Журнал «Если», 1994 № 05-06
Шрифт:
Снова и снова соединялись они, содрогаясь в спазмах упоения.
По прошествии очень долгого времени наступила перемена: очень слабое давление. Но мало-помалу на хиза вновь навалилась тяжесть.
— Спускаемся, — подумала Атласка вслух.
Они не отвязывались, помня напутствие людей: все будет хорошо, надо только ждать.
Внезапно корабль несколько раз тряхнуло, и раздался ужасный шум. Низовики снова схватили друг дружку в объятья. Но теперь под ними была твердая опора. Громкоговоритель над головами на разные голоса принялся выкрикивать
— Наверное, все хорошо, — сказал Синезуб.
— Я думаю, надо оставаться здесь.
— Люди забудут.
— Не забудут. — Но и сама она испытывала сомнения — больно уж заброшенным казалось это место, где лишь жиденькое свечение наверху соперничало с мраком.
С оглушительным лязгом распахнулась дверь. За нею не оказалось ни холмов, ни леса, одно лишь ребристое горло коридора, дохнувшее холодом. Вошел человек в коричневой одежде, с портативным автопереводчиком в руке.
— Выходите, — велел он, и низовики поспешили отвязаться. Атласка поднялась на непослушные ноги, оперлась на Синезуба. Он тоже зашатался.
Человек протянул им дары — серебряные таблички для ношения на шее.
— Ваши номера, — произнес он. — Не снимайте никогда.
Спросив их имена, он указал на коридор.
— Пошли со мной. Надо вас зарегистрировать.
Они двинулись следом за ним по жуткому коридору, в такое же стылое металлическое место, как то, в котором прилетели, — только намного просторнее. Атласка дрожала и озиралась.
— Мы на большом корабле, — сказала она. — Это тоже корабль. — И осведомилась у человека: — Мы Верхняя?
— Это станция, — ответил человек, и у Атласки кольнуло сердце. Она-то ждала совсем другого. Ей удалось успокоить себя мыслью, что все это ждет впереди.
В квартире было прибрано, вещи наспех рассованы по корзинам. Дэймон поежился и поднял воротник пиджака. Элен все еще одевалась, одергивала платье на талии — видимо, немного жало. Она примеряла уже второй наряд, но и он не подходил.
Подойдя сзади, Дэймон обнял жену за талию и нежно прижал к себе, встретясь с ее взглядом в зеркале.
— Ты выглядишь великолепно. Полнота слегка заметна, ну и что с того?
Она пристально посмотрела в зеркало на себя и на мужа, положила ладонь на его руку.
— Я выгляжу так, будто попросту толстею.
— Ты замечательно выглядишь, — возразил он, ожидая улыбки, но лицо Элен в стекле оставалось расстроенным. Он помолчал, прижимая ее к себе — похоже, ей этого хотелось.
— Все в порядке? — спросил он наконец.
Вероятно, сказывалась усталость. Элен только что вернулась с работы и не смогла по дороге купить свою привычную косметику… наспех выбрала кое-что в магазине. Да и нервничала по поводу предстоящего ужина. Отсюда натянутость и раздражение по пустякам.
— Неужели тебя так волнует этот Толли?
Она медленно провела
— Да нет. Но я по-прежнему не уверена, что знаю, о чем с ним говорить. Ни разу не сидела за столом с униатом.
Дэймон опустил руки, поглядел ей в глаза. Утомительные приготовления… и нервозность. Этого-то он и боялся.
— Элен, ты сама предложила. Я спрашивал тебя, стоит ли… Если тебе неловко…
— Он уже четвертый месяц бередит твою совесть. Не обращай на меня внимания, я просто слегка боюсь.
Подчеркнутая готовность идти навстречу — что это? Изъявление благодарности? Или способ показать, что она озабочена? Он вспомнил долгие вечера, когда они сидели в раздумьях за столом, он — в своем кресле, а она — в своем… У каждого собственный гнет: у нее — «Эстель», а у него — судьбы приговоренных. В один из таких вечеров он рассказал ей про Толли, а она поведала о своей печали, и вот у нее появился шанс… да, такие жесты — как раз в духе Элен. Он не мог припомнить, делился ли когда-нибудь с ней своими нравственными мучениями; видимо, именно поэтому проблема Толли стала и ее проблемой, которую надо решить во что бы то ни стало. Униат. Что она сейчас переживает, какие чувства испытывает?
— Не смотри на меня так. Говорю тебе, я немного трушу. О чем прикажешь с ним беседовать? О добрых старых временах? Господин Толли, мы с вами случайно не встречались? Может быть, в перестрелке? Или о моей семье? Как поживают ваши родственники, господин Толли? Или о больнице? Понравилось ли вам на Пелле, господин Толли?
— Элен…
— Ты спросил, я ответила.
— Хотел бы я знать, каково тебе.
— А тебе? Только честно.
— Неловко, — признался он, опершись о стол. — Но, Элен…
— Хочешь знать, что я чувствую? Тяжесть. Одну лишь тяжесть. Он придет сюда, и надо будет его развлекать. Если честно, я не представляю, как. — Она повернулась к зеркалу и дернула поясок платья. — Надеюсь, он будет любезен и весел, и мы проведем приятный вечер.
Дэймон предвидел иное.
— Надо сходить за ним, — произнес он, — а то он так и будет ждать. — Тут его осенило: — Почему бы нам не поужинать в ресторане? Это же куда проще: не придется играть роль хозяев.
Ее взор просветлел.
— Там и встретимся. Я займу столик. Тут нет ничего, что не может полежать в холодильнике.
— Действуй. — Он поцеловал жену в ухо (оно было ближе всего) и, легонько шлепнув ее, в спешке вышел.
Толли вызвали через пульт на столе охраны, и вскоре он выскочил в коридор. Костюм с иголочки, все остальное тоже новое. Дэймон двинулся навстречу, протягивая руку. Когда Толли пожимал ее, на его лице мелькнула улыбка.
— Вы уже прошли регистрацию. — Дэймон взял со стола и вручил ему маленький пластиковый бумажник. — Со временем понадобится перерегистрироваться, но это уже будет сделано автоматически. Здесь ваше удостоверение личности, кредитная карточка и листок с компьютерным номером. Номер запомните, а листок уничтожьте.