снежным и ветреным.

Подразделение "Анэвербэ" в количестве роты копошилось на этой вершинке, называемой народом окрестным, почему то "Чертовой", уже вторые сутки. Именно здесь предполагалось организовать работы по постройке охранного периметра, который должен был охватить комплекс бункеров условно именуемых "Альпенфестунг"– Альпийская крепость и предназначение которой никому известно не было.

Рядом с городишком Оберзальцбургом уже были организованы пара лагерей для военнопленных, как грубой рабочей силы, которые должны были в самые кратчайшие сроки произвести огромный объем работ, по выемке скального грунта. Военнопленных даже кормили в этих лагерях почти нормально, рассчитывая таким образом сэкономить на подвозе свежих.

Полковник Йоган Вернер, родившийся в Гамбурге, не любил горы. Он любил море и не понимал, как можно любить нагромождения каменных глыб с этим снегом, летящим в лицо.

Вот и сейчас он сидел в палатке у походной печурки и грел об ее бока замерзшие руки. Обер-лейтенант, командовавший ротой выделенной Вернеру, прибежал с докладом о том, что обнаружен солдатиками вход в пещеру явно искусственного происхождения. Старлей топтался при входе, не решаясь войти внутрь, закончив доклад.

– Ну, что же, пойдем, посмотрим, что там твои подчиненные откопали,– проворчал полковник, отрывая руки от горячих печных боков и натягивая меховые перчатки.– Тут этих искусственных пещер нарыто за тысячи лет столько, что и смотреть-то наверняка не на что. Камень выковыривали ценный. Альпы вообще, как сыр Швейцарский, весь из дыр. Веди.-