Журнал «Если», 1995 № 09
Шрифт:
— Скоро, — сказал Удалов, — начнется красный террор. Вы этого хотели?
— До ночи много времени, — капризничал Минц. — Когда торт доем, тогда поговорим.
Малыш попытался вырваться и вернуться к торту, но Удалов не отпускал его.
— Расколдовывай город! — кричал он на Минца. — С меня хватит!
Неизвестно, чем кончилась бы борьба между обжорой Левочкой и его соседями, но тут в комнату вошли две грузные пожилые женщины.
— А ну по домам! — приказали они своим мужьям.
И после короткой схватки
— Видишь, — сказал Грубин, — для этих мальчишек достаточно старых жен. А для нашего города достаточно старых ветеранов.
— Откуда их столько? — спросил мальчик, все еще обкусывая торт.
— В сердцах сидели, в душах, — сказал Грубин.
Минц оторвался на секунду от торта и сказал:
— Послушай, Саша, давай уйдем с тобой отсюда! В лес, в Вологду. Ты меня в детский сад сдашь, и я буду каждый день добавку компота получать.
Грубин смотрел в окно. На дом № 16 флаг не повесили. Зато на воротах поставили крест.
Правда, красный флаг высунулся из открытого окна второго этажа — его вывесил пенсионер Ложкин.
— Когда на ликвидацию придете, — крикнул он старикам, — сначала ко мне постучите. Я вас по нужным квартирам проведу.
— Спасибо, товарищ! — отозвались с улицы.
— Ну теперь вы поняли, что тортов больше не будет? — спросил Грубин у маленького профессора.
За окном послышался шум мотора. Грубин снова выглянул наружу.
На этот раз он был искренне изумлен, потому что на улицу въехал и теперь тормозил перед его домом старый — времен Первой мировой войны — броневик. Броневик остановился и повернул в сторону окон Минца башенку с пулеметом.
С помощью товарищей на броневик взобрался ветеран с бородкой клинышком.
— Друзья! — закричал он. — Соратники! Ни для кого не секрет, товарищи, где свили гнездо наймиты запада, масоны и демократы всех мастей! Один раз им удалось развалить Советский Союз! Во второй раз мы сами их развалим.
Ветеран упал с броневика, потому что был очень стар. Но башня броневика пришла в движение и со зловещим скрипом принялась поворачиваться в сторону дома № 16.
Этот звук мгновенно развеял детские настроения профессора Минца.
— Эксперимент провалился, — сообщил он. — Подсади меня, Саша.
Лев Христофорович указал на пульверизатор, который стоял на верхней полке.
Грубин кинулся было за стулом, но опоздал.
Броневик выпустил по окнам пулеметную очередь.
Звеня и лопаясь, полетели на пол пробирки и склянки. Грубин упал в лужу химикалиев, прикрыв телом малыша Минца. С потолка сыпалась штукатурка.
— Демократов на плаху! — радостно кричали с улицы ветераны.
— Что будем делать? — спросил Грубин.
— Ума не приложу, — ответил Минц, выбираясь из-под товарища. — Вся надежда на то, что мое средство скоро выдохнется. А пока, может, укроемся в детском саду?
— Нет ничего глупее, — ответил
Шум на улице утихал.
— Слушай, — сказал мальчик Минц, — а что, если нам пойти на площадь погонять в футбол.
— Но власть в городе перейдет в руки ветеранов!
— Им этого хочется, а нам с тобой чего хочется?
— Мне лично… — Грубин вдруг покраснел.
— Не стесняйся, — попросил Минц.
— Мне бы сейчас на улицу! Я бы гильзы собирал!
— А дальше?
— Я бы их в металлолом сдал.
— А дальше?
— Получил бы много денег.
— А дальше?
— Купил бы десять порций мороженого…
Минц помолчал, переваривая идею. А потом громко сказал:
— Жизнь продолжается! Почему бы нам с тобой не прожить ее еще раз при коммунизме? Когда мороженое было дешевым…
И пригибаясь, чтобы не попасть под случайную пулю, мальчики побежали на улицу собирать гильзы.
Григорий Остер
НОВЫЕ ДЕТИ?
Ну что ж, вновь оказаться в стране детства — заветная мечта многих писателей-фантастов (и не только фантастов, и не только писателей). Хотя даже она, как частенько бывает у К. Булычева в последнее время, сопровождается грустной ноткой.
А давайте-ка попробуем заглянуть в эту страну хотя и с озабоченностью, но без тени печали.
Ведь нас согласился сопровождать самый непослушный ребенок, дающий только «вредные советы» — поэт и писатель Г. Остер.
Григорий Бенционович, в свое время вы опубликовали «Сказку с подробностями», «Легенды и мифы Лаврового переулка» для детей 70-х. Чем ваши прежние юные читатели отличаются от нынешних?
— Знаете, так не бывает: сначала ребенок, ребенок, ребенок, а потом БА-БАХ!.. и вдруг взрослый! Ребенок — это процесс перехода во взрослое состояние. И никогда не определить, что годится только для детей, а что только для взрослых. Потому и писал я всегда для детей, превращающихся во взрослых.
Если говорить о творчестве, я просто пишу то, что мне нравится, что мне приятно и что у меня получается. Потом, анализируя дело рук своих, понимаю, чего подсознательно, как писатель хотел от детей. Освободить их от идиотских, навязанных взрослыми стереотипов, которые зажимают в рамки, не дают развиваться, которые делают из них не счастливых людей, а ущербных «подчиненных». В этом смысле дети Советского Союза были особыми. Их отцов, дедушек, прадедушек мучили, мяли, топтали. Выживал тот, кто вел себя тихо, так, чтоб не тронули. Выработался целый ряд стереотипов несвободного поведения. И моей задачей было высмеять эту кошмарную ситуацию. Помочь людям, которые из детей потихоньку «происходили во взрослого», как человек из обезьяны, стать более свободными.