Журнал доктора Майера
Шрифт:
Эта четкая позиция Ханса принесла ему поток «вменяемых» клиентов, которые безмерно доверяли своему доктору и уважали его за честность и принципиальность. Его клиенты, действительно, желали перемен, а не манипулировали им, чтоб позабавиться или взвалить на него ответственность за свою жизнь. Каждый пациент честно нес свой чемодан, а Ханс в нужный момент поддерживал, чтоб тот не упал, и помогал избавляться от лишнего груза, чтоб легче было идти дальше.
– Сядь удобно. Откинься на спинку дивана. Расслабься.
Ханс продолжил практику. Берта послушно следовала
– Закрой глаза. Я буду вести отсчет от десяти до одного. При счете «один» ты полностью расслабишься. Твое тело обретет невесомость, а поток мыслей остановится. Ты будешь слышать мой голос, и отвечать на мои вопросы. Десять, девять, восемь… Ты полностью расслабляешься, твое тело обретает невесомость… семь, шесть, пять… Твои мысли спокойны, ты переносишься в тихое приятное место, здесь тебя ничто не беспокоит… Четыре, три, два, один. Ты полностью расслабленна. И сейчас ты направляешься в свое прошлое, в день твоего рождения. Что ты видишь?
Ханс в своей практике применял щадящие техники. Он погружал своих пациентов на более глубокий уровень сознания, но таким образом, что те полностью осознавали все, что происходит. Это позволяло им после сеанса «пробежаться по путешествию в свое сверхсознательное» и все детально проанализировать. Другое дело, что с остальными клиентами он не с первой встречи начинал подобные «путешествия». С Бертой как-то все пошло по-другому. Ханс знал ее давно, многие проблемы были на поверхности. Потом, Берта сама проработала многие свои переживания.
На вопрос Ханса Берта тихим расслабленным голосом медленно ответила:
– Окно. Лето. Тепло. Пасмурно. Ливень. Гроза.
– Что это за окно?
Берта пожимает плечами. Ханс настаивает:
– Кто в помещении? Что это за помещение?
Пациентка, сидя на диване с закрытыми глазами медленно продолжает:
– Женщины. Их четверо. Стон, крики… Больница? Это родильный дом. Вот моя мама. Крик только что родившегося ребенка. Новая жизнь. Девочка.
– Кто это? – спрашивает Ханс.
По лицу Берты пробегает еле заметная улыбка, а в уголках глаз появляются слезы:
– Я. Крошечная. Беспомощная. Нуждающаяся в заботе, любви и ласке. Я кричу!
– Что выражает твой крик? Что ты хочешь сказать?
– Любите меня! – по щекам Берты скатываются слезы.
– Тебя любят?
– Да. Меня любят всей душой и всем сердцем… мои родители. Они со мной… заботятся обо мне. Мама… рядом…
– Что ты чувствуешь?
– Я спокойна. Я защищена.
– А твой отец? Он рядом?
Берта продолжает расплываться в улыбке:
– Папа. Он тоже любит меня. Он тоже опора моей крошечной жизни.
– Что ты чувствуешь?
– Я в безопасности. Они моя защита, прочный фундамент моей хрупкой жизни.
– Что ты еще чувствуешь?
– Я смотрю на мир открыто и улыбаюсь жизни. Счастливая жизнь отражается в моих глазах… но я еще совсем не знаю ее. Я наивно полагаю, что так будет всегда: безопасно, радостно, уверенно, спокойно.
– Хорошо. Подойди к себе, той маленькой, которая только что родилась. Обними себя и поцелуй. Скажи, как сильно ты ее любишь.
По щекам
– Что еще тебя «зацепило»?
– Мой призыв, обращенный к миру: любите меня! – после этого Берта с шумом выдыхает.
– Хорошо, выдохни еще раз. Сделай глубокий медленный вдох и, с силой, выдох.
Берта послушна. Она все выполняет, как диктует ей доктор. Она привыкла быть «хорошей девочкой». Тем более, для такого авторитета в ее глазах, как Ханс.
– Я рекомендую тебе чаще вспоминать ту милую и нежную родившуюся девочку. Это ты. И не забывай о своих чувствах к ней. Ты ее любишь. Старайся как можно чаще вновь и вновь переживать эти чувства к той милой крохе.
Чуть помедлив, Ханс встал, подошел к Берте, и она увидела в нем не серьезного доктора, коим он был еще секунду назад, а своего старого доброго друга. Ханс взял ее за руки, подвел к двери и мягким дружеским голосом произнес:
– Запишись у Петры на следующий прием. Успехов тебе!
– Спасибо, Ханс. Я так благодарна тебе…
Берта хотела было продолжить, но Ханс ее прервал:
– Все-все. Не стоит. До встречи!
Ханс еще долго задумчиво размышлял после ухода Берты о сущности бытия, как часто они называли подобные размышления в своих кругах. У каждого есть свой скелет в шкафу. У каждого свой жизненный путь и своя трагедия. Сознательная или сверхсознательная. Кто-то задумывается и ищет ответы на вопросы, кто-то послушно влачит свой чемодан и находит отговорки: что поделать, судьба такая! Одни ведут безуспешную борьбу с ветряными мельницами, другие начинают с себя, меняя привычки и свое отношение к миру. Кто-то навсегда застревает в прошлом, кто-то безудержно мчится в будущее, лишь редкий человек, по опыту Ханса, ищет радость и счастье в настоящем. Но всех объединяет одно: все ищут любовь, всем ее не хватает. Но, к огромному сожалению, мало кто находит. Вот и Берта, не успев родиться, кричит миру: любите меня! Ошибка в том, что поиски ведутся во вне. А она, любовь, внутри нас. В этом они будут разбираться с ней. Не все сразу.
Мысли Ханса прервала строгая Петра:
– Доктор Майер, к вам посетитель.
Ханс спохватился, бросил взгляд на висящие на стене часы, выполненные в стиле Сальвадора Дали, всякий раз напоминающие ему о неумолимой текучести времени:
– Да-да, Петра, просите!
Свобода правды
Ханс привычно сидел за своим рабочим столом с аккуратно разложенными на нем бумагами. Такой порядок нравился Берте. Она сама трепетно относилась к чистоте в доме. Ее мысли не разделяли дети, стремглав носящиеся по дому, разбрасывая свои вещи и игрушки где попало. В неравной борьбе всегда побеждали дети, и Берта сдавалась. Лишь когда они засыпали, она шла прибираться по комнатам, где успели наследить ее любимые шалуны.