Журавлик - гордая птица
Шрифт:
Белла послушно протянула ему телефон.
— Что, солнышко, настроение плохое? — продолжал глумиться Дмитрий.
— Интересно… — протянул Эдвард в ответ со злым сарказмом. — Солнышком меня ещё никто не называл.
Сначала в трубке повисло молчание. Его собеседник, опешив, пытался взять себя в руки.
— О-о! А вот и объявившийся блудный папаша! — нашёлся Корнев с ответом. — Как тебе наша общая знакомая? Похорошела, небось, за эти годы? Вы все прямо так и светились от счастья на катке! И кстати! Тебе понравился мой сюрприз? Надеюсь, у вас надолго испортилось настроение, когда твой отпрыск завалился
— Значит, это был ты? — голос Каллена задрожал от сдерживаемого гнева. — Я подозревал это. Что, предпочитаешь воевать с теми, кто не может дать сдачи, МИТЯ? Так, кажется, тебя называла Настя Кулагина?
— Митя? — с подозрением переспросил Корнев. Когда до него дошло, почему Эдвард использовал именно это имя, он проговорил: — Твоя внешность показалась мне знакомой, да и голос с характерным акцентом. Я всё думал, откуда я тебя знаю? Мир тесен, товарищ коп, да?
— Я бы сказал, слишком тесен, — процедил Каллен. — И, должно быть, этот мир сошёл с ума, раз позволяет таким как ты дышать одним воздухом с нормальными людьми!
— Ха! Сколько громких слов! Как там тебя? Эдвард, кажется? Вроде, это имя произносила моя жена, когда звала тебя во сне? Каждую сраную вторую ночь я просыпался от её криков и слёз. Как же меня это бесило!
— Белла никогда не была тебе женой. Она была твоей нянькой, прислугой, домработницей, матерью твоего ребёнка, которого ты, кстати сказать, не замечал. Ты даже свою фамилию не удосужился дать собственной дочери. Наверное, я не так выразился. Это ТЫ никогда не был Изабелле мужем, если говорить о настоящем значении этого слова. И сейчас я хочу предупредить тебя. Не смей больше приближаться к моей семье, к Белле и к детям.
— Твоей семье? — усмехнулся Корнев в трубку. — Однако как вы оперативно действуете. Может, напомнить тебе, что один из этих детей является моим? Моя дочь, если ты забыл!
— За столько лет ты даже не удосужился удочерить Аню официально. По документам у неё нет отца, и ты это прекрасно знаешь, — парировал Каллен. — И я с удовольствием стану им. Эта девочка — настоящее сокровище. А ты упустил свой шанс завоевать её сердце уже давно.
— Серьёзно? — продолжал ёрничать Дмитрий.- Ну, надо же, какое благородство с твоей стороны — осчастливить сиротку. Только хрен тебе, я найду способ забрать её. Не стану скрывать, что ребёнок в моём положении — лишняя обуза. Но и вы не увидите её. Я лучше сдам девчонку в ближайший приют, чтобы лишний раз насолить своей бывшей жёнушке и тебе заодно.
Слушая Корнева, Эдвард машинально отметил про себя, что тот ещё ни разу не назвал собственную дочь по имени. Девчонку, её, она, обуза. Но ни Аня, ни Анюта. Непохоже было, что Дима сильно скучал по дочери. В его тоне сквозили злость и раздражение, скрываемое за едкими смешками и сарказмом.
— Как там говорят у русских, Корнев? Мечтать не вредно? Так вот, это именно твой случай. Держись подальше от моих детей и от моей женщины. В свою очередь могу пообещать тебе только одно: я тебя найду, как бы хорошо ты не прятался. Тебе удалось скрыться, и это кружит тебе голову. Чувствуешь себя непобедимым? Но это — иллюзия, я тебя уверяю. Ты — всего лишь человек. И поэтому рано или поздно ты допустишь ошибку.
После этой фразы Эдвард оборвал разговор, нажав на сброс. Он откинулся на спинку сиденья, отбросив телефон на приборную панель. Каллен закрыл глаза, его грудь вздымалась от тяжелого дыхания, а ноздри трепетали от еле сдерживаемой ярости.
В салоне автомобиля повисло тяжёлое молчание. Первым опомнился Эдвард. Распахнув веки, он повернулся в сторону Беллы. Она сидела, опершись согнутыми локтями в колени и запустив пальцы в собственные волосы. Почувствовав на себе взгляд Каллена, женщина выпрямилась и посмотрела на него.
— Он был так самоуверен, словно совсем ничего не боится, — поделилась она впечатлениями.
— Ты всё слышала, да?
— В моём телефоне очень хорошие динамики, Эдвард, — губы Беллы тронула грустная усмешка, не коснувшаяся, однако, её глаз. — Корнев, кажется, всерьёз настроен забрать Аню, даже если это означает для него ещё раз найти для себя неприятности.
— У него ничего не получится! — Каллен яростно замотал головой.
— Я так понимаю, что он узнал тебя? — продолжала Белла, не обращая внимания на его реплику. — И теперь он ещё сильнее озлобился. Он взбешён, Эдвард, и это делает его ещё более непредсказуемым.
— Он начнёт дёргаться сильнее и обязательно чем-нибудь выдаст себя. А я буду готов к этому.
Каллен отстегнул ремень безопасности, сковывавший его движения, и наклонился к Изабелле, обняв её и прижав к себе. Она сразу обмякла в его руках, зажмурилась и зарылась носом в воротник его куртки.
— Я могла бы сейчас умолять тебя забыть о поисках, предоставив действовать полиции, но не буду. Ты ведь всё равно меня не послушаешь? И, даже если сейчас поклянёшься мне больше не проявлять инициативу, ты не выдержишь и станешь копать дальше, — прозвучал её приглушённый голос.
Эдвард, водя губами по волосам Изабеллы, только неопределённо хмыкнул.
— Но я хочу, чтобы ты знал. Я просто боюсь за тебя. Ты изменил мою жизнь. Дважды. Первый раз это случилось почти десять лет назад. А второй — совсем недавно. Ты появился, и это выглядело так, словно я нашла последний, недостающий фрагмент того, что позволяло бы мне чувствовать себя счастливой. Слишком много времени я провела без тебя, Эдвард. И теперь не хочу потерять. Я даже думать боюсь, что с тобой может что-то случиться, потому что такие мысли перекрывают мне кислород.
— Я понимаю тебя, Crane. Очень хорошо понимаю, — голос Каллена дрожал от нежности. — И знаешь почему?
— Почему? — Изабелла подняла голову, чтобы встретиться с ним глазами.
— Потому что чувствую то же самое, глупенькая моя родная девочка. И я не хочу потерять то, что обрёл совсем недавно: любимую женщину, сына, дочку. Но я знаю, что где-то совсем близко от нас есть обезумевший и помешанный на мести ублюдок, который не оставит нас в покое. И просто сидеть на месте, видя, как ты сходишь с ума от страха и ходишь по улицам, вздрагивая от каждого подозрительного прохожего, было бы неправильно. Он не остановится сам, Белла, неужели ты не понимаешь этого?