Жупочка стреляет на поражение
Шрифт:
– Для меня жизненно важен этот вечер! Я тут узнал, что Ладимир Зарницын закрутил роман с актрисой камерного театра, а значит, у меня будет шанс наладить контакт с Данутой. Я прочту свои лучшие стихи!
– Ты же знаешь, что я скептически отношусь к твоим попыткам покорить сердце золотой девочки, – напомнила ему.
– Сердцу не прикажешь.
– Аристарх, разуй глаза! Она никогда не влюбится в пай-мальчика! В её вкусе бессердечные, как и она, богатенькие козлы. Ты тут пролетаешь по всем пунктам.
– А вот и не по всем! – дерзко сверкнул глазами
– Ишь, оголтелый! Пироги ему подавай!
– «Оголтелый» – это просторечное слово.
– Ну, так и мы с тобой не аристократы. Может, мне просто слово нравится? Звучит красиво: оголтелый – это тот, у кого оголённое тело.
– Эй! Жупочка, ты же графиня!
– Графиня – вода из графина, – передразнила его. – Титул в моём случае – это пустой звук. Так только, слабенькая привилегия, пригодившаяся мне единожды при приёме на работу.
– Кстати, «графиня» и «графин», несмотря на созвучие, произошли от разных терминов. Хотя есть теория, что корень «граф» одновременно обозначает сосуд для жидкости, который всегда был при короле, как и его спутник, которого и прозвали графом. Так что слова связаны, – завёл лингвистическую речь Аристарх.
– Не вижу связи... – пожала я плечами.
– Потому что культуролог – это не лингвист. Ты не постигала глубины языка, а я учёный.
– Ты-то? Ты работаешь лаборантом! – правду говоря, Аристарх у себя на работе – общепризнанный чудик благодаря своим нестандартным размышлениям.
– Это не умаляет моих познаний. Ты, между прочим, тоже экскурсии по дворцу не водишь.
– Меня устраивает и библиотека. Так что там с глубиной твоего языка? – перевела я тему, исключительно чтобы мой друг озвучил какую-нибудь потешную дичь.
И он не замедлил оправдать мои ожидания:
– Ты знала, что слова «церковь» и «морковь» – родственные? Они объединены одним сакральным значением, – просвещал меня Аристарх.
– Да? И каким же?
– На тактильном уровне. Вот погляди на форму колокольни, – окно кухни как раз смотрит туда, откуда хорошо проглядывался освещённый вечерними огнями храм.
– Ну? – признаться, мне крайне лень было поворачивать голову в ту сторону.
– Ну! – передразнил Аристарх. – Баранки гну! Культуролог из тебя, конечно, так себе. Как тебя ещё библиотекарем-то взяли... – он страдальчески вознёс руки к небу.
Но меня вот такими оскорблениями не проймёшь. Стреляная ворона. Летали, видали мы таких петухов.
– И чем же твоя морковка отличилась? – спрашиваю наигранно благостно.
– Да не моя, а вообще! – сердито воскликнул Аристарх. – Я тебе о святых вещах говорю, а у тебя все шуточки ниже пояса.
– ТАК С МОРКОВКОЙ-ТО ЧТО???
– Что-что! Ты не видишь, что ли? Слепая? Форма у них одинаковая!
Похоже, это не у меня со зрением проблемы. Если бы колокольни строили по образу и подобию моркови, то были бы у нас ямы, так как морковь, при всём к ней уважении, – это корнеплод.
Как бы так аккуратненько ткнуть Аристарха в каку, чтобы он завизжал резаным поросёнком? Нравится
– Скажи мне, друг мой мозговитый, почему колокольни не оранжевого цвета? Или, например, не растут вниз? А может, колокольни строятся в честь кормовой морковки? Или репы? Типа, молитесь длани, вас кормящей, скоты! Да, и ещё церковные просвирки в форме коровьих лепёшек. Да, и, раз уж церковь в форме репы, то почему мы не зовём её церепой?
– А ты не передёргивай с больной головы на здоровую! – распетушился он.
– Я всего лишь рассуждаю. Логику выстраиваю. А посему выходит что?
– Что?
– Слова «обед» и «обет» – тоже родственные! – добила его я.
– А-а-а! – совсем заагрился он. – Тебя пора врагом роисского народа объявлять!
– А ещё есть «падаван» и «подавальщица». Как тебе такое, лингвист ты наш? Или «Гова», «говеть» и «говно»?
– Ой, всё!
«Всё»? Аристарх сказал «всё»? Ха!
В меня будто вселился демон!
– Нет, дружочек мой, я ещё только начала! Раз ты утверждаешь, что у похожих по звучанию слов сакральные смыслы совпадают, то давай разовьём мысль! Возьмём, например, столь замечательную и заглядывающую мне в окно «церковь» и «цирк».
– О-о-о... – кажется, моему светилу науки поплохело.
– Ты дослушай сначала! У меня убойные аргументы! Так вот, начнём с формы: круг. Цирк по циркулю и церковная площадь у нас тоже круглая. Так ведь?
– Ну, допустим, – нехотя согласился он.
– Подставки для свечей какой формы?
– Ну, круг.
– Во-о-от!
– Потолочные своды?
– Мы оба знаем ответ.
– Ладно, с кругами разобрались. Дальше: костюмы!
– Жу-у-упа-а-а!
– А что Жупа? Вон, у нашего батюшки ряса вся золотом да камнями расшита! Натуральный арлекин!
– Не боишься, что тебе ответочка прилетит от Говы за такое?
– Пф! Типа это была его идея разрядить священнослужителей в золото, купленное на налоги граждан? Уверена, что он до кучи в обиде на людей за то, что они назвали его Говой. Ты только вслушайся: Гова! Как «говно». А уж словечко «говеть»... Велик и неблагозвучен наш роисский язык! Это я тебе как обладательница самого жуткого имени говорю!
– По острому лезвию ходишь. Стоит оступиться, и тебя разрубит пополам, – пригрозил мой кровожадный лингвист. И дополнил словами своей маменьки: – Все мы под богом ходим. Лучше не наговаривать на Гову во избежание беды.
– А я не наговариваю. Я по факту говорю.
– М-да. Пожалуй, я пересмотрю свою теорию сакральных смыслов, – процедил Аристарх. – Ты способна извратить любые умозаключения.
– Эх, воцИрковлённый мой друг! Церковь – это чистой воды цирк, только на государственном уровне. Гове до наших местечковых страстей и дела нет, а ты боишься ляпнуть лишнего! Сам подумай, стал бы бог терпеть попов-колобков, вещающих горожанам об умеренности желаний? Нет, дружочек мой. Задумайся над этим на досуге. Ограниченность мышления тебя не красит.