Журнал «Если», 1994 № 10

Гаррисон Гарри

Скалы под оползнем испещряли темные пятна — лишайники. У каменной стены резвилось несколько «собачек».

К Сьюзи, которая сидела на моем плече и весело искрилась, подлетела «собачка» Амелии, и они устроили игру в догонялки.

— Вам туда, — сообщил я Бриллу, указывая на скалы.

— Лишайников тут полным-полно, — в голосе Амелии слышалось нетерпение.

— У вас есть план действий?

— Где-то здесь должна быть площадка, на которой собирались построить обсерваторию. Если мы ее найдем…

— Верно, — я утвердительно кивнул. — Разметка наверняка сохранилась.

Быть может, мы отыщем колеи…

— Прошу прощения, — перебил Брилл. — Вы говорите о пропавших геологах?

— Да.

— Однако мне казалось, что вы разыскиваете звездолеты.

— По-моему, колея приведет нас прямиком к кораблям.

— А по пути вы предлагаете мне изучать лишайники и «собачек»?

— Вы ведь за тем сюда и приехали.

Мы расселись по машинам и поехали вдоль стены. Вскоре нам попалась колея, которая уводила на запад. Если бы не пыль, где отпечатались следы гусениц, мы бы вряд ли ее обнаружили.

Я повел свой вездеход по колее. Амелия двинулась следом.

Наконец мы добрались до площадки. Тут и там виднелись вбитые в почву колья с безвольно обвисшими красными флажками, повсюду валялись инструменты и ящики с оборудованием и припасами. От площадки в разные стороны расходились многочисленные колеи.

Она располагалась в углублении, которое вырезали в каменной стене. Над ней вздымались громадные черные утесы. Жуткое местечко. От такого зрелища сами собой начинают стучать зубы. Вообще на Луне хватает мест, при виде которых тебя пробирает страх.

Колеи в большинстве своем вели на юг, в направлении горы, что торчала посреди кратера.

Мы развернули машины и покатили к ней. Дно кратера было ровным, поэтому мы ехали на приличной скорости. Время от времени попадались воронки, которые приходилось объезжать, потом дорогу преградила расщелина; ее мы обогнули по широкой дуге.

Я твердил себе, что совершаю непростительную ошибку. Кто же отправляется в путь на ночь глядя? Следовало подождать до утра, тогда у нас в запасе было бы четырнадцать земных дней. Времени более чем достаточно. Однако все осложнялось присутствием Амелии. Она незаконно проникла на Луну, и даже если бы мне удалось спрятать ее в Енотовой Шкуре, девушка по-прежнему находилась бы в опасности. Рано или поздно служба контроля установит, что кто-то сумел проскользнуть на планету незамеченным, и организует поиски.

Мы мчались по равнине, окруженной высокими стенами и зазубренными пиками, над которыми сверкало солнце, слепившее глаза и сквозь светофильтры лобовых стекол; предостерегающе пощелкивал счетчик радиации, Сьюзи, восседавшая на передатчике, то и дело сыпала искрами. Казалось, равнине, как и времени, нет ни конца, ни края. Вокруг раскинулась вечность — ослепительный свет, густая тень, ощущение полной безжизненности и абсолютной стерильности.

Чары рассеял Брилл, который схватил меня за плечо.

— Смотрите! — воскликнул он. — Смотрите!

Увидев, на что он показывает, я резко надавил на тормоз. Амелия, которая слегка отстала, остановилась секундой позже.

В пыли распростерся человек. Он лежал, вытянув вперед руку; на шлеме играли солнечные

блики.

Я заглушил двигатель, встал и направился к люку, понимая, впрочем, что торопиться некуда. Ведь с момента пропажи экспедиции минуло двадцать лет.

5

Человек лежал лицом вниз. Умирая, он нашел в себе силы вытянуть руку и нацарапать пальцем в пыли несколько фраз.

Если бы ему повезло, сообщение сохранилось бы на века, причем прочесть его не составило бы никакого труда. Однако надпись почти стерлась: ее засыпало пылью, которую нес на своих крыльях ветер далекого светила.

Остались два слова:

«Не алмаз».

Ниже виднелись буквы — должно быть, остаток еще одного слова:

«…да».

И все.

— Должно быть, он из спасателей, — произнес я. Из тех, кого послали на выручку геологам.

Иначе кто-нибудь нашел бы его, подобрал и перенес поближе к площадке. А так он явно лежал на тот самом месте, на которое упал, чтобы уже никогда не подняться. Точнее, он, вероятно, окончательно отказался от борьбы, не в силах совладать с той безжалостной тварью, которая ему противостояла. Да, нацарапал свое сообщение и замер в неподвижности, окутанный безмолвием, ничуть не тронутым его отчаянными усилиями.

Я встал и спрятался от палящего зноя в тени вездеходов. Амелия и Брилл присоединились ко мне. Мы стояли и смотрели на бездыханное тело.

— Странная надпись, — заметил Брилл. — Чтобы человек перед смертью написал такое. «Не алмаз»… Когда умирают, думают обычно не об алмазах.

— А что если это предупреждение? — предположила Амелия. — Предупреждение тем, до кого дошли слухи о здешних сокровищах? Мол, алмазов нет и не ищите, и дальше идти незачем.

— Подобных слухов на Луне не возникало, — возразил я, недоуменно покачав головой. — Во всяком случае, я ничего такого не слышал, а мне известен, думаю, каждый слух, какой когда-либо ходил среди старателей.

— А остальное? — прошептала Амелия. — Те две буквы…

— «Когда», — отозвался Брилл. — «Вода», «еда» — что угодно.

— Может, это не конец, а начало, — не согласился я. — Скажем, «дальше».

Я вышел из тени и вновь приблизился к облаченному в скафандр трупу. Нагнулся, чтобы повнимательнее рассмотреть сообщение, но ничего нового, ничего сколько-нибудь примечательного не обнаружил. Другие буквы и слова исчезли без следа. Лунный ластик поработал на славу.

Пожалуй, с горечью подумал я, было бы гораздо лучше, чтобы надпись не сохранилась вообще. То, что уцелело, только раздражало. В пыли было нацарапано сообщение — наверняка, очень важное. По крайней мере, таким его полагал умирающий.

Мне казалось, что в сообщении заключался некий символический смысл. То было проявление человеческой уверенности в завтрашнем дне, твердой убежденности в том, что жизнь продолжается; даже на пороге смерти человек пытался что-то передать своим собратьям, даже здесь, на зловещей, пустынной и враждебной планете, исполненной первобытной ненависти ко всему живому, он был уверен, что рано или поздно сюда придут другие и в конце концов победят неведомое зло.