Журнал «Если», 1995 № 09

Булычев Кир

Клайв Баркер, отмечая все преимущества мертвых перед живыми, весьма последователен. Если живые есть квинтэссенция суеты, пошлости, скудоумия и творческого бессилия, то те, кто перешагнул грань, отмечены достоинствами как на подбор: все они красавцы, все они таланты, все они поэты. В крайнем случае — герои (см., например, «Исповедь савана»). Всего в «Книгу Крови» включено тринадцать (!) новелл, причем буквально к каждой в качестве эпиграфа годится строка из Высоцкого: «Только которым в гробу — ничего!»

Роман Арбитман

– --------------------------------------------------

Джеймс Боллард.

Затонувший мир./ Пер. с англ. —

Нижний Новгород: Нижкнига, 1994. — 544 с. —

(Сер. «Мир фантастики»), 50000 экз.(п.)

– --------------------------------------------------

С эстетической точки зрения, процесс энтропии прекрасен — такова стержневая идея сборника одного из столпов британской «новой волны»

Джеймса Болларда «Затонувший мир». Одноименный роман, первое и самое крупное произведение сборника, только подтверждает правоту этого тезиса. Согласно второму принципу термодинамики, не ошибается тот, кто ничего не делает, а любое действие, с какой бы целью оно ни производилось, неизменно увеличивает степень упорядочения Вселенной, то есть энтропию. Автор ярко и красочно описывает мир, где человечество медленно гибнет от последствий глобального потепления климата. Это мир красного солнца, поднимающегося над заболоченными лагунами на месте бывших городов, мир гигантских папоротников и возвращающихся неторопливых рептилий. Но и в этом угасании мира Боллард умеет разглядеть свою необычную, упадническую красоту. Рассказы из сборников «Пурпурные пески» и «Голоса времени», также вошедшие в книгу, еще раз подтверждают впечатление от романа — ощущение упадка, декаданса. Герои рассказов Болларда — странные люди: художники и клерки, поэты и сумасшедшие. Они ведут себя нелогично и странно, но для людей энтропии это естественно. Те, кто борется с надвигающимся распадом, загоняют в ловушку самих себя, подобно героям цикла рассказов о курорте «Пурпурные пески» и новеллы «Хронополис». Единственная возможная позиция для человека, который не хочет увеличивать энтропию— это позиция стороннего наблюдателя, который сможет оценить причудливые плоды, рожденные увяданием. Именно такую позицию занимают герои рассказа «Сад времени»: понимая, что рано или поздно неудержимый процесс все равно сомнет их, эти люди стремятся хотя бы понять его и за секунду до конца вкусить всю его прелесть. И этот сборник — красивая и утонченная погребальная песня по Вселенной.

Василий Владимирский

АНИЗОТРОПНОЕ ШОССЕ

Теория, мой друг, суха…

«Анизотропное шоссе»…

Этот образ позаимствован нами из классического романа братьев Стругацких «Трудно быть богом». Помните — дорога с односторонним движением, по которой нельзя вернуться назад? Стругацкие использовали этот образ, чтобы подчеркнуть: история общества не движется вспять. Но ведь и фантастика, равно как и любое другое явление культуры меняющегося общества, должна двигаться только вперед. Отсюда — название рубрики, посвященной новым авторам, новым идеям и новым направлениям в фантастике. Открыть ее на страницах «Интеркома» было предложено отечественным писателям разных литературных взглядов. Каждый из них ответил на вопросы анкеты. В заочном «круглом столе» приняли участие Андрей Лазарчук (Красноярск), Евгений Лукин (Волгоград), Николай Романецкий, Андрей Столяров, Александр Тюрин (Санкт-Петербург), Андрей Щербак-Жуков (Москва).

— Многие критики отмечают, что в современной фантастике нет четко выраженных литературных направлений (кроме киберпвнка, захватившего умы многих молодых авторов).

Е. ЛУКИН: — Разумеется, направления существуют. Хорошее и плохое. Первое предпочтительнее.

Н. РОМАНЕЦКИЙ: — Если даже западные критики затрудняются определить границы литературных школ, то что жв говорить о нас? К сожалению, издательская политика нынешнего времени такова, что делать какие-либо серьезные выводы о состоянии современной отечественной фантастики нелепо. Впрочем, на мой взгляд, до сих пор существуют доставшаяся нам от прошлого «молодогвардейская» фантастика и расцветшая в шестидесятые годы «проза идей».

А. ТЮРИН: — Есть также направление под названием «псевдофантастика». Авторы этого направления тянут из НФ все, что «послаще», как изюм из булки. Есть еще коммерческая советская фантастика, осваивающая потихоньку трюки из арсенала американских видеофильмов. Есть все, но понемногу. Фантастика, к сожалению, не является литературной индустрией, и у нее практически нет собственного массового читателя.

А. ЛАЗАРЧУК: — По-моему, из «ярко выраженных направлений» наличествует прежде всего альтернативная история. Сказываются национальные «комплексы». Есть также вещи чисто эстетские, и это тоже можно рассматривать как направление. Наконец как направление можно рассматривать «философическую беллетристику». Все прочее пока выглядит общефантастической массой.

А. СТОЛЯРОВ: — Интересно было бы описать ландшафт российской фантастики. Посмотреть, чем различные авторы отличаются друг от друга. К сожалению, у нас нет критиков, способных на этот подвиг. Лично мне представляется, что ландшафт этот выглядит так (я подчеркиваю, что речь идет о ландшафте, а не об оценочной вертикали).

Турбореализм — существующее направление со своей эстетикой и со своим массивом произведений. Здесь присутствует дух эксперимента: не обочина авангардизма, а «проламывание» вперед — поиски центральной дороги фантастики.

Писатели-«классицисты» —

это Эдуард Геворкян, Евгений Лукин, Сергей Иванов, Сергей Лукьяненко и другие. Они развивают традиции классической мировой фантастики — и НФ и фэнтези, но только на современном материале. Вероятно, отсюда выделятся в ближайшее время новые направления.

И наконец — вне любых школ и направлений — просто «плодовитый фантаст»: это целая группа авторов, пишущих профессионально, но по литературному почерку мало отличающихся друг от друга. Я всегда подозревал, что это какой-то единый автор, чрезвычайно работоспособный и не озабоченный литературными претензиями: покупают, печатают? — ну и ладно. В одном случае он пишет под псевдонимом Петров, в другом случае — Сидоров, в третьем — Здоровых, но логичней здесь было бы ставить одну и ту же фамилию — и читателям проще, и книготорговцам сподручней. Это вечное среднее направление литературы.

«Камбий» (или растущая зона) — это те, кто начал писать недавно и сейчас расположен в затененной части ландшафта. Здесь, по-видимому, следует ожидать самых интересных открытий.

А. ЩЕРБАК-ЖУКОВ: —Я вот уже пару лет присматриваюсь к новому поколе нию писателей-фантастов, тех, кто еще полностью не сформировался, а еще только начинает обретать навык. Я имею в виду свое поколение: Сергей Лукьяненко, Алексей Иванов, Владимир Васильев, Всеволод Мартыненко, ваш покорный слуга и те, кто еще помладше. Если абстрагироваться от качества и уровня мастерства, то можно заметить одно коренное отличие. То, что они (мы) пишут (пишем), уже никак нельзя назвать «реализмом» — ни «магическим», ни «фантастическим», ни «турбо». Ближе всего это к романтизму конца XVIII и начала XIX веков, а также романтическим течениям начала XX. Видимо, в литературе, как и во всем, есть свои циклы, и каждый раз на стыке веков вновь появляется новое романтическое течение. Возможно, виновато время. Наша юность пришлась на пору крушения социальной системы, поначалу казавшейся несокрушимой; и социум вообще, которому отводили центральную роль реалисты, а также фантастические реалисты, для нас такого значения не имеет, мы на первое место ставим личность и конфликт, в первую очередь, личностный, а не социальный. Эту теорию мы изрядно развили вместе с Всеволодом Мартыненко, даже придумали название новому направлению, то есть тому, что мы пишем, — «инфоромантизм», романтизм эпохи информации.

— Как, на ваш взгляд, появляются новые направления в фантастике? Какие факторы на это влияют?

Е. ЛУКИН: — Скандалу хоцца. Да и цену набить. Объявил себя, скажем, эгофутуристом — и ты уже вроде как бы немножко Северянин.

Н. РОМАНЕЦКИЙ — Количество тем, рассматриваемых литературой, в достаточной степени ограниченно. Само собой разумеется, что за период своего существования литература не раз уже коснулась каждой из этих тем, и, строго говоря, каждое следующее литературное поколение лишь повторяет путь предыдущих. Но нельзя же раз за разом писать «Преступление и наказание» и «Войну и мир» или «Пикник на обочине» и «Человек в Высоком Замке»! И начинаются поиски, каким образом можно сказать все о том же, но по-своему. Во-вторых, с развитием общества (хоть и не так быстро, как меняются литературные поколения) возникают новые конфликты В результате может сложиться ситуация, когда изображение новых конфликтов старыми литературными методами будет выглядеть попросту убогим. И наконец — тоже медленно — меняется менталитет общества, а значит, и менталитет авторов одного поколения по отношению к предыдущим.

А. ТЮРИН: — Новые направления, то есть предложение, возникают под воздействием читательского спроса. Читатель же нуждается в литературных наркотиках, в мифах и руководствах к действию, исполненных в литературном виде.

А СТОЛЯРОВ: — Направление образует обычно группа авторов, чувствующих свою литературную близость, — это повод общаться между собой (все писатели страдают от дефицита общения) и возможность обсуждать литературу в сходных координатах: с критиками писатели редко находят общий язык и еще трудней найти общий профессиональный язык даже с заинтересованными читателями Есть в литературе вещи, чувствуемые, но необъяснимые, ощущаемые интуитивно, но не поддающиеся логическим определениям. Что такое художественность? Что такое литературная новизна? Что важнее — тираж или продвижение по вертикали? Исключают ли эти стремления друг друга? Что такое писатель и, в частности, что такое фантаст? Это все вопросы, которые будут решаться вечно. Для писателей они имеют весьма существенное значение. Ну а кроме того, направление — это способ профессионального выделения. Ведь формальная эстетика направления чрезвычайно полезна, потому что она позволяет без особых усилий маркировать произведение: если авангардизм — одна группа авторов, если фантастический реализм — совершенно другая. И издателям тоже проще рекламировать свои книги на рынке. Направление — это игра, причем достаточно увлекательная. Надо только, чтобы она не заслоняла главное — книги. А к тому же каждый крупный писатель сам по себе представляет целое направление — тупиковое, как мне кажется, в случае с Андреем Платоновым (здесь индивидуальность письма доведена до предела, развивать ее дальше некуда, разве что а элитарные тексты) или направление перспективное, разрабатываемое, скажем, латиноамериканскими романистами Маркесом, Льосой, Амаду. Тут, по-видимому, находится ключ к современной фэнтези: фантастическое, рождающееся из реальности. Вероятно, именно это направление окажет мощное влияние на фантастику и, скорее всего, на российскую, к которой оно очень близко.