Журнал «Если», 1995 № 11-12

Толкин Джон Рональд Руэл

— Нам, конечно, не хватит наших нынешних запасов продовольственного зерна. И зерна вообще. Ученые давно предупреждали, что грядет засуха, с каждым разом она будет учащаться и обостряться: и в силу глобального изменения климата на планете, и в силу того, что мы не в ладах с экологией.

А крестьяне, кстати, если и будут продавать правительству свой хлеб, то весьма неохотно, потому что оно вовремя не расплачивается с ними. Доверие пахаря к правительству утрачено (у Горького есть фраза: «Совесть издохла»). Между тем государство обязательно должно иметь свой хлебный фонд. Можно по-разному относиться к Ленину, но он был глубоко прав, когда сказал: государство, продовольственным фондом не обладающее, — это ничто.

— Хлеб, как известно, на приусадебном участке не культивируют, не те площади. Он — прерогатива крупного хозяйства. А курс на кооперацию

взяли пока лишь немногие. Зато очень многие нынче ходят в банкротах.

— Да, сегодня свыше 70 процентов бывших совхозов-колхозов — убыточные единицы. В прошлом году, если быть точным, таковых насчитывалось 13.400. А в 1990 году — 0,7 тысячи, а 1991-м — 1,3 тысячи… Но давайте рассмотрим для объективности два возможных варианта развития событий. В худшем случае банкротами станут практически все. Это если на селе не добьются самоуправления, не возродится кооперация, будут продолжать душить деревню диспаритет цен, монополизм переработчиков и торговли, дикая инфляция. Село станет производить ровно столько продуктов питания, сколько потребно ему самому для прокорма, ну и городским родственникам.

Совсем иная картина возникнет, если будет пересмотрена аграрная политика государства. Тогда к 2000 году мы многое из утраченного сможем вернуть, восстановить, быстро наладить объем производства, особенно в растениеводстве, несмотря на то, что почва сильно оскудела.

Кое-где колхозы сохранятся в прежнем виде, это те самые крепкие хозяйства, которые всегда были в лидерах, имеют большой потенциал, в том числе кадровый. Например, колхоз «Борец» в Подмосковье или колхоз имени Фрунзе на Белгородчине. А в массе своей они реформируются, превратятся в производственные кооперативы, выйдут на рынок, оттеснив с него мафию. В сущности, реорганизация совхозов-колхозов была в общем и целом закончена к концу прошлого года. Появились акционерные общества открытого и закрытого типов, ассоциации, малые предприятия, кооперативы. Правда, не всегда с изменением названия, перерегистрацией устава, возникновением частной, коллективно-долевой и коллективно-совместной собственности на землю и средства производства они быстро встают на ноги и успешно работают. В жизни все куда сложнее. Есть те, кто встал. Другие лишь вывеску сменили. Третьи попросту развалились.

Переживаемая нами смута мало способствует нормальному ходу реформы. И безжалостная ценовая, налоговая, кредитная политика государства— тоже. Парламентская, митинговая риторика в счет не идет.

— А как живется фермеру: возможно, реформа проводится именно в его интересах?

— Фермера «подставили». А ведь были в той среде энтузиасты. А когда к трудолюбию со временем добавились знания, квалифицированность, жить, казалось бы, стало можно. Но либерализация цен в индустрии, трудности со сбытом продукции, непомерные налоги лишили энтузиазма даже самых хватких, закаленных бойцов. Фермеров сегодня почти 280 тысяч. Но рост фермерского движения прекратился. Перед нами типичный пример того, как хорошее дело за какой-то год-другой превратили в полный абсурд. Объявив тотальную «фермеризацию» страны, придав этому движению нереальные темпы, дискредитировали умную идею. Движение, естественно, забуксовало. Наш очередной паровоз вперед не полетел. Конечно, можно было бы самортизировать удары, если бы опять же в фермерской среде была кооперация. Ведь нигде в мире фермер вне кооперации не живет. На Западе, который мы сами себе в пример ставим, зимой кооперация фермеров обучает, летом, в страду, она им централизованно горючее завозит, забирает и гарантированно продает урожай… А у нас отправили в большое плавание лодку без весел и стали ожидать результата. Наши фермеры ни сегодня, ни в обозримом будущем страну не прокормят. Не в состоянии.

— Неужели аграрная наука не способна помочь крестьянству? Неужели к предупреждениям специалистов никто не прислушивается?

