Журавленко и мы
Шрифт:
Когда, наконец, ребята добрались до зала, — там было уже полно. Все разглядывали модель. В их сторону никто не смотрел.
А Маринка с ужасом смотрела на окна…
Не было на окнах широких портьер, за складками которых можно спрятаться. Были только белые шторы, спускавшиеся до подоконников.
— Что делать? Куда же теперь? — даже не шептала, — выдыхала слова Маринка.
Но Лёва схватил её за руку и потащил вдоль стены, вдоль задних рядов стульев.
Она не понимала, — что он задумал? Куда он её тащит?.. И поняла только тогда,
Место было безопасное. За поставленные в ряд щиты никто не заходил.
И счастье, что между щитами были щели: можно видеть всё, что творится в зале.
Маринка с Лёвой заняли наблюдательные посты по соседству, каждый за своим щитом.
А в это самое время в Дом Новой Техники стремительно входил человек с таким энергичным лицом, как у бегуна на старте.
Считая, что все двери существуют для того, чтобы отворяться, он толкнул левую.
Запертая дверь не открылась.
Но, к удивлению энергичного человека, ему на руки упали два детских пальто и голубая пуховая шапочка.
Человек рассмеялся.
— С дверей, как яблоки с дерева, падают пальто и нежнейшие головные уборы… Ничего не скажешь, — действительно новая техника!
Глава тридцать третья. Два кирпичика
Маринка со своего наблюдательного поста прежде всего высмотрела, где папа.
Вот же он, в праздничном сером костюме. Рядом — дядя Серёжа. Он поставил ногу на ступеньку, хочет подняться по лесенке на площадку, где стоит модель, а его то один, то другой о чём-то спрашивают, и ему никак не подняться.
Журавленко стоит поодаль. Вокруг него — целая толпа.
Многие собрались в группки и спорят. До Маринки долетает:
— Нужнейшее дело!
— Любопытно!
— Заранее можно сказать: немыслимая затея! — Кто это сказал, Маринка не видит, но уверена, — так сказал Розовенький.
Лёва со своего наблюдательного поста разглядывает демонстрационную площадку, разглядывает людей, которые стоят и смотрят на модель. Многие осторожно просовывают в глазки труб кончик карандаша.
«Наверно, им хочется пошевелить платформы, — думает Лёва. — Так ведь не увидеть, как будут мчаться кирпичики».
Перед Лёвой двигаются люди почти плотной стеной. А вот просвет. С другой стороны видна ещё одна лесенка на площадку. На её ступеньке спиной к Лёве стоит невысокий толстый человек. У него тоже в руке карандаш.
Толстых не так уж мало, и Лёва не может понять, — Розовенький это или нет? То мелькнут ступеньки, то загородят их люди.
Лёва готов сорваться с места, подбежать, выяснить… Он всё больше уверен, что это Розовенький…
Но вот снова просвет, снова мелькнули ступеньки — и на них уже нет никого.
На площадку ставят стол, покрытый красным сукном. На стол — графин с водой, стакан и колокольчик.
По ступенькам поднимается женщина с блокнотами под мышкой и пожилой человек
Он звонит в колокольчик и говорит:
— Начинаем, товарищи. Прошу занять места.
В зале движенье, скрип стульев… И что это?
Просовываются пальцы чьих-то рук за щиты с чертежами… И щиты едут вперёд… и щели между ними расширяются…
Два щита едут в одну сторону, два, за которыми стоят Лёва и Маринка, — в другую.
Маринка на носочках двигается за своим щитом, не отрываясь, не отставая…
Лёва, страшно побледнев, двигается за своим.
Сейчас, сейчас… ещё секунда — и их увидят те, кто садится в боковые ряды.
И Лёву с Маринкой уже кто-то увидел.
К ним подошёл человек с энергичным лицом и быстро сказал:
— Вот они где, герои. Садитесь с краю в задний ряд. Теперь не до вас.
Маринке показалось, что этот человек прикрывал их, когда они проходили по самому опасному, голому месту — от щитов до стульев.
Все в зале уселись. Высокие щиты с чертежами были удобно пододвинуты к правой и левой сторонам демонстрационной площадки.
Журавленко, Шевелёв и Кудрявцев сидели наискосок от Лёвы с Маринкой и их не замечали.
За столом, покрытым красным сукном, сбоку сидела стенографистка с раскрытыми блокнотами и отточенными карандашами наготове, а в центре стола — человек с раздвоенной бородой — председатель собрания.
Он встал и в наступившей тишине объявил:
— Предоставляю слово изобретателю-архитектору Ивану Григорьевичу Журавленко. Иван Григорьевич просит для своего сообщения двадцать минут.
Журавленко поднялся на площадку, и у пятерых в зале ёкнуло сердце.
«Ну-с, только спокойнее», — мысленно пожелал старый институтский профессор.
Чуть подался вперёд Шевелёв.
— Сейчас он рванёт! — сказал ему на ухо Сергей Кудрявцев.
«Ни пуха ни пера! Ой, ни пуха ни пера!» — заклинала судьбу Маринка. И ещё сжала руки в кулаки. В классе считалось, что это помогает.
А Лёва встал, чтобы лучше было видно, и замер.
С этой минуты стенографистка начала записывать каждое слово Журавленко и каждое слово из зала.
Журавленко сказал:
— Мне хотелось бы предложить более современную машину, но, прежде всего, я решил сделать эту. И вот почему. Всем известно, что кирпичные стены домов надёжны. Они стоят сотни лет. Строителям известно также, что, несмотря на множество новых материалов, кирпич ещё долго будет нам служить.
Послышались голоса:
— Совершенно верно!
Журавленко продолжал:
— Но согласитесь, что при нашей технике ручная кладка стен — это довольно жалкий способ.
Вскочил седенький старичок в чёрной ермолке и стал целиться в Журавленко указательным пальцем: