Журнал «Если», 1997 № 08

Фостер Алан Дин

— Какой же это бой?

— Цивилизованный, практичный и экономичный. Не то, что первобытные войны: одна неразбериха, напрасные потери и расходы. — Он сделал глоток. — Сами видите, почему ни у кого не начинается усиленное сердцебиение. Никакой стрельбы не предвидится. Конечно, время от времени, случается, и постреливают: это происходит тогда, когда параметры сторон оказываются слишком близкими и разумное решение конфликта не представляется возможным. Но так бывает редко.

— Что если ваши преследователи, получив более высокий балл, примут решение стереть

вас в порошок?

— Мы не в силах это предотвратить. Только так не принято. Если станет известно о таком исходе, в следующий раз наша сторона тоже может взорвать их. Никто, даже оомемианы, не взрывают сдавшиеся корабли. Межзвездный транспорт слишком дорог.

— А как насчет удовлетворения от зрелища врага, разлетающегося на куски?

Ганун улыбнулся и погрозил Кервину пальцем.

— То, о чем вы толкуете, — это первобытное удовольствие. Конфликтовать мы еще не перестали, но хотя бы научились контролировать выделение адреналина.

— Итак, если наши преследователи выиграют бой, то есть получат более высокий компьютерный балл, то мы…

— …сбросим скорость и выдадим им вас, ваших друзей и этого Измира. — Капитан, нахмурясь, оглядел каюту. — Кстати, куда подевалось это чудо природы?

Синий глаз Измира горел среди разноцветных пузырей под потолком.

— Вижу. Словом, вот как все решается. Будем надеяться, что наш компьютер одолеет их. Среди наших преимуществ — опережение во времени и скоростные данные.

— Я нисколько не удивлен, — сообщил Рейл. — Это наверняка оомемианы. Куда бы я ни забрался, они повсюду следуют за мной.

Младший офицер подал капитану распечатку. Ганун пробежал глазами текст и повесил голову.

— Боюсь, на сей раз вы ошиблись, дружище. Нас преследуют не оомемианы, а пруфиллианцы.

Все три глаза Рейла расширились до такой степени, что закрыли почти всю физиономию.

— Тогда чего ради мы улепетываем? Это же мой народ!

— Не забывайте про наш договор, — спокойно парировал Ганун. — Измир должен быть изучен людьми в непосредственной близости от Дома. Таковы условия. Мы должны были уберечь вас от оомемианов, что мы и сделали.

— Это-то я знаю, но… — Кервину было хорошо понятно замешательство Рейла. — Но, договариваясь с вами таким образом, я исходил из того, что у меня нет иного способа спастись от оомемианов. Из этого еще не следует, что мы должны противостоять моим соплеменникам.

— Мы уже им противостоим, как явствует из объяснений, данных только что мною моему юному другу. Боевые системы обеих сторон приведены в действие уже несколько часов тому назад. — Он еще раз глянул на распечатку. — Не забывайте, что мне ничего не стоило утаить от вас эту информацию и сказать, что нас выследили оомемианы. Тем не менее я решил довести до вашего сведения истину, так как вы имеете на это моральное право.

— Я очень признателен вам за ваше благородство, но…

Растерянного пруфиллианца перебил Кервин.

— А как быть с нашими моральными правами? Нам совершенно все равно, кто наведет на Измира увеличительное стекло: вы, оомемианы

или народ Артвита. Мы хотим всего лишь оказаться дома и не лезть в чужие дела. Не хватало только угодить в пекло межзвездного конфликта, тем более оказаться у истоков нового!

— Мои симпатии целиком на вашей стороне, — виновато проговорил Ганун. — Вы оказались в нелегком положении. К сожалению, в данный момент я ничем не могу вам помочь. Мое вмешательство в работу боевых компьютеров, скорее всего, приведет к нашему быстрому поражению. В этом случае все вы окажетесь на Пруфиллии. Мне этого совершенно не хочется.

— А я? — вскричал несчастный Рейл. — Если вы проиграете, они обнаружат меня на вашем корабле и сожгут за предательство. Не делайте этого, Ганун! Я почти год рисковал жизнью ради блага своего народа, но он не поверит мне, если захватит меня на борту человеческого корабля, с которым ему пришлось сражаться.

— Чепуха! Зачем столько эмоций? Можно подумать, что вы кроманьонец. Даю вам слово: если мы проиграем, я доложу пруфиллианским офицерам, что удерживал вас здесь против вашей воли. — Он глянул на Кервина. — Всех четверых. Так что вы в любом случае ничего не потеряете. Проиграем мы сражение или выиграем, победившая сторона восславит вас как героев.

— Звучит разумно. Мне уже лучше. Спасибо.

— Не стоит благодарности. Между прочим, нас преследуют сразу несколько кораблей. Пока трудно сказать, сколько именно. Подкрепление прибывает непрерывно. — Капитан удрученно покачал головой. — Что до вас, молодой человек, то ваше желание того и гляди исполнится: вот-вот вспыхнет настоящий бой. Наконец-то вы полюбуетесь взрывами, вспышками и кровью, столь любезными вашей расе.

— Вы меня совершенно не поняли. Мы терпеть не можем воевать. Мы ненавидим войны. Просто иногда мы не умеем решать свои проблемы иными способами.

— Пустые разговоры! Истина есть истина, факт есть факт. От своей природы не убежишь. Зачем отрицать очевидное? Другое дело, что до худшего, возможно, не дойдет.

Младший офицер вернулся к капитану и передал ему нечто вроде пластинки жевательной резинки. Вместо того, чтобы сунуть ее в рот, Ганун скатал ее в трубочку и просунул в отверстие в стенке своего кресла. Перед ним немедленно возникла голографическая сфера. Внутри ее перемещались точки, линии, горели цифровые символы. Кервин разинул бы от удивления рот, если бы за последние дни не насмотрелся на аналогичные чудеса.

Ганун изучал сферу, медленно вращая ее.

— Ситуация усугубляется. — Его тон был не слишком расстроенным.

Проекция превосходила совершенством все, что наблюдали до того

Кервин и его друзья. Капитан просунул толстый палец в текучее звездное скопление и, видимо, дотронулся до чего-то внутри, потому что передаваемая картина уменьшилась до конкретного сферического сектора, хотя сама голограмма осталась той же. На ней сверкало теперь всего несколько звезд, среди которых перемещались световые точки. В ответ на прикосновение пальца Гануна одна из них ярко вспыхнула.