— Именно в агронауку у нас наловчились бросать камни, обвиняя ее во всех бедах перестройки и неудачах реформы. Ни один научный коллектив не предлагал разрушать инфраструктуру бывших совхозов-колхозов, проводить сплошную «фермеризацию» страны, форсировать реорганизацию государственных и коллективных предприятий. В Аграрном институте разработали методику исследования по реформированию хозяйств в Нижегородской области. Кстати сказать, по просьбе Егориса Немцова. Мы никому ничего не навязывали. Но нашлись силы в Совете Федерации и Бюро Отделения экономики и земельных отношений Россельхозакадемии, записавшие нас во «враги народа». Дескать,

по нашей вине растаскивают под Нижним крупные сельхозпредприятия. Ату Аграрный институт! Такого повышенного специфического внимания к коллективу ученых я еще не видел.

Наука всегда предупреждала о недопустимости диспаритета цен, рекомендовала рассматривать любую реформу как сложнейший эволюционный процесс. Ну и что, разве к нам прислушались? Конечно, нет. Отсюда скачкообразные перекройки, полумеры, ценовой беспредел, человеческие страдания. В своей новой книге я недаром вспомнил Николая Бердяева, которому принадлежат такие слова: — «Экономика для человека, а не человек — для экономики». Наше село из века в век каким только реформам не подвергали: то нэп, то коллективизация, то укрупнение, то разукрупнение, то тотальная приватизация… Одно дело аптеку, магазин приватизировать, другое — тот же «Ростсельмаш». Или возьмем вопрос либерализации цен. Это, безусловно, нужно, но возможно лишь тогда, когда существует конкурентная среда и нет монополизма. А у нас монополизм во всех сферах жизни бурно процветает. Своих товаров не сыщешь днем с огнем, на прилавках— сплошь заморские. Очередная революция в экономике обернулась надругательством над экономикой. В России ее, бедную, всегда насиловали, руководствуясь лучшими побуждениями.

Что с нами, спросите, будет? Не погибнет Россия — слишком велика, чтобы погибнуть. И потом, Россия не скопище мафиози и безрассудного чиновничества — это прежде всего провинция, которая, к счастью, ко всякой болезни имеет иммунитет.

Беседу вела Елена БЕРЕЗНЕВА

Есть горькая супесь,

глухой чернозем,

Смиренная глина и щебень

с песком,

Окунья земля, травяная медынь

И пегая охра, жилица пустынь.

Меж тучных, глухих и скудельных

земель

Есть Матерь-земля,

бытия колыбель,

Есть пестун Судьба,

вертоградарь же Бог,

И в сумерках жизни

к ней нету дорог.

Николай Клюев

Иэн Уотсон

МИР ВО ВСЮ ШИРЬ

В кабинете Дейва Бартрэма нас собралось в тот день четверо: сам Дейв, попыхивающий трубкой, Салли-Энн из чертежного бюро, Мэгги из отдела сбыта и я из компьютерной графики.

После многочасового унылого мелкого дождя над Лончестером наконец-то проглянуло солнце. За окном крутые шиферные крыши домов отсвечивали синевой и зеленью, будто облитые нефтью, а каменные стены кафедрального собора отливали чуть ли не золотом.

И мы с Мэгги поцапались, как всегда. На сей раз спор разгорелся вокруг высказанной мною идеи, что серию «Время в картах» нашей компании «ДжиоГрэфикс» можно бы расширить за счет дополнительных программ, предлагающих карты воображаемых миров — Средиземье Джона Толкнна, Страну Стивена Доналдсона, и так далее, и тому подобное. Переспорить Мэгги мне не удалось, но разозлил я ее не на шутку.

— Ради всего святого! Мы вот-вот выпускаем серию, и она, такая, как есть, пойдет нарасхват! Подумай сам, какой рынок: колледжи, университеты, да просто родители! И знаешь, на что они «купятся»? Именно на то, что «Время в картах» представляет мир в точности таким, каков он был в прошлом. А твоя идея превратит серию, — она запнулась в поисках подходящего ругательства, — в паршивую видеоигру!..

— Держу пари, что дополнительные карты привлекут к серии еще большее внимание.

— Ты хочешь все опошлить!

Антракт — зажужжал зуммер, и Дейв щелкнул коммуникатором. Послышался щебет нашей секретарши Дороти:

— Сэр, звонил мистер Макнамара из Хитроу. Он просил не тревожить вас во время совещания, но самолет из Нью-Йорка прибыл с опозданием. Так что он никак не сможет быть у вас дома раньше семи.

Дэн Макнамара — наш агент в Америке, и его визит имел для нас серьезное значение.